уппы убийц, предлагая им себя, и дважды они узнавали в нем человека, сразиться с которым у них не хватало ни мужества, ни совести. В третий раз он встретил незнакомцев, которые не знали, кого убивают, и они сделали свою работу. Так в восемнадцать лет Луиза надела траур. Теперь ей предстояло снять его – ненадолго – ради принца Оранского.
По странной случайности именно Луизе предстояло стать родоначальницей династии – матерью единственного сына Вильгельма, у которого были наследники мужского пола. Оранская династия, как мы ее знаем, появилась в результате родственных браков между ее потомками и потомками Шарлотты. По этой причине политически и исторически Луиза де Колиньи сыграла важную роль, и вполне естественно, что она лежит в Делфте в одной усыпальнице со своим супругом. Но едва ли она играла какую-то важную роль в личной жизни Вильгельма. Между ними определенно возникло взаимное уважение, а общность вкусов и интересов давала ощущение спокойного удовлетворения. Причину женитьбы, произошедшей так скоро после смерти горячо любимой Шарлотты, достаточно легко себе представить, но трудно установить документально. Семья, в которой было много совсем маленьких детей – тем более девочек, – представляла большую проблему для вдовца. Возможно, возникли трения между Екатериной Шварцбург – женщиной с сильным характером – и нежной Мари. Как старшая дочь, Мари имела полное право вести хозяйство отца, но весьма вероятно, что Екатерина могла выдвинуть свои требования. Прямо перед смертью Шарлотты Вильгельм в очередной раз пытался снизить свои расходы, сведя их до уровня расходов частного лица. Очевидно, что присутствие в доме двух хозяек делало эту задачу трудновыполнимой. Разумная жена могла решить проблему. И наконец, в свои пятьдесят лет, несмотря на морщины на лице, Вильгельм был еще молодым человеком даже по современным стандартам, а по стандартам шестнадцатого века – очень молодым. Поскольку его не привлекала перспектива долгой жизни в одиночестве, вполне резонно было как можно скорее взять себе новую жену и создать для младших детей полную семью, пока они не ощутили ее утрату.
Во всех личных аспектах брак оказался успешным. Луиза – прямая, добросовестная, толковая и любящая женщина – быстро взяла хозяйство в твердые и даже несколько суровые руки, а пять маленьких девочек – «мой маленький народец», как она их называла, – сразу же завоевали ее сердце. Однако политически это была ошибка. Вильгельм встретил свою невесту во Флашинге и сопроводил ее в Антверпен, где 12 апреля 1583 года они очень тихо поженились в замковой часовне. Толпа, не видевшая разницы между развращенным Анжу и добродетельной мадам де Телиньи, разразилась враждебными криками. Гугеноты или католики, Валуа или Колиньи – все они были французами.
Ни радостные приветствия, ни демонстрация доброй воли не скрашивали первые месяцы их брака. Все старания Вильгельма снова завоевать доверие народа разбивались о его упорное оправдание альянса с Анжу. Банды горожан угрожающе толпились возле замка, так что его женщинам приходилось сидеть дома, как пленницам, и даже сам Вильгельм не всегда решался выйти на улицу. Наконец однажды, когда он после полудня был в городской ратуше, убеждая членов городского совета Антверпена обеспечить поставки продовольствия для армии, снаружи собралась такая большая и агрессивная толпа, что ему пришлось провести ночь в ратуше, и в замок он вернулся только утром в сопровождении стражи.
Тем временем Анжу, отосланный от греха в Дюнкерк, изнывал там от скуки до июля, а потом сел на корабль, идущий во Францию, шутливо пригрозив офицеру, которого оставил вместо себя, что если он сдастся, то «его шея узнает вес его зада». Смущенный этой угрозой офицер просто сдал Дюнкерк 16 июля 1583 года. Теперь у Пармы появился выход к морю, и он был готов отрезать Антверпен.
Ситуация выглядела пугающе, тем более что сам Вильгельм уже утратил контроль над Югом. Падение Дюнкерка пошатнуло тот жалкий остаток уважения к Анжу, который ему удалось воссоздать. А с ним было исчерпано и доверие к нему самому. Он видел только один путь преодолеть катастрофу: если Сент-Альдегонд, известный своим неприятием герцога, вернется в Антверпен и возьмет его оборону на себя. В таком случае Вильгельм со своим семейством мог удалиться на Север, чтобы снова консолидировать там свои силы и быть готовым вернуться на Юг, когда доверие к нему будет хоть немного восстановлено.
Сент-Альдегонда не потребовалось просить дважды. Как бы мало он ни одобрял политику Вильгельма, сведение счетов было не в его характере. Он приехал, как только смог. Тем временем Вильгельм, за всеми передвижениями которого с недоверием следила толпа, тайком подготовился к отъезду, и 22 июля под покровом темноты он вместе с женой и детьми отбыл в Миддельбург. Когда об этом стало известно, разъяренные люди ворвались в замок и не успокаивались до тех пор, пока своими глазами не осмотрели опустевшие комнаты. После этого они стали кричать, что он дезертировал, бросив их на произвол судьбы.
6
Было ли это дезертирством? Означало ли это отказ от своей политики? Можно ли считать этот тайный и поспешный отъезд из Антверпена признанием поражения, бегством с Юга в свой надежный плацдарм на Севере? Вильгельму оставалось жить всего одиннадцать месяцев, и с его смертью Нидерланды лишились единственного человека, достаточно сильного и уверенного, чтобы воссоединить Север и Юг. Если бы он остался в живых, то не отказался бы от своей мечты о единых Нидерландах; ничто в последних месяцах его жизни не говорит об этом. Похоже, что он уехал, скорее, чтобы срочно обратиться к четырем северным провинциям, придать им сил и мужества, но, прежде всего, призвать их действовать совместно с Югом. Ему было важно удержать и Север, и Юг, и потому нужно было после двухлетнего отсутствия посетить преданный ему Север. Но во время этой поездки он погиб, и его отъезд из Антверпена оказался окончательным не потому, что он этого хотел, а просто из-за стечения обстоятельств.
Уход Анжу, если бы он не вызвал такую страшную потерю, как Дюнкерк, мог бы облегчить Вильгельму задачу убедить провинции возобновить договор. Отсутствие Анжу наносило делу гораздо меньше вреда, чем его присутствие, а оставшиеся французские войска, даже с учетом их вялости и нерешительности, были все же лучше, чем ничего, поскольку они представляли собой значительную часть армии, находящейся в распоряжении Штатов, и потому были крайне необходимы. Таким образом, главная задача Вильгельма на состоявшейся в Миддельбурге в августе 1583 года встрече с делегатами от Голландии, Зеландии, Фрисландии и Утрехта состояла в том, чтобы в очередной раз повторить все имевшиеся у него доводы в пользу альянса с французами и снова использовать свой авторитет в пользу Анжу. Они встретили его, как прежде, с уверениями, что он, и только он должен занять пост правителя Нидерландов. А он снова и по той же причине отказался.
Самым сильным аргументом Вильгельма всегда было отсутствие альтернативного Защитника, но теперь экстремисты Юга, как всегда возглавляемые Гентом, неожиданно нашли другого претендента. Даже опыт с Иоганном Казимиром ничему их не научил. Гебхард Траухзесс, невзрачный потомок немецкого католического рода и архиепископ Кёльна – епархии, удачно примыкавшей к Нидерландам, влюбился в одну даму, в постель которой можно было попасть только, пройдя известный церковный обряд. Следуя прецеденту, который к тому времени уже хорошо себя зарекомендовал, Траухзесс отказался от своей религии – но не от епископства, – женился на своей даме и объявил о секуляризации Кёльна. Император немедленно отправил против него войска, таким образом сразу же превратив его в протестантского крестоносца. Кальвинистам Юга достаточно было всего лишь позвать Траухзесса на место Анжу, как в Генте внезапно снова появился Имбизе с предложением объединить Кёльн с Нидерландами под единой протестантской властью.
Если брать личности, то Анжу и Траухзесс не сильно отличались друг от друга, оба были эгоистичными, безответственными интриганами. Но за спиной Анжу стояла Франция, и он не участвовал ни в какой другой войне, тогда как за Траухзессом не стоял никто, а против него ополчилась вся католическая Германия. Анжу принадлежал к династии Валуа, бывших правителей Нидерландов, а Траухзесс нет. С политической точки зрения он был совсем не тем претендентом, которого искал Вильгельм. Однако Гент, полностью погруженный в свои дела, остался глух к его доводам.
К счастью, обстоятельства не допустили вооруженного вторжения Траухзесса в Нидерланды. Он сильно зависел от помощи Иоганна Казимира, но в самый критический момент скончался старший брат Иоганна Казимира курфюрст-палатин, и ветреный крестоносец, вложив свой меч в ножны, умчался в Гейдельберг получать свою долю в виде регентства над малолетним наследником.
Всю ту зиму военная ситуация неуклонно ухудшалась. Антверпен был блокирован, Брюссель оказался под угрозой, интриги и предательство подрывали позиции Юга, а возвращение Вильгельма на Север и то, что очередную сессию Генеральных штатов он собрал там, было воспринято как подтверждение его пренебрежения общим благом, забота исключительно о благе Голландии и проявление личных амбиций. На Севере тоже не все шло гладко. На этот раз политические и личные проблемы сошлись вместе, поскольку стало известно, что муж его старшей сестры, граф ван ден Берг, который всегда был колеблющимся сторонником Вильгельма, зимой 1583/84 года состоял в переписке с Пармой касательно передачи ему всей провинции Гелдерланд. Его раскрыли и отправили в тюрьму, а его безутешная преданная жена настояла на том, чтобы присоединиться к мужу в заточении. Тем временем Парма предложил Анжу заключить сепаратный договор, и даже Штатам стало очевидно, что удержать этого Защитника Нидерландов от полной сдачи их в руки испанцев можно только, сделав ему более выгодное предложение. При таких неблагоприятных обстоятельствах в марте 1584 года в Термонде альянс был возобновлен. Вильгельм выиграл этот гейм ценой, которую ему уже не пришлось платить.