— Неет, — Сигвальд фыркает и шипит в простыню. — Само пройдёт.
Перебираюсь на самый край постели, обхватываю колени руками. Дыхание Сигвальда выравнивается, но он по-прежнему лежит калачиком и даже не смотрит на меня.
— Я испугалась, — повторяю я, и слёзы капают на руки. — Я не хотела.
— Я понял.
— Всё слишком внезапно… Я так волнуюсь, что едва помню свадьбу. Такое чувство, что это сон, всё происходит не со мной.
— По твоему взгляду было заметно, что ты будто не здесь. Я даже подумал, что ты не хотела выходить за меня и тебя чем-нибудь опоили, чтобы не взбрыкнула.
— Нет, это большая честь для меня, я бы не позволила себе проявить неуважение к Императору, но я была так напугана, что едва стояла на ногах. Боялась упасть.
— Неужели я так ужасен? — усмехается Сигвальд. Он разворачивается и подпирает рукой щёку. Другой прикрывает пах. — Ты первая девушка, которая боится меня. Обычно отбиваться приходится мне.
Усмехаюсь шутке, но по взгляду понимаю: он серьёзен. Недоверчиво уточняю:
— В самом деле?
— На последнем балу с меня успели содрать пояс. Еле отбился в рамках приличий. Но её безумное лицо и вонь гнилых зубов долго будет являться мне в кошмарах.
— Фу, — нервно усмехаюсь. — Тяжело быть принцем.
— Неженатым — да. Надеюсь, теперь девушки будут вести себя пристойнее. А ещё лучше, если они опять переключатся на папу, он от них хотя бы не устаёт.
— Неужели? — В груди растёт ком, мешающий улыбнуться и свести всё к шутке.
— Да, он как-то умеет их к порядку призвать и угомонить. Может даже с несколькими сразу, и они довольные ходят, смотрят на него с обожанием.
Крепче обнимаю колени. Не хочу это слушать, но и остановить Сигвальда не смею.
— Не переживай, если ты против других женщин в нашей постели — я не буду их приводить.
— Это так великодушно, — шепчу в колени, но не могу избавиться от мысли, что в это время Императора, возможно, ласкают его любовницы, а он целует их, гладит, и его плоть погружается в них.
— Мун, что-то не так?
Мотаю головой, но Сигвальд не унимается:
— Ты так побледнела…
— Я очень устала. Почти целый день шла пешком, потом на меня напали бандиты, ночью я плохо спала, а затем весь день эта свадьба… Не думала, что на празднике можно так устать.
— У меня самого ноги гудят после походов по храмам.
Его взгляд скользит по моим плечам, ногам. Сигвальд облизывает губы.
Он мой муж, я должна принадлежать ему, он имеет полное право прикасаться ко мне… Хочется сбежать, унестись прочь, как Фрида. Понимаю её, всецело понимаю. Сигвальд приподнимается. Жёлтый огненный свет скользит по его коже, по перекатывающимся мышцам.
Ближе…
Ближе…
Глаза в глаза.
Расширившиеся зрачки поглощают травяную зелень радужек. Запястья касается дыхание, за ним — губы.
«Он мой муж», — повторяю, глядя, как Сигвальд покрывает поцелуями мою руку.
Светлые кудри щекотно касаются кожи, пальцы скользят по бёдрам. Прежде, чем успеваю повторить, что он мой муж, инстинктивно отодвигаюсь.
Сигвальд остаётся на месте, пристально смотрит. Понимаю, что он снова придвинется, продолжит, и меня захлёстывает ужас, дыхание сбивается, наворачиваются слёзы:
— Не могу. С незнакомым — не могу, — бормочу я и зажимаю рот ладонью.
Что делать? Как это пережить? Почему Император не дал нам положенную неделю времени узнать друг друга, прежде чем отдать меня во власть мужа. Это жестоко. Так не поступают даже в бедных семьях: девушка должна накормить мужа ужином, затем его родных, они должны вместе посетить храмы, каждый день встречаться ненадолго, хоть и под присмотром семей.
От прикосновения к руке вздрагиваю, слёзы вырываются неудержимым потоком.
— Мун… Мун… — Сигвальд гладит меня по плечу. — Я не хочу, чтобы ты плакала.
Будто я могу остановиться! Рыдания душат меня.
— Мун… ну… Мун, — он сжимает мои плечи. — Неужели тебе так страшно?
Судорожно киваю.
— Я буду очень нежен, обещаю, — Сигвальд придвигается, обнимает, целует в плечо.
А на меня наваливаются все горести и страхи, и прорываются рыданиями. Я зажимаю рот ладонями, пытаюсь успокоиться, но только громче рыдаю. Не знаю, что со мной, я просто не контролирую себя. Рыдания так перетряхивают меня, что начинает ныть живот.
— Тихо, тихо, — Сигвальд отступается. — Успокойся.
Не сразу я осознаю, что он накрывает меня одеялом. Так мне спокойнее, я уже не трясусь. Но живот по-прежнему ноет, между ног становится влажно. И тут я начинаю догадываться, запускаю руку между ног, украдкой смотрю на мокрые пальцы: кровь.
Меня бросает в жар, пытаюсь сказать, в чём дело, но от стыда немею. А надо… надо действовать, пока я не перепачкала всю постель. Икнув, потупившись, бормочу:
— Простите… прости, сегодня… — задыхаюсь от смущения. — Сегодня не получится. Я… дело в том…
— Тебе нужно привыкнуть, — уныло заканчивает Сигвальд.
В его голосе столько разочарования, что мне его жалко.
— Не только, — шепчу я. — Но… сегодня не получится… даже если бы я хотела.
Сгорая от стыда, я медленно высовываю руку из-под одеяла. Сигвальду требуется минута или две, чтобы понять. Как хорошо, что мне не придётся произнести это вслух.
— Я позову служанку, — говорит он, слезает с постели. — Всё что ни делается, то к лучшему: у нас будет время познакомиться поближе.
Не смея посмотреть на него, вымученно улыбаюсь. Но когда Сигвальд выходит, осознаю, насколько рада отсрочке. И снова заливаюсь слезами — от облегчения.
Глава 11. Молодая жена
Какое это блаженство — быть принцессой! С утра пораньше никто не поднимает работать — меня вовсе не будили! Не надо объяснять, что я не могу делать то-то и то-то из-за этих дней, можно просто лежать, свернувшись калачиком, даже за едой ходить не надо.
Правда, поздним утром приходится встать: традиционная проверка простыни. Чувствую себя совсем неважно и, подозреваю, выгляжу бледной и несчастной, так что Император, увидев меня, грозно смотрит на Сигвальда, протягивающего измазанную ткань весёлым гостям. На мгновение кажется, Император ударит сына, но он лишь стискивает зубы, ноздри трепещут.
Под пошлые шутки Сигвальд удаляется вместе с гостями, Император пропускает их вперёд — и остаётся. У меня начинают подгибаться ноги, я едва стою. Смех, весёлые разговоры и шаги стихают. Император медленно закрывает тяжёлую створку двери.
Поворачивается.
Яркие, гневные глаза устремлены на меня.
Сглотнув, опускаю взгляд.
В чём я провинилась?
Я настолько сосредоточена на Императоре, на едва уловимом звуке его шагов, на ощущении его опустившихся на плечи ладоней, на запахе корицы и жаре его огромного сильного тела, что больше не чувствую боль.
— Ты… в порядке?
Какой же у него голос! Закусываю губу.
— Мун?
— Всё, всё в порядке, просто… — не могу признаться, хотя понимаю: в его возрасте он всё знает о женщинах и их проблемах. — Устала.
— Сигвальд тебя не обидел? — Горячая ладонь скользит по шее и оказывается на затылке. Император пытается заставить меня поднять голову и посмотреть ему в лицо, но я упрямо отвожу взгляд. — Мун, если он сделал что-то…
— Всё в порядке, — бормочу я, пытаясь унять дрожь. Под кожей вновь струится огонь, хочется плакать. — Он сама доброта, просто я устала за последние дни. Переволновалась.
Сигвальд действительно сама доброта, мы мило поговорили перед сном, он неожиданно деликатно воспринял ситуацию и спал на своей половине кровати, больше не пытаясь меня приласкать. Но это не то, о чём хочется говорить с Императором, особенно когда его сильные пальцы перебирают мои волосы.
— Позвать лекаря? — Император перебирает волосы, а пальцы другой руки ласково поглаживают плечо. — Или может, ты хочешь поговорить с матерью?
К щекам приливает нестерпимый жар, руки Императора не дают сосредоточиться, я с трудом выдавливаю:
— Я просто хочу спать. Устала.
Если он не остановится — я не знаю, что со мной будет, я, наверное, прижмусь к нему. Я уже почти падаю на его грудь, но Император подхватывает меня на руки и несёт к постели. Задыхаюсь, не могу вымолвить ни слова, обмираю, а сердце рвётся из груди, но Император лишь опускает меня на ещё ночью застеленную свежую простыню и укутывает одеялом.
— Тогда отдыхай, — он смотрит в сторону. — Можешь не выходить к гостям, это необязательно. Если что-нибудь понадобится — зови, слуги постоянно дежурят рядом. Отдыхай. И если Сигвальд тебя обидит — просто скажи мне.
Он нависает надо мной, я вдыхаю запах корицы, а он прижимается губами к моему лбу. Закрываю глаза, тянусь к нему рукой, но он уже отступил. Он уже уходит. Меня пробивает озноб.
***
С балкона наблюдаю, как Сигвальд провожает последних гостей. Второй день свадьбы подошёл к концу, дворец снова принадлежит нам, можно не изображать радушного хозяина, а казначей перестанет смотреть на меня щенячьими глазами.
Сигвальд кивает, похлопывает придворных по плечам, улыбается.
А Мун по-прежнему сидит в их комнате.
Ничего не понимаю.
Золотая печать на моей спине уменьшилась на бутон, значит, Сигвальд и Мун должны сблизиться, но я этого не чувствую.
Оба говорят, что всё хорошо, но мои ощущения твердят иное.
Прижавшись лбом к каменным перилам, вздыхаю.
Всё налаживается.
Смерть отступает.
Прижимаю ладонь к груди, слушаю стук сердца.
Тяжесть, давившая на плечи с того дня, как я услышал вердикт магов, больше не придавливает к земле, хотя о покое говорить рано, ведь печать не исчезла полностью, хрупкое равновесие чувств может быть нарушено. Я не привык сидеть в стороне, когда решается моя судьба, но как поступить сейчас?
Не ухудшит ли ситуацию моё вмешательство?
Закусываю губу. Недавно считал, что самое трудное — найти принцессу, а теперь волнуюсь пуще прежнего. Накрываю лоб рукой.
Надо успокоиться. Просто довериться Сигвальду и Мун. Любовь — это не битва, в ней можно победить без сложных стратегических расчётов и жертв. Юность и близость сделают своё дело, месяца более чем достаточно, чтобы убрать проклятие. Если повезёт — скоро я освобожусь.