– Прости, не сообразил сказать тебе взять пластиковый пакет, – повинился Зяма. – Но я куплю тебе новую сумку на деньги из своей доли сокровищ.
Я повеселела. У Зямы тонкий художественный вкус и потрясающее чувство стиля. Из тех вещичек, что дарил мне он, ни одна не осталась без восхищенного внимания публики. А эту полосатую пляжную сумку я купила за бесценок на развалах вещевого рынка, так что ее мне не жалко.
– К столу! – повысил голос наш кормилец, что прозвучало как «к барьеру!». И провокационно добавил: – Кто придет последним – будет чистить кастрюлю!
И никаких последних, ясное дело, не оказалось: Зяма примчался первым, а я, мамуля и бабуля пришли голова к голове, как тройка лошадей.
После обеда Зяма приятно удивил папулю, без понуканий продолжив копать канаву, а я заперлась в нашей с Денисом комнате и стала фотографировать монеты из сумки.
Снимки получались не очень качественные, потому как старинные монеты были нефотогеничные: темные, некоторые даже с прозеленью, все в каких-то наростах и наплывах. Их бы почистить, прихорошить перед фотосессией, но как? Во-первых, нечем: у меня из чудодейственной химии с собой только жидкость для снятия лака. Во-вторых, не рискнула бы я эти древние тугрики тереть и скоблить, опасаясь их испортить. Отщелкала с десяток кружочков в натуральном виде – будем надеяться, Зямин нумизмат в досточной степени профи, чтобы распознать истиную сущность и ценность этих корявых кружочков…
После тихого часа, который у маленького Акимки чудесным образом затянулся, мы с Алкой сбегали к морю.
В нашей укромной бухточке по-прежнему было безлюдно, перевернутой лодки уже не наблюдалось, а волны совсем улеглись. Искупавшись, мы прогулялись по берегу в поисках каких-нибудь обломков недавнего кораблекрушения, но ничего не нашли.
Зато глазастая Трошкина обнаружила на линии прибоя монету! И так обрадовалась:
– Пиастры, пиастры!
Я отняла у нее кривой кружочек – поменьше и потоньше тех, что таились в моей пляжной сумке под кроватью, потерла его песочком, счистила коричнево-зеленый налет и безошибочно определила номинал:
– Обыкновенный российский рубль.
– А вот еще! – Алка, везучка такая, высмотрела в песке и водорослях еще монетку, подышала на нее жарко, страстно и азартно потерла бантом с трусов купальника. – Эта не русская!
– Не русская, – согласилась я, посмотрев. – Украинская! Двадцать пять чего-то там.
– Копиек, – огорченно подсказала Алка, ногтем сколупнув с тускло-желтой монеты микроколонию ракушек. – Эх… Нет бы что-то старинное найти, да? Генуэских времен… или даже древнегреческих!
– Кто ищет, тот всегда найдет, – уклончиво заметила я.
Обнадеженная Трошкина прошлась по полосе прибоя в низком присяде и – надо же! – нашла еще три монеты: две украинские, одну нашу.
– Ах, как это романтично и увлекательно! – засверкала глазами мамуля, когда мы вернулись на нашу гору и Алка похвасталась домашним своими находками. – И ведь сейчас самое время для подобных поисков, да, Боря? Берег еще пуст, и каждый гость дорог. Море с готовностью складывает к нашим ногам сокровища: смотрите, что у меня есть! Хотите – берите…
– Что, сюда еще не дошла курортная мода гулять по берегу моря с металлоискателем? – удивился папуля.
– Точно! Металлоискатель – вот что нам нужно, Аллочка! – Вдохновленная мамуля приобняла невестку за плечики и увлекла в беседку, заменяющую ей рабочий кабинет. – Посмотрим-ка на «Авито»…
– «Авито» – отстой, Боря наверняка знает, где можно купить списанное армейское снаряжение! – крикнула им вслед бабуля и задумалась вслух: – А где бы взять муравьиную кислоту?
– У муравьев? – резонно предположил Зяма, выходя из их с Алкой комнаты с Акимкой на руках. Малыш прекрасно выспался и довольно гукал.
– А кто у нас тут такой славненький? А кто у нас тут такой хорошенький? – засюсюкал папуля, автоматически складывая пальцы козой рогатой. – А зачем кому-то понадобилась муравьиная кислота?
– Для чистки старинных монет, Боря! – отозвалась бабуля уже из летней кухни.
Зяма вздрогнул и чуть не выронил малыша. В голубых глазах у обоих одинаково всплеснула паника.
– Спокойствие, только спокойствие! – Я забрала у перепуганного братца перепуганного ребенка и покачала племянника, успокоительно приговаривая, как детский стишок:
Ты, Зяма, не волнуйся
На море мы ходили,
Монетки там нашли мы,
Копейки и рубли!
– Да? – Братец нахмурился и продолжил мой «стишок»:
А чистить их зачем же?
Бабуля вот сказала:
Старинные монеты!
Она это о чем?
Я улыбнулась размеренно встряхиваемому Акимке и успокоила его папочку:
Российские копейки,
Украинские гривны –
Они в воде лежали
И ржавые совсем!
– Боря, можно я возьму лимонную кислоту? – покричала из кухни бабуля. – И соду?
– И кислоту можно, и соду, если не всю, я кексы печь буду! – отозвался папуля и забрал у меня малыша. – А кто у нас так хорошо поспал и, вероятно, хочет кушать?
– Кушать подано. – Из беседки приплыла Алка, забрала ребенка и ушла с ним в комнату.
– Значит, лимонная кислота и сода, – нашептал мне на ухо успокоившийся Зяма. – При случае выясни у бабули точный состав и способ его использования, это нам может пригодиться.
– Угу, – согласилась я, и мы с братцем разошлись в разные стороны, как два разведчика после конспиративной встречи.
Зямка еще спросил меня нарочито громко:
– А ты, Дюха, что же? Не вступаешь в клуб женщин-кладоискательниц?
– Мне пока некогда. Я позже примкну, – пообещала я и тоже скрылась в своей комнате.
Надо было завершить фотосессию с монетами до возвращения Дениса.
Вечером поднимается ветер, раздувает алый парус солнца, и оно скатывается с нашей кручи с ускорением, летит в пропасть у подножия дальних зубчатых гор.
Вьюнки задерживают его на секунду-другую, но остановить не могут и не хотят: с грозой синоптики опять промахнулись, но закат в Крыму непременно по расписанию. Солнце, горы и море – здешние короли, и точность – их вежливость.
А вот майор мой не король, нет, совсем не король!
Кулебякин вернулся, когда уже совсем стемнело. Папуля – наш главный – успел объявить отбой, все разошлись и улеглись, но из-за жары оставили открытыми двери в комнаты. Барклай не преминул этим воспользоваться и попытался составить мне компанию в кровати, но был из нее выпихнут, обиделся и ушел спать под столом на улице.
Денис поскребся в косяк:
– Инночка, спишь?
– Спала, – без укора ответила я и встала с кровати. – Ты голодный? Накормить тебя ужином?
– Накормить, напоить, спать уложить! – обрадовался милый.
«Расспросить и выпытать, куда ты слинял от меня на весь день», – мысленно дополнила я план действий.
Расспрашивать и пытать любимых мужчин суровых профессий лучше всего в постели или за столом. Так всегда делала наша мамуля, так поступаю и я.
Заботливый папуля оставил для Дениса большую порцию овощного рагу и печеночно-гречневых оладий, я все это добросовестно разогрела и разделила между милым и его четвероногим другом. Барклай не зря базируется под столом – мимо него ни одна съедобная крошка не пролетит.
Минут пять ночную тишь оглашало только сдвоенное чавканье и звон столовых приборов. Я терпеливо ждала, когда Кулебякин насытится, понимая, что голодный он мне ничего не расскажет, просто не сможет говорить с набитым ртом.
Наконец Денис сложил нож и вилку выразительным крестом, потянулся за компотом, опустошил стакан, пристукнул им по столу, явно требуя повторить, и, пока я наполняла емкость заново, протянул:
– Да-а-а-а… Ну и денек выдался. Отпуск называется…
– Расскажешь мне? – Я поставила кувшин и освободившейся рукой подперла подбородок.
Имелось в виду – расскажешь мне сам, добровольно или под пытками?
Кулебякин все понял правильно и не стал запираться:
– Утром позвонил наш Басурман…
– Полковник Татаринов?
– Он самый, ирод. Послал меня к местным, сказал – помочь, если получится. А не получится – не страшно, вообще-то нам это все на фиг не нужно, официально мы бы и не ввязались, очень удачно, мол, что я физически тут, а вроде как и не при делах, потому как в отпуске.
– Мне уже интересно. – Я оценила тонкое кружево бюрократических хитросплетений.
– А то! История прям киношная. – Денис потянулся и сам налил себе еще компоту. – И я бы тебе ее, конечно, не рассказал, кабы был при делах, а так – да пожалуйста. Короче, у них тут ограбили банк.
– Да ладно? – Я искренне удивилась.
Пыльная сонная Феодосия будто встряхнулась и преобразилась в героический Дикий Запад.
– Как ограбили?
– Это всем интересно. – Денис хлебнул компоту. – И никому не понятно… Вот слушай. Есть тут один мелкий местный банк…
– Тут только мелкие местные и есть, – кивнула я. – Крупные российские в Крыму не работают, санкции же…
– Не перебивай! – Кулебякин поднял палец. – Этот банк некоторое время назад перестал быть мелким местным и вошел в состав крупного российского. Как уж там они это провернули, кто кого купил, я не в курсе, не вникал, если честно. Короче, вывеска на фасаде еще висит, но, по сути, этот банк уже совсем не тот, каким был раньше. А в нем хранил свои активы один интересный чувак, которому раньше чуть ли не половина Крыма принадлежала, а в четырнадцатом году, когда власть переменилась, он отсюда сдернул, но все свое забрать не сумел.
– Конечно, если это недвижимость…
– Она тоже, – кивнул Кулебякин. – Но не только. У мужика этого, назовем его мистер Иксенко, в здешнем банке золотишко хранилось.
– Золото? Настящее?
– В слитках с пробами.
– Много?
– Ну, как сказать… Примерно центнер.
Я присвистнула. Барклай, после трапезы удалившийся под стол, застучал там хвостом, показывая, что он с нами.