В этот момент в Роттердам из Алкмаара привезли Петера Фореста. Он специализировался на вопросах питания и считался своего рода экспериментатором, но, что более важно, имел талант лечить таких сложных пациентов, как Вильгельм. Форест начал с того, что запретил вино, и в дальнейшем Вильгельм не пил ничего, кроме чистой воды и фруктовой кашицы. В то же время ему полагалось через небольшие интервалы съедать несколько ложек желе из красной смородины и черничного джема или творог с яичным белком. На этой щадящей диете Вильгельм сразу начал поправляться. Лихорадка ослабела, он стал лучше спать, а когда его состояние улучшилось, Форест начал восстанавливать его силы с помощью тоника собственного изобретения, состоявшего из пива, вина и сахара. Через две недели Вильгельм снова встал на ноги.
И очень вовремя. Хотя во время его болезни Поль Буйе успешно исполнял обязанности председателя Штатов, а Луи Бюссо, адмирал морских гёзов, собрал флотилию для помощи Лейдену, требовалось личное присутствие Вильгельма, поскольку тогда, в сентябре 1574 года, казалось, что, несмотря на все жертвы, спасти Лейден не удастся. В течение всего знойного лета и ветер, и прилив играли против голландцев. Вода с раздражающей медлительностью заливала обреченные пастбища Схиландии и Делфтландии, превратив Делфт в остров, переполненный бездомными беженцами. Потом она подошла к границам Райнландии, медленно, медленно подобралась к первому барьеру, построенному для предотвращения наводнений, и уперлась в его крепко сработанный фланг. Landscheiding – как называлось это сооружение – проходил через всю область и защищал Лейден от высоких приливов и возможного прорыва дамбы.
Тем временем жители Лейдена страшно голодали. Они падали замертво на улицах или, добравшись вечером до постели, больше никогда не поднимались с нее. Ситуация дошла до предела человеческих возможностей, и бургомистру поневоле пришлось удвоить скудный дневной рацион, а значит, вдвое уменьшить время, которое город мог продержаться.
11 сентября 1574 года горожане услышали отдаленные звуки выстрелов, и их сердца наполнились надеждой. Потом пять дней тишины, потом снова выстрелы, теперь громче и ближе. Потом снова тишина, потом стрельба, но с другой стороны и вспышки в ночи. В воздухе появился запах пороха, а ветер приносил частички обугленной соломы. Горожане ждали. Тем временем спасители отчаянно пытались пробиться к ним, преодолевая сопротивление испанцев и всех сил природы, которые, казалось, действовали с ними заодно. Огромная флотилия барж под командованием Бюссо вышла из Роттердама 10 сентября и чудовищной неуклюжей громадой двигалась по мелководью. Дойдя до Ландшайда, они обнаружили, что он почти не защищен. В ночь на 11 сентября опытные разведчики, посланные вперед, быстро пробили в нем брешь, обменявшись всего несколькими выстрелами с испанцами. Вода хлынула в проем, но баржи не последовали за ней, поскольку, как хорошо знали голландцы, на небольшом расстоянии от Ландшайда на возвышении проходила большая дорога Ворваг, достаточно серьезная преграда. Там Вальдес сконцентрировал свои войска, и его батареи уже дали прицельные залпы по пролому, через который должны были пройти голландцы. Бюссо понял, что не сможет одолеть врага без помощи пушек. Но разве он мог использовать тяжелую артиллерию на неустойчивых баржах? И все же нужно было попытаться. Через пять дней он был готов. Спешно доставленные из Роттердама пушки установили на самых больших баржах. От перегрузки баржи зарылись в грязь. Команды вытащили их, в чем им помогал сам Бюссо. Стоявшие на возвышении испанцы ударили по ним. Пушки Бюссо дали судорожный ответный залп, но от отдачи доски дрогнули и раскололись. Огневая позиция сбилась, и снаряды пролетели мимо. В ночь на 16 сентября мокрые от воды и пота голландцы еще копошились на своей тонущей флотилии, а испанцы по-прежнему стояли на Ворваг.
Бюссо, склонившись над картами, говорил с инженерами и теми, кто хорошо знал местность. Он больше не пытался одолеть неприступного врага с помощью лобовой атаки. Шесть дней спустя под покровом темноты и сильного дождя он пробил Ворваг на незащищенном участке намного ниже испанских позиций. Вода хлынула дальше, заливая местность по обе стороны от Ворваг и отрезая испанские аванпосты. Но Вальдес был командиром, достойным Бюссо, кроме того, он не боялся воды. Его люди могли драться по колено в воде не хуже голландцев. Он отвел аванпосты и стал ждать. Голландская флотилия тоже ждала. Сначала вода быстро ринулась вперед, заливая Райнланд на глубину в три фута, но потом, когда казалось, что все идет хорошо, ветер поменялся, и вода потекла назад с расположенных выше полей Райнланда. Измерители глубины показали шесть дюймов, впрочем, в этом не было необходимости. Баржи сели на грунт. По меньшей мере те, которым требовалось восемнадцать дюймов, чтобы держаться на плаву.
В этой тревожной ситуации 28 сентября на место прибыл Вильгельм. Он ничего не мог сделать, разве что внести в общую атмосферу некоторое спокойствие и уверенность, сам не ощущая ни того ни другого, и послать жителям Лейдена ободряющее письмо с голубиной почтой. Нарастал страх, что осажденные, не зная, как близка помощь, могли сдаться, не дождавшись ее.
Их судьба была в руках Божьих. На следующий день Вильгельм уехал в Делфт, где в окружении толп беженцев ждал новостей и молился. Церкви не пустовали ни минуты.
Наконец, 1 октября подул сильный северо-западный ветер, совпавший с высоким приливом. Это было чудо. Вода уверенно поднималась: двадцать дюймов, два фута, три фута. Баржи зашевелились, поднялись и поплыли.
Но даже тогда Бюссе думал, что придется драться. Вода поднялась, но не настолько, чтобы человек не мог идти вброд и сражаться. Однако голландцы знали всю силу стихии, которую призвали себе в помощь, и все ограничения, которые она накладывала, а испанцы нет. Все происходящее казалось им каким-то безумием. Сначала было смешно, когда вода не доходила до барьера и огромные гротескные баржи оседали на мелководье. Но потом случилось нечто ужасное и необъяснимое. Барьер рухнул, вода начала медленно подниматься, и эта фантастическая флотилия угрожающе пошла вперед, влекомая по мелководью плывущими и идущими вброд людьми-дьяволами, похожими на каких-то неизвестных амфибий, а над ними свистел холодный дождливый ветер, поднимавший на воде шквал жадных волн. Вальдес здраво рассудил, что баржам едва ли удастся доплыть до самых ворот Лейдена и его люди смогут драться по колено в воде не хуже голландцев. Но его люди думали иначе. Войска охватила паника. 3 октября на рассвете голландцы обнаружили, что испанцы ушли. Спасаясь от наступавшей стихии, они шли по колено, по пояс в воде, неся на плечах свои пожитки. Их пушки так и остались стоять в водоворотах, повозки смыло.
Отчаянная авантюра закончилась победой. Когда вода подошла к воротам Лейдена, они распахнулись, и люди выбежали из своих домов. Мужчины, женщины и дети, бледные, как призраки, с впалыми щеками, бескровными губами и горящими от голода глазами, поддерживали друг друга, чтобы не упасть. Они смеялись и плакали от счастья, глядя, как к воротам подходят тяжелые баржи с зерном и мясом, маслом и хлебом, яйцами, сосисками и сыром. Лейден был спасен, а вместе с Лейденом и вся Голландия.
3 октября выпало на воскресенье. В Делфте в маленькой часовне покинутого монастыря, ставшего его домом, Вильгельм со своей прислугой и горожанами совершал молитву, когда в часовню внезапно проскользнул караульный, стоявший на воротах, и протянул ему депешу, только что доставленную из Лейдена. Он прочитал ее под испытующими взглядами прихожан, вдруг потерявших интерес к призывам к покаянию, и тут же передал большую ее часть на кафедру. На этом служба закончилась, и люди Делфта узнали, что Лейден спасен.
Это был тот самый сигнал, которого они ждали. В последний момент Бог сказал свое слово, и ветер поменялся.
В течение двадцати четырех часов Вильгельм был в освобожденном городе. Не прошло и пятнадцати месяцев после того, как те же самые люди, которые теперь принимали его со слезами и приветственными возгласами, кидали ему в окна камни после падения Харлема. Теперь и он, и они убедились, что страшная катастрофа миновала, и этот первый акт национальной самоотверженности стал предвестником будущего всего народа.
Это был момент для поздравлений, речей, звона колоколов и памятных медалей. Освобождение Лейдена стало тем, что должны были помнить века, но какой памятник нужно было поставить, чтобы достичь этого? В его выборе проявился конструктивный гений Вильгельма. Памятная колонна или отчеканенная медаль значили бы достаточно мало уже через десять лет. Вместо этого он задумал живой монумент, который бы рос вместе с возрожденной нацией, обновляя и обогащая ее национальную жизнь. В честь освобождения Лейдена он основал великий университет, предлагая, таким образом, в разгар войны, насилия и разрушения салютовать тому, что истинно и постоянно, – независимости ума и интеллектуальной свободе, за которые он сражался.
Глава 6Союзы и конфликты1574–1577
1
В освобождении Лейдена Вильгельм видел как огромные возможности голландского народа, так и его недостатки. На жертвы пошли все, от богатого бюргера до жены самого бедного разнорабочего, спасавшей единственную кастрюлю из своего маленького домика, затопленного водой. Рыбаки и портовые грузчики стали матросами спасательной флотилии. Грубые, неграмотные, пропахшие дегтем и одетые в лохмотья, как карикатуры Брейгеля, эти люди под началом решительного Бюссо осуществили удивительное освобождение Лейдена. Если Вильгельм опасался, что мужество людей могло дрогнуть, не выдержав обрушившегося на них огромного напряжения, то теперь он знал, что их мужество от этого только крепнет. Но им не хватало образования, дальновидности, политического опыта. Как здравомыслящий политик, он, естественно, не ждал этих качеств от всего населения. Но он хотел бы, чтобы ими обладало большее число представителей среднего и высшего классов, на чьей поддержке базировалась его власть. Да, Штаты были способны проявить героизм, но в то же время они могли неделями и месяцами торговаться и спорить, затягивая рассмотрение дел в своих городских советах и цепляясь к юридическим формулировкам. Они проголосовали за разрушение дамб ради спасения Лейдена, но предварительно обсуждали это в течение нескольких недель.