Кого судить, за что…
Жива Белль Ганнесс или нет?
Нам кажется порой —
Сбежала, заметая след,
С пропавшей головой.
Еще там про зубной протез
Талдычат день за днем.
Ведь мост, – ты представляешь, Бесс? —
Не поврежден огнем!
У пастора же свой резон —
Чихвостит падре дам.
Но раз на суд являлся он,
Чего стыдиться нам?
И я пойду туда опять. Вопрос,
Да мог ли мост
Гореть в огне и не сгорать,
Не так, похоже, прост.
Тебе же, как вернусь домой,
Пошлю отчет подробный свой.
Несмотря на издевательства, презрение и насмешки, преподобный продолжал гнуть свою линию. В очередной речи он уверял прихожан, что глубоко уважает высоконравственных жительниц Ла-Порта, подвергая осуждению только «определенный тип падких на сенсации женщин», которые, как стадо овец, ходят на суд исключительно ради развлечения.
Не оставил Гаррард без внимания и письмо неизвестной, объяснявшей, что посещает суд, желая понять систему правосудия. Пастор утверждал, что, даже отстаивая «подлинное» предназначение женщин, он все равно борется за их права. «Я не против свободы, – рассуждал проповедник, – но свобода – не вседозволенность. Бог сотворил мужчину. Бог сотворил и женщину. Мужчине бог дал бо́льшую силу и в некоторых сферах жизни поставил выше женщины. Она же, наделенная особыми чертами, стала по воле Господа хранительницей домашнего очага. Ее сила в нежности и сострадании, в скромности и набожности, и, конечно, в любви. То, что некоторых дам привлекают такие ужасные процессы, как дело Ганнесс или дело Гарри Тоу, убившего знаменитого архитектора Стэнфорда Уайта, противно женскому естеству». Вот в чем, по мнению проповедника, причина участившихся разводов и разрушения моральных устоев общества6.
Запугивания Гаррарда не остались без внимания. На дневное заседание суда в субботу, 22 ноября, то есть на следующий день после появления в газетах гневной филиппики преподобного, пришло еще больше женщин. По выражению специального корреспондента «Чикаго дейли джорнэл», скорее всего, это случилось из-за нападок, которые пастор обрушил на головы зрительниц7.
Глава 36Парад
Два следующих дня допрашивали свидетелей защиты. Адвокат рассчитывал, что сможет с их помощью доказать главное: Ганнесс только инсценировала свою смерть, а на самом деле осталась жива и, следовательно, Лэмфер невиновен.
Первым вызвали одного из соседей Ганнесс. Дэниел Хатсон еще раз повторил давно известную всем историю: 9 июля на ферме Белль он видел ее в сопровождении какого-то «незнакомого мужчины». Они ходили по саду. Эльдора и Эвелина – дочери Дэниела – могут подтвердить его слова.
– Я вез из города сено и смотрю – по участку Ганнесс ходят мужчина и женщина. Я узнал ее еще издалека: та же фигура, та же тяжелая походка, совсем не женская. Я стегнул лошадей – хотел подняться на холм и рассмотреть ее получше, пока не скрылась. Правда, Белль меня уже заметила и, быстро забравшись в повозку вместе со спутником, погнала в сторону шоссе. Все-таки я успел подъехать довольно близко и смог легко разглядеть черты лица.
При перекрестном допросе Хатсону пришлось признать, что на женщине была шляпа «с широким ободком» и доходившей до подбородка двойной вуалью – один слой белый, другой – черный. Непонятно, как при таких обстоятельствах свидетель сумел разглядеть лицо. Однако он упрямо уверял, что хорошо знал Белль Ганнесс и никак не мог ошибиться1.
Другому соседу, Джону Андерсону, предстояло убедить судей, что обезглавленный женский труп, найденный на пожарище, принадлежал не Белль, а другой полной женщине. Ганнесс заманила ее, убила и оставила труп в горящем доме.
Вечером в последнюю субботу перед пожаром Джон работал в цветнике. Вдруг подъехала миссис Ганнесс. Она остановилась перекинуться с соседом двумя-тремя словами. Рядом с ней в повозке сидела незнакомая женщина, «тоже полная, но не такая, как Белль».
– Приходилось ли вам видеть ее раньше? – спросил Уорден.
– Никогда, – твердо ответил Андерсон и отрицательно покачал головой.
Следующим защита представила, как писала пресса, «неожиданного свидетеля». Намереваясь доказать, что в преступном бизнесе Белль Ганнесс участвовали и другие, а не только Лэмфер, Уорден пригласил некоего Фреда Риттмэна, ее бывшего работника. После пожара о нем никто ни разу не вспомнил. Риттмэн рассказал, что как-то вечером сообщник Белль привез на ферму «жертву». Мужчину опоили снотворным, убили и закопали в свежевырытой могиле. Адвокат очень рассчитывал, что показания этого свидетеля убедят присяжных.
Он сообщил, что два года назад пахал землю под кукурузу. В это время миссис Ганнесс запрягла свою любимую лошадь, сказала, что собирается в город, а Фреду велела, если кто придет, проводить в дом со словами: «Хозяйка скоро вернется».
– Прошло совсем немного времени, – продолжал Риттмэн, – и к дому подъехал большой зеленый автомобиль. Из него вышли двое мужчин, один – постарше, другой – моложе и не такой толстый. Им нужно было срочно увидеть хозяйку. Я ответил, что ее нет, предложил подождать в доме, а сам продолжил работу. Через час хозяйка вернулась и приказала выкопать яму. На вопрос какую она ответила: «Для фундамента, глубиной пять с половиной футов. Завтра придут каменщики». Миссис Ганнесс сама показала, где копать, и отметила углы. До меня не сразу дошло, что получится что-то вроде могилы.
Риттмэн работал до конца дня, а перед уходом зашел в дом за деньгами. За кухонным столом, на котором стояло несколько бутылок, сидели Белль и ее гости. Риттмэну тоже предложили полстакана вина. Фред выпил, и ему сразу стало не по себе. Свидетель не сомневался, что в алкоголь «что-то подмешали»2.
Еще одна свидетельница, как полагал адвокат, должна была доказать, что, как только вспыхнул огонь, Ганнесс вместе с сообщником покинула место происшествия.
Миссис Луиза Гакль, молодая работница швейной фабрики, жила в городе, на Парк-авеню, ведущей прямо к ферме Ганнесс. Луиза рассказала, что в конце апреля приболела и 28-го числа, на рассвете, встала выпить лекарство. Часы в ее спальне показывали три. Вдруг женщина заметила «огненные всполохи, как от пожара» и, подойдя к окну, увидела: горит ферма Ганнесс, а оттуда по дороге несется красный автомобиль с мягким верхом. По сообщениям других свидетелей, «ту же или совпадающую с ней по описанию машину видели 28 апреля на улицах Хобарта и даже Вальпараисо»3.
Потом перед судом опять предстал Джо Максон. С его помощью Уорден рассчитывал нанести по обвинению сокрушительный удар. Утром 19 мая, когда раздался крик старателя «Я нашел зубы!», Джо, по его словам, стоял рядом и видел: Луис Шульц вынул искусственные зубы из кармана, а вовсе не из пепла. Это может подтвердить зять Максона по имени Исайя Альдерфер. Потом Шульц «опять спрятал зубы в карман куртки и достал их оттуда только в полдень, когда приехал Смутцер. Тогда их старатель ему и отдал».
Лучше всех слова Максона, без сомнения, мог бы подтвердить Шульц, однако его найти так и не смогли4.
На понедельник вызвали еще четырех свидетелей. Доктор Боуэлл высказал профессиональное мнение, что «коронки, предъявленные в качестве улики, не могли не разрушиться во время пожара». Бывший работник крематория по фамилии Людвиг объяснил, что «на уничтожение человеческих останков при температуре три тысячи градусов (тысяча шестьсот пятьдесят по Цельсию) требуется два-три часа и голова сгорает последней». Уильям Миллер, комиссар полиции округа, рассказал, что нашел в подвале дома Ганнесс «плоский камень». Полицейский обнаружил в нем углубление, оно выглядело как отпечаток человеческого черепа, хотя его нигде не было5.
У защиты остался еще один свидетель – доктор Уолтер Хайнс из Медицинского колледжа Раш. Однако, когда в понедельник перед перерывом Уорден сообщил, что доктор сможет прибыть в Ла-Порт только на следующий день, судья Рихтер перенес допрос последнего свидетеля на вторник и закрыл заседание.
Глава 37Химик
С молодости страдавший тяжелым заболеванием органов дыхания, Уолтер Стэнли Хайнс дожил до семидесяти двух – весьма солидного по тем временам возраста, ведь продолжительность жизни американских мужчин составляла тогда сорок девять лет. Однако болезнь не помешала активной жизни и успешной карьере доктора Хайнса. Он родился в 1850 году в семье Джона Хайнса, два срока занимавшего пост мэра Чикаго. Уолтер был тогда еще ребенком. Получив диплом Массачусетского технологического института, Уолтер продолжил образование в Медицинском колледже Раш Чикагского университета, а в 1874-м занял должность профессора на кафедре химии, где, став легендой для нескольких поколений выпускников, и проработал до конца своих дней1.
К 1884 году Хайнс достиг уже такой известности, что стал одним из первых знаменитостей, зарабатывающих на рекламных объявлениях в газетах. Одно такое объявление гласило: «Недавно я исследовал пекарский порошок марки “Роял бэйкинг паудэр” и заверяю, что он не содержит никаких лишних примесей или вредных компонентов». Тогда еще не было создано Управление по контролю качества пищевых продуктов и лекарственных препаратов2, и потребители прислушивались к мнению экспертов. Хайнс рекламировал этот порошок и десять лет спустя. Вот образчик такого объявления: «“Роял бэйкинг паудэр” во всех отношениях превосходит все другие марки пекарских порошков. Он самый чистый и самый действенный. Уолтер С. Хайнс, химик-консультант, Чикагский совет по вопросам здравоохранения»3.
Благодаря глубокому знанию ядов и отравляющих веществ, Хайнс стал ключевым экспертом в области только нарождавшейся тогда криминалистики. Вместе с двумя выдающимися коллегами он издал двухтомный учебник по токсикологии и судебной медицине. В него впервые были включены главы, посвященные огнестрельным ранениям и ментальной природе сексуальных извращений. Однако особого признания и высокой оценки профессионального сообщества авторы удостоились за раздел «Уничтожение и попытка уничтожения человеческих останков с помощью огня и химических веществ»