2.
На ферме воцарилась праздничная атмосфера. Газетчики сравнивали происходившее с ярмаркой, игровой площадкой и «парком развлечений в разгар воскресного дня»3. Лоточники с мегафонами рекламировали свой товар – попкорн, арахис, лимонад. Около ямы, откуда совсем недавно извлекли останки двух несчастных, дородный детина продавал «пирожные и розовое мороженое»4. Несколько молодых людей, нанятых по случаю владельцем местной типографии, торговали почтовыми открытками. За одну просили десять центов, за три – двадцать пять. Изображение расчлененного тела Хельгелейна разошлось за несколько минут, большим спросом пользовались почтовые карточки с черепами. Предлагали панорамные виды фермы, фотоснимки Белль и ее детей, открытки с фотографиями мужчин, которые, стоя по колено в земле, раскапывают могилы. Некоторые посетители фермы, нацелив объективы собственных фотоаппаратов, заставляли родственников позировать на краю могильных ям или на фоне развалин сгоревшего дома5. Сновавшие в толпе предприимчивые юнцы продавали части скелетов, найденных в «саду смерти», однако вскоре покупатели догадались: вместо реликвий им всучили осколки свиных костей. Другие охотники за сувенирами подбирали обломки кирпичей, обугленные куски печной трубы, гнутые гвозди, закопченные обувные пуговицы и даже отламывали ветки с фруктовых деревьев. Джо Цанер – член бейсбольного клуба из Саут-Бенда – «разжился старым кофейником и потрепанного вида башмаком»6.
Некоторые, не обращая внимания на охрану, забирались в руины подвала и выносили оттуда полные мешки обломков и мусора. Другие в поисках зловещих сувениров копались в грязи разрытых могил. Одна миловидная женщина, «подхватив подол нарядного платья, несла в нем часть собачьей тушки. Дама считала, что Ганнесс испытывала на несчастном животном тот яд, которым травила своих жертв»7.
Самые первые, прибыв на ферму, кинулись прямо к каретному сараю. Шериф Смутцер, стоявший снаружи, организовал очередь посетителей и партиями в несколько человек разрешил им осмотр импровизированного морга. Однако к девяти утра толпа стала неуправляемой, и сарай пришлось запереть. Несколько расстроенных женщин «с криками разочарования бросились к маленькому красному строению… Чтобы заглянуть внутрь, они голыми руками расковыривали щели и трещины». Мужчины же, «подсаживая друг друга, заглядывали в окно, а снизу на прильнувшего к стеклу зеваку покрикивали желающие занять его место»8.
Погода была прекрасная, и многие из тех, кто приехал утром, прихватили с собой провизию. В полдень в саду под яблонями и на лужайке под елями разложили скатерти и принялись за еду. Вокруг резвились дети. Местный персонаж, этакий дядюшка Бен, рассказывал собравшимся, что с помощью раздвоенного прута – своеобразной волшебной палочки – сможет указать, где захоронены еще не найденные жертвы. «Всего их тридцать семь», – закончив осмотр, торжественно заявил мужчина9.
Две недели подряд пресса обсуждала подробности трагедии на ферме Ганнесс. Рассказы о происшествии в Ла-Порте не только заполонили первые страницы газет по всему Среднему Западу, но и породили поток нравоучительных статей. Из-за невиданного поведения толпы, осквернившей мирный день отдохновения разгулом на зловещей ферме, на страницы печатных изданий выплеснулась волна возмущения. Писали, что «воскресную атмосферу тишины и соблюдения религиозных обрядов» люди променяли на «массовые беспорядки и легкомысленные – на грани безумия – дикарские развлечения, полные отвратительной жестокости». Казалось, возбужденные толпы спешили не на жуткое кладбище, а в цирк. Один разгневанный комментатор утверждал, что подобное паломничество пятнадцати тысяч потерявших голову «экскурсантов» доказывает, что «современный человек в своем развитии недалеко ушел от первобытных варваров»10.
Задетый подобными нападками, редактор «Ла-Порт уикли геральд» выступил в защиту своих земляков. Он заявил, что орды патологически любопытных, собравшихся на ферме Ганнесс, осуждения не заслуживают, и «в любом другом конце страны произошло бы то же самое». Такое случается всегда и везде. В судах всегда толпится народ, «его влекут жестокие преступления, и покойницкая – центр такого притяжения. …Люди хранят предметы, связанные с убийством или несчастным случаем, и во многих домах эти реликвии выставляются напоказ».
Редактор «Ла-Порт уикли геральд» также предположил, что человек, возможно, испытывает необъяснимое удовлетворение при виде чужих страданий. «Некоторые полагают, что в жизни каждого и так достаточно неизбежных трагических событий, – писал автор статьи, – чтобы удержать его от непонятной тяги к страшному и неприглядному. Человек же, сознавая, что другие тоже в муках несут свой крест, находит в столкновении с жестокостью жизни своеобразное утешение»11.
Как бы то ни было, интерес к каждой скандальной подробности дела Ганнесс не утихал, равно как и попытки предприимчивых торгашей нажиться на этой трагедии. В следующее воскресенье на ферму приехали еще десять тысяч любопытных. А через несколько дней «Ла-Порт уикли» разразилась гневными нападками на два театра, которые «с помощью волшебного фонаря»[3] устроили в Саут-Бенде показ «двадцати двух видов фермы Ганнесс». «Чего доброго, – возмущался автор статьи, – в этих театрах еще начнут демонстрировать фильмы со сценами, где Белль Ганнесс убивает своих несчастных жертв»12.
Его слова оказались пророческими, и очень скоро по всему Среднему Западу студия «Эдисон компани» выпустила в прокат кинокартину «Миссис Ганнесс – Леди Синяя Борода»13.
Глава 25«Тайна миссис Ганнесс»
Публика жаждала все новых материалов о миссис Ганнесс. Чтобы удовлетворить потребности двух местных газет, типографии в Ла-Порте работали сверхурочно. Тираж ежедневной «Ла-Порт геральд» превысил восемьсот экземпляров, многие читатели «покупали по три или четыре газеты», чтобы «одну оставить себе, а остальные отослать друзьям»1.
Если новостей не хватало, желтая пресса смаковала пикантные подробности, приправленные дикими слухами, сплетнями и откровенными фальсификациями. В одной статье миссис Ганнесс называли «расхитительницей гробниц». Инсценируя собственную гибель, она якобы «вырыла из могилы на ближайшем кладбище труп и подложила в горящий дом»2. По словам другого репортера, преступница владела техникой гипноза и могла силой мысли «заставить жертву подчиниться своей воле»3. А вот как некто Роберт Эш изображал терзания преследуемой призраками миссис Ганнесс:
После пожара убийца не знала покоя: по ночам ее мучили кошмары – десяток изувеченных тел, духи Хельгелейна, Дженни Олсон… Темнота наводила ужас, и в горячечном бреду злодейке являлись тени загубленных ею душ4.
Широко разошлась история, в которой автор, ссылаясь на источники в Норвегии, рассказывал об отце Белль, «Питере Полсоне – странствующем врачевателе и ярмарочном колдуне». Вместе с братом и тремя сестрами Белль якобы принимала участие в «магических» представлениях и, танцуя в короткой юбке на проволоке перед шатром, служила приманкой для зрителей-мужчин5.
По всей стране газеты напечатали одно из коварных писем, адресованных Эндрю Хельгелейну. «Нет на свете женщины счастливее меня, – писала Белль. – Я знаю, скоро ты приедешь, ты будешь моим… Твое имя звучит как музыка. Мое сердце рвется навстречу тебе! О Эндрю! Я люблю тебя. Сделай все, чтобы остаться со мной навсегда». Только много лет спустя удалось установить, что эту подделку, не выходя из отеля «Тигарден», состряпал один заезжий журналист6.
Черная зависть поразила население других городов Индианы. Когда весть о том, что обнаружен новый сад смерти с жертвами Ганнесс, достигла соседнего Уорсо, его жители «впали в крайнее возбуждение», но вскоре, узнав, что это фальшивка, были страшно разочарованы7. Газетчик из Вальпараисо рассказал своим читателям, что до покупки земли в Ла-Порте миссис Ганнесс приценивалась к участку в их городе. Конечно же, она намеревалась устроить там кладбище будущих жертв. По каким-то причинам сделка не состоялась, и поэтому Вальпараисо, по грустному заключению автора статьи, «упустил шанс приобрести широкую известность»8.
В приступе «временного помешательства покончил с собой» увлеченный делом Ганнесс семидесятилетний Джейкоб Роуч из Уорсо9. Еще более странная история, о которой под заголовком «Ее газон испортила собака с повадками Ганнесс» написала «Нью-Йорк таймс», случилась с миссис Сарой Стубберт из Глен-Ридж, штат Нью-Джерси. Женщина сдала «свой чудесный дом» мистеру Сойеру, жителю Манхэттена. Вернувшись, миссис Стубберт, которая всегда гордилась своим газоном, обнаружила, что «собака жильца подражала преступнице из Ла-Порта и, закапывая на лужайке кости, безнадежно ее испортила». За повреждение газона «собакой Ганнесс» хозяйка предъявила мистеру Сойеру иск на 500 долларов10.
Тем летом чикагское издательство «Томпсон энд Томас» напечатало труд анонимного автора, который наскоро собрал самые дикие выдумки про Белль Ганнесс. Этот «детектив» – хаотичный набор непроверенных выдержек из газетных статей, приправленный, как написал один историк, «распаляющими воображение» сценами, – продавался за четверть доллара11. Книжонка в обложке называлась «Тайна миссис Ганнесс: волнующая история любви, коварства и преступления». Кричащую обложку украшало изображение статной красотки в легком пеньюаре: держа в одной руке свечу, а в другой пузырек с ядом, Белль склонилась над спящим батраком, и этот мало соответствующий действительности образ можно было увидеть на всех иллюстрациях. Первая глава – «Дочь шпагоглотателя» – описывала выдуманное детство преступницы.
Повествование начиналось словами: «В цыганском таборе под норвежским Тронхеймом был праздничный день. Встав на носочки, изящная, легкая Арабелла – жена шпагоглотателя-гиганта Питера, вызывая восторг публики, танцевала на качающемся канате». Дальше мы узнаем предысторию: «удалой красавец» Питер, «погружая в горло» длинный стальной клинок так глубоко, что снаружи оставалась только «богато изукрашенная рукоять», покорил своим искусством «прекрасную Арабеллу». Во время одного из представлений девушку охватил страх, и она – такое случается только с женщинами – поняла, что «без памяти влюбилась в отважного шпагоглотателя». Вскоре Арабелла начала выступать вместе с Питером в специально для нее поставленном номере «Усекновение головы». Во время представления артисты с поражающей реалистичностью создавали полную иллюзию того, что красивая молодая жена гиганта действительно лишается головы: