2.
Однако отсутствовала не только голова. Даже написанное бесстрастным медицинским языком заключение о вскрытии останков Белль Ганнесс было абсолютно шокирующим: «Левая рука обгорела до верхней трети предплечья. Правая рука обгорела до плеча. Правая нога обгорела до колена. Левая нога обгорела до щиколотки. Все мышцы полностью сгорели и обуглены». Правая часть туловища – от груди до живота – сгорела, обнажив внутренние органы. Легкие, кишечник, печень и поджелудочная железа «выглядят обычно», указывалось в отчете, но было видно, что «они подверглись тепловому воздействию»3.
Как сообщалось, 1 мая, в пятницу, предполагаемый преступник, «в поисках утешения, обратился к религии». Он захотел встретиться со священником и попросил принести ему Библию. В камеру к Рэю пригласили пастора местной методистской церкви Эдвина А. Шелла. На следующий день газета Дарлинга – «Аргус-бюллетень» – на первой полосе сообщила своим читателям, что неожиданный интерес заключенного к религии – знак близкого раскаянья. Гарри Дарлинг в обычных напыщенных выражениях писал, что Лэмфер «жаждет прочесть Священное Писание в надежде найти там слово Господа, которое поможет раскаявшемуся сердцу открыться»4.
Вместе с другими пассажирами чикагского поезда, прибывшего утром той пятницы в Ла-Порт, на перрон вышла седая пожилая женщина в старомодных металлических очках. Она выглядела лет на семьдесят, хотя на самом деле даме исполнилось только пятьдесят четыре. То была Нелли Ларсон. С того дня, как она видела свою младшую сестру в последний раз – тогда ее звали Белла Соренсон, – прошло восемь лет. В среду, просматривая газету, Нелли Ларсон обнаружила фотографию сестры, с которой давно не поддерживала отношений, и тогда только узнала о страшной участи, постигшей Беллу и троих ее детей.
Когда из следующей статьи стала известна последняя воля покойной, к переживаниям Нелли добавилось беспокойство из-за наследства: в соответствии с завещанием, составленным за день до пожара, все свое состояние, оцениваемое в 15 000 долларов, она оставила чикагскому детскому дому для норвежских сирот. Тут миссис Ларсон, в сопровождении сына, Джона Р. Ларсона, и дочери, миссис Эдвард Ховард, поспешила в Ла-Порт 5.
Сойдя с поезда, Ларсоны проследовали в морг Катлера. Сама Нелли не могла вынести ужасного вида останков и доверила опознание сыну. Потом все трое обсудили с гробовщиком транспортировку тел в Чикаго, где, в соответствии с последней волей миссис Ганнесс, они обретут вечный покой на кладбище Форест-Хоум.
Затем миссис Ларсон с сыном и дочерью нанесли визит Мэлвину Лелитеру – поверенному миссис Ганнесс. Там посетители заявили, что как ближайшие родственники намерены оспорить завещание Белль и заявить права на долю в недвижимости6.
В то же утро на поезде приехало еще одно заинтересованное лицо, узнавшее о трагедии из газет, – проживавшая в Чикаго на Саут-парк-авеню, 2818, миссис Джордж Оландер, старшая сестра Дженни Олсон. С тех пор как Дженни отдали на попечение Белль, сестры не виделись, но вели постоянную переписку. Однако миссис Оландер уже давно не получала от сестры никаких вестей. Два года назад в своем последнем письме Дженни сообщала, что ее отправляют в Калифорнию, в норвежский религиозный колледж. Миссис Оландер пыталась узнать точное название и местоположение школы, но безуспешно.
Как и Нелли Ларсон, миссис Оландер, узнав о трагедии в чикагских газетах, поспешила в Ла-Порт. Ходили слухи, что в Калифорнии Дженни вышла замуж и совершает свадебное путешествие. «Аргус-бюллетень» сообщал: «В ближайшее время она с мужем прибудет в Ла-Порт, возможно, ничего не подозревая о трагическом конце взрастившей ее женщины». Кроме того, миссис Оландер опасалась, что Дженни могла вернуться домой накануне пожара и ее постигла участь сестер, брата и приемной матери.
Но было еще одно обстоятельство, озадачившее миссис Оландер. Она тоже прочла статью о завещании Белль Ганнесс и не могла понять, почему наследниками объявлялись Миртл, Люси и Филипп, а в случае их смерти – детский дом в Чикаго, но ничего не доставалось Дженни7.
В поисках пропавшего брата Асле Хельгелейн связывался не только с Белль, но и с Клинтоном Кокрейном – шефом полиции Ла-Порта. Тот подтвердил, что человек, по описанию похожий на Эндрю, приезжал в город. Узнав, что Эндрю Хельгелейн перевел свои сбережения в отделение Первого национального банка в Ла-Порте, Асле, приложив фотографию брата, отправил запрос банковскому служащему Фрэнку Дж. Питнеру, проводившему операцию с деньгами Эндрю. «Без сомнения, за наличными по депозиту в банк вместе с миссис Ганнесс приходил Эндрю Хельгелейн», – немедленно ответил Питнер.
Первого мая, в день, когда миссис Оландер и миссис Ларсон с дочерью и сыном прибыли из Чикаго, Асле получил письмо от Питнера. В конверт была вложена первая страница «Ла-Порт дейли геральд» за 28 апреля с первым сообщением о пожаре в доме Ганнесс и о гибели всех его обитателей8.
На следующий день Асле Хельгелейн выехал в Ла-Порт.
Глава 15Кошмар
Приехав вечером в воскресенье, 3 мая, Асле Хельгелейн остановился в гостинице «Тигарден».
Наутро он отправился в редакцию газеты «Ла-Порт геральд», купил все вышедшие после пожара номера и читал их несколько часов, не отрываясь. Потом он пошел в тюрьму к шерифу Альберту Смутцеру. Тот, выслушав Асле, тут же отвез его на ферму Ганнесс.
На развалинах сгоревшего дома осталось к тому времени только двое: Джо Максон – наемный работник Белль Ганнесс, и ее сосед Дэниел Хатсон. Они искали пропавшую голову хозяйки фермы, и Асле, пытаясь найти хоть какую-то зацепку, чтобы выяснить судьбу брата, стал копать вместе с ними.
В подвале не было ничего, кроме обугленных обломков домашнего скарба. В ночь на вторник Асле воспользовался гостеприимством Свана Николсона. Его семья с удовольствием предоставила кров приезжему норвежцу. Когда утром Асле пришел на пожарище, Максон и Хатсон уже работали в развалинах погреба.
В поисках чего-нибудь подозрительного брат Эндрю решил осмотреть окрестности. Обнаружив поблизости большое озеро, Асле вернулся и поинтересовался у Джо и Дэниела, глубокое ли оно в этих местах и не было ли зимой во льду прорубей. Если его брат нарвался на преступников, то они, заметая следы, вполне могли сбросить тело в озеро Фиштрэп. Но Максон и Хатсон ответили, что его всю зиму покрывал сплошной нетронутый лед1.
Тогда Асле решил не терять времени в Ла-Порте и поискать след брата где-нибудь в другом месте. «Я попрощался с ребятами, – вспоминал он, – и отправился в дорогу». Однако пройдя несколько шагов, он вдруг остановился и поспешил обратно. Что-то не давало Асле уйти. Вернувшись, он спросил Максона, не помнит ли тот, чтобы весной на участке или около него копали ямы.
Максон помнил. В марте – точную дату он назвать не мог – батрак помогал хозяйке грузить в тачку старые консервные банки, рваную обувь и всякий хлам, а потом отвез его в загон для свиней, что в пятидесяти шагах от дома, вывалил в яму и закопал.
Асле попросил показать это место, и все трое, взяв лопаты, пошли на скотный двор.
Они только начали копать, как в ноздри ударил «ужасный запах». Максон объяснил Асле Хельгелейну, что хозяйка выбросила туда много банок от рыбы и томата. Но зловоние не имело ничего общего с запахом гнилых помидоров или тухлой рыбы.
На глубине четырех штыков лопата уткнулась в «мешок с чем-то твердым». Через дыру в мешковине мужчины увидели человеческую шею. Рядом с мешком в грязи виднелась отрубленная рука.
Максон немедленно запряг повозку и помчался в город. Осмотрев двор, Асле нашел старое пальто, несколько мешков и прикрыл жуткую находку. Потом они с Хатсоном взялись за лопаты и продолжили расчищать от грязи смердящую могилу.
Они едва успели закончить работу, как прибыл шериф Смутцер. С ним был коронер Чарльз Мак – крупный седобородый мужчина в мятом костюме-тройке; рубашку с высоким воротником украшала черная бабочка, а из жилетного кармана свисала цепочка от карманных часов. Под пристальным взглядом коронера Смутцер с помощниками вынули разлагающиеся части тела на поверхность.
Коронер Мак впоследствии сообщал, что невозможно было достоверно описать тело, «так как голова была отделена от туловища, руки от плеч, а каждая нога отрублена на три дюйма выше колена. Кроме того, началось разложение»2. Лицо или то, что от него осталось, по выражению одного хроникера, представляло «ужасное зрелище»: черные глазницы, перекошенный рот, зигзагообразная трещина, пересекающая лобную кость3.
Останки находились в ужасающем состоянии, однако их осмотр позволил сделать некоторые выводы. Стало понятно, что жертва преступления боролась за свою жизнь. На левом запястье, поднятом для защиты от внезапного нападения, обнаружили два глубоких пореза, обнажавших кость. Другой ужасный удар отсек первые фаланги всех пальцев правой руки. Застывшая изуродованная кисть сжимала клок темных волнистых волос, принадлежавших убийце 4.
По лицу, напоминавшему скорее маску для Хеллоуина, нежели человека, по расстоянию между глазами, по скулам Асле Хельгелейн все-таки смог определить, что перед ним то, что осталось от Эндрю. «Если вы видели своего брата каждый день пятнадцать лет подряд, – сказал Асле, – невозможно его не узнать»5.
Так в мусорной яме на скотном дворе Белль Ганнесс после долгих поисков Асле Хельгелейн нашел наконец брата.
Начал моросить дождь. Коронер, присев на корточки, осматривал обнаруженные останки, а шериф спросил Максона, не знает ли он о других «подозрительных местах» – ямах, заваленных землей. Джо показал еще одно такое место.
Между тем около фермы собралась кучка зевак. Прижимая лица к металлической сетке забора, они наблюдали за работой Максона, Смутцера и Хатсона. На глубине трех штыков лопаты под слоем мусора они опять нашли части человеческого тела: обернутые мешковиной обнаженные туловища, отделенные от них руки, ноги и головы.