– Просил, но я решила помочь. И кстати, предложила твое маме устроить совместный ужин. Георгий тоже на нем будет.
Леша закатывает глаза и, сжав мой локоть, выводит из подъезда, довольно грубо заталкивая в машину.
– Аккуратнее, я не каменная.
Ответом следует тишина и громкий хлопок дверцей.
– В последнее время ты, – упираюсь пальцем в его плечо, как только он садится за руль, – слишком много на себя берешь. Если ты кому-то даешь деньги, это абсолютно не значит, что ты можешь распоряжаться жизнью этих людей на свое усмотрение. Я долго молчала, но это абсурд. Какая тебе разница, с кем живет твоя мама? Она счастлива, не это ли главное?
– Не ори.
– Не ори? Это все, что ты мне скажешь?
– Нет. Ты во всем права. Я и приехал сюда сегодня лишь из-за нашего утреннего разговора.
– Значит, ты хочешь помириться?
– Возможно. Но суть не в этом.
– А в чем?
– Я просил тебя не лезть.
– Просил. Но я же не сделала хуже. Что изменилось от того, что я туда пошла?
– Ты обещала мне, но сделала все с точностью до наоборот.
– Я хотела помочь.
– Я просил твоей помощи?
И вот мы вновь возвращаемся к этой теме. Она преследует нас и не дает покоя. Это маниакальное желание тотальной самостоятельности без права на ошибку и пристыжение любого проявления помощи убивает.
Леша упирается ладонями в руль. Говорит громко, каждый звук ранит мой слух. Эта запредельная резкость с его стороны распаляет и мою злость тоже. Хочется выйти из машины и уйти как можно дальше.
– Не просил. Просто мне казалось, что, когда люди вместе, они стараются понимать друг друга, помогать. Хотя о чем я? Тебе никто не нужен. У тебя есть ты. И этого тебе более чем достаточно.
Дергаю ручку двери, а Кирсанов перехватывает мое запястье. Удерживает, оставляя на коже красные следы.
– Куда ты?
– Доберусь сама. У тебя тренировка.
– Тей…
Выдергиваю свою руку из его и вылетаю на улицу. Иду вперед без оглядки. Мне больно, обидно. Он не воспринимает никого, кроме себя. Я два года схожу по нему с ума, а в ответ получаю лишь разрешение любить его.
Перебежав пешеходный переход, сворачиваю за угол. Захожу в какую-то кофейню, садясь за первый же свободный стол. Беру кофе и много думаю. До тошноты много.
У нас нормальные отношения. Взаимные чувства, но кто-то, видимо, всегда должен отдавать себя чуть больше. И это я. Хотя чего я ожидала, вешаясь на парня, который открыто говорил мне, как я ему безразлична? Сама виновата. А раз виновата, то должна исправлять. Мне нужно разорвать этот порочный круг. Выпутаться из него.
Держа эту мысль в голове, еду домой. На квартиру. Он снял ее для нас. Не хотел жить в моей, воспринимал в штыки. И наверное, это правильно, я должна радоваться. Леша со мной не из-за материальных благ. Он хочет прийти ко всему сам, и я даже была готова помогать. Кидалась с головой в омут, соглашалась на все. Съемная комната? Пожалуйста. Отказ от привычной жизни в виде досуга в ресторанах, клубах и тому подобных заведениях? Пожалуйста. Я шла на любые уступки в течение почти двух лет, а теперь, когда он заработал, ворвался в большой хоккей, когда его начинают узнавать на улице фанаты, он орет на меня из-за того, что я, высказываю свое мнение. За то, что в отличие от него самого, осмелилась поговорить с его же матерью на эту табуированную вот уже как полтора года тему об ее любовнике.
Конечно, я виновата. Кидаю в чемодан еще одно платье и растираю слезы по лицу. Глаза настолько застлала соленая вода, что вижу я мутно. Еле разборчиво.
За окном темно. Вызываю такси и, застегнув непослушную молнию на забитом доверху чемодане, сажусь на кровать. Бросаю взгляд на рамку с фото, непроизвольно всхлипывая.
В прихожей слышатся шаги. Я не успела уехать до его возвращения, мне не хватило совсем чуть-чуть времени. Провожу ладонями по коленям, разглаживая воображаемые складки на белых брюках, и, сжав ручку чемодана, качу его туда. На шум шагов.
Готовлюсь к скандалу, а он непременно будет. Леша захочет подавить мой протест, а я, я хочу услышать хоть что-то о его ко мне отношении и о том, что нам со всем этим делать дальше.
– Ты уезжаешь?
Он явно обеспокоен. Увиденное для него сюрприз, большая неожиданность.
– Да. Поживу у себя на квартире.
– Давай поговорим, – выставляет руку вперед.
– Я устала от этих пустых разговоров. Ты не любишь меня и никогда не любил. Признай это.
Озвучиваю самое ужасное, то, что мучает меня на протяжении двух лет. Он не раз признавался мне в любви, но внутри у меня всегда живет это странное ощущение его безразличия. И сколько бы ни проходило времени, оно не исчезает.
– Что ты несешь?
Он делает шаг ко мне, а я от него. Не хочу близости, потому что, как только почувствую ее, сразу сдамся. Мой запал пропадет, а огненный настрой потухнет.
– Я говорю то, что думаю, Леша. Может быть, все это ошибка? Зачем нам мучать друг друга? К тому же в выборе новой пассии у тебя явно не возникнет проблем, – со смешком кошусь на его телефон.
– Все из-за ревности? Я миллион раз говорил тебе, что кроме тебя у меня никого нет и быть не может.
– Все из-за твоего отношения. Я устала бегать за тобой высунув язык и поджав хвост. Я не ручная собачка.
– Ты действительно так себя чувствуешь?
Он все приближается. Настигает, зажимает у стены. Касается руки, медленно перебирая мои пальцы, ведет выше, поглаживая предплечья. У меня кружится голова от его близости, запаха. Аромат этой парфюмерной воды забивает легкие доверху. Перевожу дыхание и говорю, глядя в его светлые, блестящие глаза:
– Чувствую. Я сама виновата, слишком сильно любила.
Осекаюсь или же намеренно хочу его уколоть. Показать, что я могу исчезнуть из его жизни.
– Любила?
– Люблю, – беру свои слова назад. – Дай пройти, пожалуйста.
– Я никогда не хотел делать тебе больно.
– Но делал. И делаешь. Нам нужна передышка. Она давно нам нужна, Леш, но мы игнорировали абсолютно все звоночки. У тебя будет больше времени на хоккей, семью, помирись с мамой. Подумай о нас. Не знаю…
– Ты не можешь уйти вот так.
– Могу, – пожимаю плечами, глотая свои слезы.
– Когда мы увидимся?
– Не знаю. Созвонимся.
Леша склоняет голову, долго смотрит под ноги в звенящей тишине, медленно возвращая взгляд к моим глазам.
– Не нужно уезжать. Разбирай чемодан. Я поживу у друзей, столько времени, сколько тебе потребуется одиночество.
На этих словах он поворачивается ко мне спиной. Делает пару шагов и выходит за дверь. Вдыхаю и, приложив сжатую в кулак руку к сердцу, растерянно смотрю на закрытую дверь.
Но я же сама этого хотела. Сама…
Глава 13
Аспид
– Аспид, четыре часа ночи, серьезно? – Виталик щурится. – Заползай.
Белов отходит в сторону, пропуская меня в свою хату.
– Прости, – хлопаю его по плечу и часто моргаю.
Во мне явный переизбыток алкоголя. Сколько баров я посетил за сегодняшнюю половину ночи? Четыре? Кажется, так. Хотел забыться. Тейкин выпад стал неожиданностью, а признания выдернули почву из-под ног. Как-то хреново осознавать, что твоей девочке с тобой плохо. Плохо оттого, что ты не можешь вести себя не как мудак. Это твой гребаный стиль жизни, а она страдает. Иногда мне кажется, что лучше бы мы ничего не начинали. Разбежались еще там, в ночь на озере. Но она вновь и вновь появлялась у меня перед глазами, и в конечном итоге я не смог от нее отказаться. Не смог тогда, тем более не смогу сейчас.
– Проблемы?
Виталик включает на кухне свет и достает из холодильника две бутылки пива. Сворачивает с одной из них крышку, другую протягивает мне.
– Не, я воздержусь. Пожалуй, на сегодня хватит.
– Ладно. Так что за пьянство? На тебя непохоже.
– Да Тейка… из дома хотела уйти.
– Ушла?
– Я ушел, как видишь.
– На почве чего скандал?
– А я знаю? Ну, может, и знаю, но не уверен.
– Это как?
– Она мне сегодня заявила, что чувствует себя собакой. Бегает за мной. А я не замечал, точнее, не просил… Уродство какое-то.
– Я всегда говорил, что вы как-то слишком полярны. Ей нужна всякая романтика, а тебе… а тебе вообще хрен поймешь, что нужно.
– Я и сам не знаю, что мне нужно… Слушай, можно я у тебя пару дней перекантуюсь? Не хочу в гостиницу.
– Да без проблем. Кухня и раскладушка в твоем полном распоряжении.
– Как в старые добрые, спасибо.
Белов сваливает спать, а я, я выключаю свет и ложусь на диван. Складываю руки на груди и долго смотрю в то и дело уплывающий потолок. Чертовы вертолеты. В какой-то момент пустых мыслей вытаскиваю телефон и набираю. Тейку.
Долгие гудки сменяются ее тихим «да».
– Спишь?
– Ты время видел?
– Прости. Почему-то думал, что не разбужу…
– Леш, – с паузой, – ты там пьешь, что ли?
– Нет. Тей, что происходит? Я не понимаю.
– Сейчас не самое удачное время.
– Ты не одна?
– Что? – голос искрится возмущением. – Не говори ерунды.
– Скажи, что мне нужно сделать, и я сделаю.
– Пересмотри свое отношение к нам. Спокойной ночи. И больше не пей.
Гудки. Затяжные, громкие. Разжимаю пальцы, и телефон с грохотом падает на пол. Плевать. Веки закрываются сами, по инерции.
В состоянии повального пьянства и тишины я существую всю следующую неделю. Хотя повальное пьянство – это слишком громко сказано. Скорее, тусовки, клубы. Парни из команды в этом плане прошаренные, поэтому затусить где-то до утра труда не составляет. Вот уже семь дней обитаю в реалиях постоянного веселья. Двадцать четыре часа в сутки, мать его.
Забитый людьми бар, басы.
Я трезв как стекло, приперся сюда скорее по инерции. Долго смотрю в одну точку, точнее, на одного-единственного видимого мне сейчас человека. Тея находится от меня на расстоянии нескольких метров. Стоит на лестнице, улыбается какому-то уроду. На ней короткое платье телесного цвета, оно обволакивает каждый миллиметр ее тела, словно вторая кожа. Что она здесь забыла? Наш последний разговор состоялся, кажется, три дня назад. Но не привел ни к чему, мы так никуда и не продвинулись. Кто в этом виноват, вопрос спорный и, скорее всего, не требующий ответа. Просто в последние дни все так кардинально поменялось. Два года игры в идеальность, а как итог разбитые мечты и куча недоговоренностей. Огромное болото, а рядом пропасть. Вот в нее мы и летим. Уже давно.