– Ну как? Я уже имена придумываю… Тебе какая буква больше нравится?
– Подожди, я только инструкцию читаю, – захныкала я, заметно нервничая и вникая во все детали.
– Мышка, расслабься, – рассмеялся Фей, поскребя дверь когтями. – Я просто с тебя умираю. Как маленькая девочка. Чуть что, сразу проверять! Мышка, я тебе полосочек сколько надо нарисую. У меня даже маркер красный есть.
– Да нет, все нормально… – со вздохом облегчения выдала я, понимая, что рано, конечно, очень рано, но кто виноват, что я такая мнительная.
– А так? – раздался гаденький голос, давясь от смеха. Я услышала щелчок пальцами. – Так тебе больше нравится? Две лучше, чем одна? Но три лучше, чем две… А как насчет четырех? Посмотри, там поместится пять?
Я вышла, обиженно глядя на Фея, сжимая полосатый, как кошачий хвост, индикатор семейного положения.
– Мышка, поверь мне, я первым узнаю. Ты даже еще догадываться не будешь, а я уже буду в курсе. Я прямо представляю мою округлившуюся Мышку в кружевном платье, с ленточкой на высокой талии… А, черт! – вздохнул Фей, отбирая у меня коробочку, бросая ее на пол и обнимая меня за талию. – Слишком реалистично представил.
Глава двадцать шестаяЭталонша красоты и свет мой, зеркальце, заткнись!
Белоснежка несколько раз перечитала письма с «глубочайшими извинениями». Гномы уверяли ее в «искренней дружбе», просили «простить их за необдуманные письма, написанные сгоряча», горячо клялись, что такое больше не повторится, и всячески посыпали голову пеплом.
– Странно, обычно они писали небрежно, а здесь все буквы такие ровные, красивые! – удивилась Белоснежка, сравнивая почерки. – Раньше они писали одно письмо на всех, а тут семь одинаковых…
– Каждый решил лично попросить прощения, – кротко заметил Фей. – В порыве единодушия.
Ага, единодушия! Когда мы пришли к гномам снова, на их лицах было такое уныние, что я на всякий случай их пересчитала. Шесть? Как шесть? Где седьмой?
– Не выдержал! – буркнул гном в синем, пряча глаза. Мне стало как-то не по себе.
– Приношу свои глубокие соболезнования, – вздохнула я, прикидывая, что не хватает самого маленького, фиолетового.
– Не стоит… Он сейчас в лучшем месте и в лучшем положении, чем мы все, – угрюмо заметил красный, с сожалением глядя на пустой стульчик.
Дверь открылась, и на пороге появился… фиолетовый:
– Там засорилось. Я палкой чистил! Еле пробил! – радостно воскликнул он, но радость его померкла, когда он увидел нас.
– Письмо для Белоснежки! – заявил зеленый, протягивая мне мятую бумажку, где было написано:
«Эй ты! Прасти нас, пажалуйста! Мы больше не будим! Гномы».
– Я вижу, что все тут шибко грамотные, – ядовито заметил котишка, глядя на мрачные лица гномов.
Котофей запрыгнул на стол и торжественно объявил, что в связи с поголовной безграмотностью среди гномьего населения он решил провести тотальный диктант, по результатам которого выживут лишь самые грамотные. В прямом смысле этого слова.
– Дорогие гномы! Вот и подошел к концу наш учебный план. Потому сейчас мы дружно сядем и напишем небольшой диктант. Доставайте листочки, перья, прячьте учебники, садитесь ровно. Диктант называется «Приносим свои глубочайшие извинения, уважаемая Белоснежка!». Пересдачи не будет! Поэтому пишем сразу красиво, аккуратно и грамотно! У соседей не списывать! За списывание я, как добрый учитель, сразу выкалываю глазик! Так что вспоминаем все правила и пишем молча. Если вам что-то непонятно, поднимайте руку вверх и ждете, когда я обращу на вас внимание. Обращаться ко мне исключительно на «вы» или Летифер Фердинандович.
Я потухала, чувствуя, что с таким именем-отчеством нужно работать только в детсадовской логопедической группе. «Фе-фе-фел Фе-фе-на-на-вись». Дети раньше научатся самостоятельно завязывать шнурки и убирать за собой, чем выговорят имя воспитателя.
– Мышка, не смотри на меня так, словно я раньше в гестапо работал. Я, между прочим, два года жил у одинокой школьной учительницы! – заметил котофей, царапая когтями столешницу.
На лицах сопящих от усердия гномов была написана простая истина: «Кто-то приносит радость, приходя в жизнь, а кто-то – сваливая из нее». Так вот, мы с Феем были больше по второй части. Насчет меня они еще сомневались, а вот насчет Летифера Фердинандовича были единодушны.
– Итак, Единый Гномий Экзамен, в простонародье ЕГЭ, окончен. Сдаем работы. Время вышло, – заявил котишка, пока я собирала листочки. – А теперь до свидания. Я не прощаю и не прощаюсь.
При воспоминаниях о ЕГЭ по моим губам поползла довольная улыбка. Белоснежка еще раз недоверчиво прочитала «извинения», а потом взглянула на портрет своего принца. Я его узнала, он висел в нижнем ряду Аллеи славы нашего замка. Жаль… Искренне жаль…
– Благодарю за то, что вы сделали для меня и для него, – произнесла красавица, подписав наши документы. – У меня есть для вас подарок. Когда-то это зеркало принадлежало моей мачехе, но я дарю его тебе, Принц. Таких зеркал немного, так что оно действительно очень редкое и ценное.
Слуги на бархатной подушечке принесли мне зеркало, смахивающее на круглую расческу-щетку, только вместо щетки была мутная зеркальная поверхность.
– Возьмите, – осторожно протянула его мне Белоснежка. – Только учтите, оно понимает лишь тогда, когда говоришь стихами. Спасибо за помощь. Мы с моим принцем действительно вам очень и очень благодарны.
Я еле дотерпела до дома, разглядывая подарок в дорогой и очень красивой оправе. Мало кто может похвастаться тем, что держит в руках легендарное говорящее зеркало! Я уселась на кровати и решила пообщаться с ним. Фей присел рядом.
– Свет мой, зеркальце, скажи! Да всю правду доложи! – нараспев начала я, поглядывая на зеркало, которое тут же засветилось, приводя меня в неописуемый восторг. – Я ль на свете всех милее, всех румяней и белее?
Жюри регионального конкурса красоты «Мисс Мухосранск», проходящего в местном Доме культуры имени Шопенгауэра, тоскливо переглянулось. Индивидуальный предприниматель, он же спонсор этого действа, председатель жюри и главный меценат по совместительству, с удовольствием посмотрел на свою косолапую дочурку, с грацией бегемотика дефилирующую в купальнике. Еще пара конкурсов – и корона первой красавицы Мухосранска будет принадлежать ей. Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы папа оплачивал!
Зеркальная гладь преобразовалась в луноликую посмертную маску – заставку телекомпании ВИD. Помнится, эта заставка по степени «ой, мамочки, я боюсь» обогнала Бабайку и других любителей киднеппинга за каких-то пять секунд экранного времени.
– Хорошо, я все скажу, я всю правду расскажу! На тебя я посмотрела… – ласково начало зеркало, а потом его интонации поменялись. – Но лица не разглядела! Поднеси его поближе, я его совсем не вижу! Посиди-ка без движенья, я считаю отраженье!
Я поднесла зеркало почти к самому носу и стала ждать результаты сканирования.
– Я взгляну еще раз… Опа! – икнуло зеркало. – Это точно чья-то попа!
Я офигела, но зеркало, видимо, сильно долго молчало, чтобы отделаться двусложной критикой моих внешних данных.
– Надевай скорей мешок, чтобы людей не ввергнуть в шок! – поучительно выдало зеркало. – На башке твоей мочалка, оторвать ее не жалко. Три прыща на подбородке. Как живешь такой уродкой? Я бы молча утопилась, если б вдруг такой родилась! Если жить с подобной миной, принц любой проскачет мимо! Мой совет – надень-ка маску, чтоб виднелись только глазки. И тогда, вполне возможно, принц не плюнет тебе в рожу!
Зеркало помолчало, а потом ласковым голосом добавило:
– Страхилатка, спасу нет. Вот такой тебе ответ! Без обмана и без фальши… Отодвинь меня подальше. У тебя ужасный вид, и сейчас меня стошнит!
Воцарилась тревожная тишина. Теперь я понимаю, почему мачеха Белоснежки была такой злой! Я не считаю себя первой красавицей, я понимаю, что в мире есть девушки намного красивей меня, но все не настолько плохо!
Могло бы оно как-то деликатней об этом сообщить! А не как повально безголосая комиссия очередного шоу «Мы умеем петь и хотим стать звездами!», услышав собственную песню в живом и куда более профессиональном исполнении «какого-то выскочки из народа», которого срочно нужно опустить!
– Мышка, оно просто не настроено! А ну! Дай-ка его сюда! Я мигом, – нежно и ласково заметил Фей, осторожно забирая зеркало у меня из рук.
Он встряхнул зеркало, пока я обтекала комплиментами. Не поэзия, а расстройство одно! Желудка. Я на всякий случай подошла к обычному зеркалу и критично осмотрела себя. Обычная. Симпатичная. Не первая красавица, но мешок на голову надевать рано!
Фей сжал ручку зеркала в когтистой руке, встряхнул его, как градусник, и выдал:
– Ты глаза свои разуй и нормально рапортуй. А не то я брошу в стенку, разломаю об коленку, стукну пару раз об стол, раскрошу тебя об пол. И всю эту красоту молча веником смету! Нужен мне один ответ. Красивее Мышки нет!
Зеркало сглотнуло, представляя в нужной очередности всю процедуру настройки.
– Я чуток не разглядела, – осторожно произнесло зеркало. – Мы исправим это дело! Верно, пыль в глаза попала! Я сквозь пыль не увидала! Пусть девица подойдет и меня опять возьмет!
Фей отдал мне зеркало и разлегся на кровати, свесив сапоги над полом и поигрывая хвостом. Зеркало прищурилось, посмотрело на меня и так, и эдак, а потом…
– Если глаз один закрыть, а второй водой промыть, ты за третий сорт сойдешь, если дальше отойдешь… Н-дя… Такую красоту лучше продавать в порту… Пьяным морякам с таверны ты понравишься, наверно… – выдало зеркало. – Если присмотреться, право… Ты красива, как ша…
– Шамая крашивая девушка на швете, – прошипел Фей, хвостом вырывая у меня зеркало и хватая его лицо когтистой рукой. – Извини, Мышка, надо его еще немного настроить… Слушай, грязное стекло, твое время истекло. Я далек от гуманизма и склоняюсь к вандализму. Ты закрой свою пилу или будешь на полу! А за «маску» и «мешок» я стираю в порошок. За последний «комплимент» разобью в любой момент! Я тебе сказал ответ! Красивее Мышки нет!