– Вы уверены, что герцогиня всегда ходит в черном?
– Помилуйте, Александр Иванович! – воскликнула Марго, как всегда, зацепившись за мысль. – Сейчас лето. Зачем же рядиться в черное, даже когда льет дождь? И все же нищенка имела в виду герцогиню. Да на берегу озера больше нет усадеб, только Озеркино и герцогство Лейхтенбергское (последние два слова прозвучали уничижительно). Между прочим, Шарлотта говорила брату, будто ее мать не выходит из дома.
– Надеюсь, вы не думаете, что герцогиня убивает по ночам несчастных путников и выпивает у них кровь?
– Что думать, покажет будущее. Важно другое: мы на верном пути, что подтверждают «пророчества» нищенки. Я хочу послушать ее. Завтра же. Смотрите, темнеет… Давайте наперегонки поскачем?
Едва сорвались с места, как первая же Марго и натянула поводья.
Вой. Снова вой волка, который имитировал человек, в чем они оба уже не сомневались. Но имитировал мастерски. Вой доносился со стороны усадьбы герцогини.
– Он определенно чего-то добивается, – сказала Марго.
– Без сомнения, – подтвердил Суров. – Он далеко, не бойтесь.
Шарлотта чуть не подпрыгивала на дощатом настиле, выказывая нетерпение, когда лодка с Уваровым подплывала к мосткам. Стоя рядом с ней, неодобрительно качала головой нянька. Как только Мишель причалил, девушка спрыгнула к нему, обняла за шею и зашептала, перемежая слова смехом:
– Боже мой, Мишенька, как я ждала сегодняшней ночи, как ждала… А время тянулось нескончаемо медленно, я и спать принималась, и читать… не помогало. Думала о нашей встрече. У вас сердце бьется так часто, через одежду слышно…
– Я торопился к вам. Как вы чувствуете себя?
– Прекрасно, Мишенька, все прошло.
Она снова прижалась к нему, слыша бухтение няньки:
– Бесстыдница. Видала б матушка, как ты на шею мужчине вешаешься.
– Но ты же ей не скажешь? – ничуть не смущаясь, рассмеялась Шарлотта, не отводя взгляда от Уварова. – Я что-то не так делаю, Мишенька? Вы скажите, я обещаю вас слушаться.
– Все так, Шарлотта. Садитесь.
Уваров заработал веслами, а нянька вслед крикнула:
– Недолго! Ох, беда так беда…
– У вас строгая нянюшка, – сказал Мишель, когда отплыли от берега.
– Она славная, добрая. Учит меня всему, что мне совсем не пригодится. Когда я выросла, ее оставили вместо горничной, а для меня она нянюшка.
Уваров смотрел на девушку и думал: почему из тысяч женщин одна она заняла его мысли? Почему, стоило увидеть ее, сердце забилось учащенно? Почему то, что она так скоро убежала с праздника, уже не имело значения? И вообще, ничего не имело значения. Есть только он и она, ночь и озеро…
Он перестал грести, не заметив этого. Подперев кистями рук подбородок, смотрел на Шарлотту, теперь зная точно, чего хочет. Но захочет ли она? Да, безрассудно говорить о столь важном именно сегодня – еще днем он так думал. Но что же делать, когда Уваров привязывался к девушке с каждым часом все крепче? И тут никакой рассудок не способен остановить.
– О чем вы задумались, Мишенька? – спросила она настороженно, ведь лодка уже долго находилась в покое, а спутник ни слова не вымолвил.
– О вас.
– Обо мне? – рассмеялась Шарлотта. И вдруг опечалилась: – Вы так серьезны, неразговорчивы. Должно быть, думаете обо мне дурно?
Уваров протянул ей руку – Шарлотта перешла к нему и села рядом. Она чувствовала, что Мишель хочет сказать ей нечто важное, потому напряглась. А он приложил ладонь девушки к своей щеке.
– Вы горячи, – тихо произнесла она. – У вас жар?
– Наверное, – так же тихо сказал он. И решился: – Шарлотта, я хочу видеть вас ежечасно, а не урывками. Не хочу, чтоб наши встречи зависели от погоды, от вашей матушки, которая в любую минуту может все узнать…
– Как странно, у нас одни желания. Но разве такое возможно?
Снова барьер: она скажет «нет» – и мир потускнеет, второй Шарлотты быть не может. Что тогда ему будет нужно в пустом хаосе из людей, где нет главного – ее? А она, широко распахнув глаза, ждала, какой выход он предложит. И он предложил, собравшись с духом:
– Возможно. Ежели вы согласитесь выйти за меня замуж.
Она всплеснула руками и закрыла ими лицо, потом взялась ладонями за щеки и… и из ее глаз покатились слезы. Уваров испугался, взял девушку за плечи:
– Шарлотта, что с вами? Я оскорбил вас?
– Что вы, Мишенька, – всхлипывала она. – Я… от неожиданности. Вы хотите сделать меня женой?
– Да. Отчего же вы плачете?
– Пустое, не обращайте внимания. Ах, Мишенька, вы… уверены ли вы?
– Понимаю, мое предложение поспешно, но я не тороплю вас, вы вправе не давать мне ответа сей же час, а подумать…
– Молчите, – закрыла его рот ладошкой она. – Не хочу думать. Я и мечтать не смела… Неужели вы…
– Так «да» или «нет»? – кончилось терпение у него.
– Да! Конечно же, да!
Ну, вот и все, а он боялся. Уваров почувствовал огромный прилив сил и облегчение, понял, что это и есть чудо – обычное человеческое счастье, о котором и говорить-то неловко, можно лишь беречь его внутри. Но он обязан даже в таком состоянии предоставить ей шанс распорядиться собой обдуманно:
– Все же, Шарлотта, я дам вам время. Коль не передумаете…
– Не передумаю, – поспешила заверить она.
– Но вы можете встретить более достойного человека…
– Да зачем же мне другой, Мишенька, когда есть вы? Я вас люблю, и мне никто не нужен. Лишь бы вы не передумали…
– А как ваша матушка посмотрит на мое предложение?
– Как бы ни посмотрела, мое решение твердое. Разве она вправе запретить мне?
– Вашей руки я обязан просить у нее, несмотря на ваше согласие. Коль она будет против, вы не сможете ослушаться.
– Напрасно вы тревожитесь, полагаю, она будет рада. А если вы так боитесь моей матери, я и без ее согласия согласна.
– Признаюсь, я действительно побаиваюсь ее. Но раз вы так решительно настроены, нам ничего не страшно, верно?
Шарлотта рассмеялась и обняла Уварова. Жаль, ночь пролетела слишком скоро.
В старую соломенную шляпу, лежавшую на земле, добрые люди кидали кто монету, кто пирожок, кто клал яйцо, пока нищенка вещала. Глядя на бьющуюся в исступлении вещунью, Суров покривил губы в усмешке и шепнул Марго:
– Слово в слово говорит. Я и прошлый раз заметил: будто книжку читает.
Графиня внимательно, с прищуром, смотрела на нищенку, сидя в дамском седле (на сей раз она надела юбку).
– Берегись! Берегись! – металась посередине толпы нищенка.
– По-моему, в блаженной есть что-то кощунственное, – снова зашептал Суров. – Вы не находите?
– Да я покуда слушаю, – ответила Марго.
– Баба в черном и девка ейная в черноте живут… – пугала нищенка.
– Отъедемте, – сказала Марго, повернув Ласточку.
Свернули за угол, остановились.
– Что вас смутило, Александр Иванович?
– Ей-богу, как по писаному говорит. Те же слова, те же интонации, та же мимика. Разве блаженные повторяются?
– Неужели? – удивилась Марго. – Хотелось бы и мне в том убедиться.
– Нет ничего проще. Подождем? Она непременно еще раз устроит представление.
Из-за угла Суров проследил, как нищенка исчезла, но он был полон уверенности, что она появится вновь. Прошел час, и послышались призывные выкрики. Марго убедилась, что Суров насчет вещуньи оказался прав.
Последовал новый сеанс кликушества. Вскоре народ начал расходиться. Нищенка собрала подаяния, с завидной скоростью сосчитала гроши и сунула их в карман кацавейки, забросила котомку на плечо и пошла восвояси. Марго стегнула лошадь:
– За ней, Александр Иванович!
Нищенка была уже в конце улицы. А добежать туда столь скоро убогой полукалеке, какой она только что представлялась, довольно затруднительно. Блаженная свернула. Марго скакала первой по узкой улице и, завернув за угол, крикнула:
– Голубушка! Постойте!
Нищенка оглянулась, но, увидев, что именно ей машет барыня, дунула вперед с такой прытью, что только пятки засверкали. Марго остолбенела, оглянулась на Сурова, тот приказал ей посторониться и поскакал вдогонку. Нищенка бежала не хуже лошади и вдруг юркнула в щель забора, оставив преследователей с носом. Марго подъехала, когда Суров спешился и, отодвинув доску забора, заглядывал внутрь двора.
– Ну, что ж вы? – вскрикнула она. – Бегите следом, вы догоните ее.
– Пардон, сударыня, я тут не пролезу.
Марго без посторонней помощи спрыгнула с лошади, поспешила к забору и просунула голову в щель. Грязь – жуть, а вонища того хуже. Куры, утки, индюки расхаживали по серо-черной жиже, не испугавшись ее. Марго отпрянула, брезгливо поморщившись, и передумала догонять нищенку. Встретилась с насмешливым взглядом Сурова.
– Убежала, – подняла плечики Марго, давая понять, что готова догонять даже по столь мерзкому болоту, но смысла не имеет.
Он помог ей сесть в седло, заметил:
– Вы огорчены?
– Вовсе нет. Как думаете, почему она убежала от нас?
– Испугалась, что мы ее раскусили. Де ла Гра раньше сообразил, что она не та, за кого себя выдает.
– Значит, одними и теми же предложениями она рассказывает…
– Роль, Маргарита Аристарховна, роль, – подсказал он. – И представляет грубо. Как только другие не видят?
– А вдруг ее кто-то попросил сыграть роль? – пришла идея в голову Марго. – Иначе зачем ей изображать блаженную?
– И кто же попросил?
– Убийца. Только он мог.
– Не понимаю, как вы пришли к таким выводам?
– Вы внимательно ее слушали? Она указывала на усадьбу герцогини. И волчий вой слышен оттуда же. Поскольку воет человек, то… Александр Иванович, он тоже указывает на герцогиню! Теперь мне его цель понятна: он хочет, чтобы все думали, будто убивает герцогиня. Нам нужна нищенка, только она даст точные сведения. Едемте в полицию.
– Наконец-то! – воскликнул Суров, обрадовавшись, что Марго одумалась.
Пристав сидел за столом и писал, старательно выводя буквы и высунув кончик языка. За его спиной висела карта, выполненная вручную, с маленькими флажками. При появлении Марго он замер, затем встал, надел потертый сюртук, поклонился и уставился с немым вопросом.