– Сто кило золота… Это же сколько в денежном выражении?
Денис пожал плечами. Я не выдержала, вытащила мобильник, посмотрела в приложении Сбербанка стоимость драгметаллов и приблизительно пересчитала в уме:
– Примерно четыреста пятьдесят миллионов рублей!
– Но в золоте, – напомнил милый. – А это сто слитков, каждый из которых по объему примерно как большая плитка шоколада, общий вес груза – центнер, острые углы – брезентовые инкассаторские баулы для транспортировки не годятся…
– А! Так была транспортировка?
– В том и суть. Мистер Иксенко – он по-прежнему против присоединения Крыма к России, что уж говорить о присоединении к российскому банку его личного золотого запаса. Короче, мужик ждал, ждал, пока власть опять поменяется, не дождался и созрел для того, чтобы золотишко свое забрать. Выразил он это желание, оформил его должным образом и прислал за грузом специальный транспорт – свой личный броневик.
– И-и-и? – Я поняла, что мы подходим к кульминации, и поторопила рассказчика.
– И он пропал, – скучно ответил Денис.
Так себе из него сказитель!
– Кто? – Я потеряла нить.
– Не кто, а что. Броневик с грузом золота.
– Как это – пропал?!
– Хотел бы я знать. – Кулебякин зевнул и заговорил с ускорением, явно торопясь закончить рассказ и переместиться в постельку. – Транспорт с украинской территории пришел вчера: машина, водитель, два охранника. Задерживаться они не собирались, хотели управиться одним днем: отдыхать не стали, водички только попили, приняли груз и отчалили: аривидерчи, Фео!
– И что?
– И все. На пограничном посту так и не появились. – Денис опять зевнул и встал из-за стола. – Я – спать…
– Да, как же! Размечтался! – Я стукнула кулаком по столу. Барклай из партера вопросительно тявкнул. – Всем сидеть! Рассказывай, как пропал броневик.
Майор Кулебякин со вздохом опустился на стул, потянул из кармана мобильник и открыл в нем карту.
– Смотри. Вот банк. Вот так поехал транспорт. Вот до этого места его перемещение точечно фиксировали камеры наблюдения, но их же в этом городе очень мало… Короче, вот сюда машина точно дошла и по графику. А потом – как испарилась…
– А что это за место? – Я забрала у милого его телефон, чтобы увеличить и поворочать спутниковую карту. – Канава какая-то?
– Карта несвежая, там теперь не канава, а развязка, такой мост над дорогой. Укромное место и довольно темное, самое то для засады.
– Думаешь, была засада?!
Мое воображение живо нарисовало преступных ковбоев с платками на лицах, раскручивающих лассо при виде приближающегося фургона с золотом.
– Вообще не знаю, что думать, – признался опытный эксперт-криминалист.
– Что, никаких следов?
– Следов-то навалом – вообще каких угодно! Неподалеку вчера была точка сбора участников карнавала, так что под мостом образовался натуральный хламовник. Бумажки, тряпки, ленты, чешуя из фольги, синие перья и зеленый мех – чего только нет! Отпечатки шин, ног, лап, даже русалочьих хвостов… Следы протекторов фургона тоже там, он точно стоял под тем мостом. Дальше непонятно, но ни одна из городских камер этот транспорт больше не видела.
– А как он выглядел?
– А никак. Без всяких опознавательных знаков, просто белый фургончик – микроавтобус, совершенно неприметный, если не обращать внимания на усиленную базу.
– И охранники не выходили на связь?
– Не-а. Искать транспорт начали только через шесть часов, когда он не прибыл в расчетное время на границу.
Я немного подумала и заявила:
– Если хочешь знать мое мнение, это все мистер Иксенко сам устроил. Золотишко упер и припрятал, а теперь еще и претензии коварно выкатит – мол, ограбили его на российской территории, ай-ай-ай!
– Звучит логично. – Денис опять поднялся и, не дождавшись протестов с моей стороны, мигрировал в комнату.
Я слышала, как милый укладывается, но не спешила к нему присоединиться. Какой смысл? Во-первых, он смертельно устал, во‐вторых, все равно у него целибат… Пусть хоть спокойно поспит… Или нет?
Я тихо вошла в комнату, склонилась над уже посапывающим Кулебякиным и строго сказала ему в ухо:
– А ведь ты мне не все рассказал.
Это был чистый блеф, проверка на вшивость – и милый ее не прошел.
– Ладно, ладно. – Денис перевернулся на спину и, заслоняясь от меня ладонью, словно я, любимая и любящая, могла причинить ему какой-то вред, выложил недосказанное: – Начальник службы безопасности того банка и их главный спец по логистике тоже пропали…
– Что значит – пропали? Не вышли на работу, исчезли, испарились, концы в воду?
– Ага, как раз в воду… – Милый свернулся калачиком и размеренно засопел.
У меня в голове что-то щелкнуло – раз и два. Пара пазлов сошлась. Я беспощадно потрясла любимого за крутое плечико:
– Эй! Погоди, не спи! Ты же не хочешь сказать, что пропавшие ребята из банка – начальник безопасности и спец по логистике – те самые, которые на лодке перевернулись?
– Как раз они…
Я только руками развела:
– Какой сюжет! Однако мощно закручено…
– Хр-р-р, – ответил на это откровенно пресыщенный криминальными сюжетами полицейский майор.
Ночью было жарко, и мы оставили дверь комнаты открытой, а под утро погода переменилась, подул холодный ветер, и я замерзла.
Надо было встать и взять в шкафу одеяло, но просыпаться не хотелось, поэтому я в полудреме приняла полумеры: не открывая глаз, кое-как сложила вдвое плед, которым укрылась с вечера, и вытянулась в струнку, чтобы уместиться под получившимся длиным узким прямоугольником.
Уместиться-то я уместилась, но не согрелась и, вместо того, чтобы встать уже за одеялом, продолжила действовать в странной логике сна: сложила плед еще вдвое и свернулась под ним калачиком.
На какое-то время это помогло, я снова уснула, но потом опять стала подмерзать и… Вот именно: свернула свою попонку еще раз вдвое! И, не ограничившись этим, стала жалобно поскуливать и ползать по кровати в поисках источника тепла, который – я это точно помнила! – у меня тут был, лежал буквально под боком…
Я же не знала, что заменяющий мне большую грелку майор Кулебякин тихо встал и ушел по своим служебным делам, даже успел съесть ранний завтрак, который на скорую руку приготовил ему и Барклаю папуля.
Папуля-то с Барклаем и услышали мой тоскливый скулеж.
– У-у-у? – сочувственно поинтересовался пес, прискакав к моей постели первым.
– Дюшенька, что это ты делаешь? – после короткой паузы человеческим голосом спросил, полагаю, то же самое папа.
Я открыла глаза, увидела близко-близко черный кожаный нос и вовремя увернулась от красного мокрого языка:
– Фу! Барклай, фу!
– Деточка, ты в этой клетчатой тряпочке похожа на черепашку! – уяснив, что со мной по большому счету (если не вдаваться в дебри психиатрии) все в порядке, умилился папуля. – И так смешно ползаешь…
Я осознала, что стою на четвереньках, а на спине у меня попоной лежит сложенный вчетверо плед.
– Это какое-то новое упражнение для осанки? – не унимался мой заботливый родитель. – Помню, в детстве ты ходила с толстой книгой на голове…
– Это модная йоговская тема, поза называется «собака мордой вниз», – авторитетно объяснила мамуля, возникая на заднем плане нашей жанровой картины маслом. В дверном проеме она смотрелась как в персональной раме: кисейное платье пронизано розовым утренним светом, в руках букет чертополоха.
– Зачем же упражняться в комнате? Выходи, я постелю тебе коврик на травке, сегодня прекрасное свежее утро, – любезно предложил папуля.
– Там, наверное, роса, – отговорилась я и нервно дернулась, сбрасывая со спины матерчатый сверток. – И вообще я уже почти закончила.
– Тогда через пятнадцать минут приходи завтракать, – уже деловито сказал он и удалился.
На завтрак мне были поданы горячие вафли с медом и деревенскими сливками.
– Специально для тебя, Дюша, – сказал папуля, наливая мне кофе. – Бельгийские вафли напоминают черепаший панцирь. – Он подмигнул мне и удалился на зов мамули, которая трагическим шепотом – чтобы не разбудить внука – выкликала мужа из своей комнаты, требуя помочь ей найти какой-то ремень.
– Зачем ей ремень? – задумалась я, укусив изумительно вкусную вафлю.
Нас с братом отродясь не пороли, это было не в традициях нашей семьи.
– У меня другой вопрос: почему это вафли только для тебя? – обиженно поинтересовалась, плюхаясь на соседний стул, Алка.
– Не для меня. – Я придвинула к ней тарелку. – Правильнее сказать – в мою честь. Это я в роли сонной черепашки навела папулю на мысль приготовить вафли, которые похожи на панцирь.
– Роль сонной черепашки? – заинтересовалась Трошкина.
Рот она моментально набила вафлями, поэтому посемафорила мне бровями – мол, рассказывай, что у вас за ролевые игры!
Я поведала подружке, как сомнамбулически ползала по кровати с попонкой на спине, и Алка захихикала:
– Представляю, как это выглядело! Жаль, что ты в этот момент была одна – в паре с Денисом смотрелась бы и вовсе потешно!
Я тоже представила себе эту сцену: как я и Денис, жалобно повизгивая, ползаем друг за другом, будто принакрытые попонками новорожденные слепые слонятки… Хотя слоны вроде зрячими рождаются…
И тут меня как молнией ударило! Словно ньютоновым яблоком – зеленым, зимним, сорта Симиренко – по темечку садануло!
Я аж подпрыгнула, едва не перевернув стол – тарелки заплясали и кружка с кофе опрокинулась.
– Что? Что случилось? Тебя оса укусила? – испугалась Трошкина.
На прошлой неделе Зяму как раз во время завтрака цапнула оса, которой он опрометчиво отказался уступить свой бутерброд с мармеладом. Ох, крику было! От Зямы, разумеется. Оса-то молча рухнула кверху лапками – должно быть, ее убило акустическим ударом. А может, папа добавил в мармелад что-то такое – совершенно отпадное для ос. С него станется, он же кулинар-изобретатель.
– Не оса. – Я встала и сбегала за тряпкой, чтобы истребить кофейную лужу. – Слоны!