— А как часто вы этим занимаетесь?
— Фрида, — простонала я и закрыла лицо руками.
— Ну ладно-ладно, — она обнимает меня. — Прости. Но мама мне не рассказывает об этом, подруги остались дома, а те, что рассказывали, говорили сущие ужасы. Говорят, это очень больно и крови много и потом неделю всё ноет. А ты не выглядишь несчастной, вот я и подумала, может, они нарочно врали?
Чувствую, как холодеет лицо и кровь отливает от сердца: а если они не лгали? Если это в самом деле так ужасно? И со мной это случится не сегодня-завтра.
— Мун, что с тобой? Тебе плохо? — Фрида тоже бледнеет, её лицо подёргивается дымкой.
Слёзы. Кажется, я сейчас заплачу от страха. Я не хочу первую брачную ночь, не хочу крови и боли и…
— Мун, — Фрида подводит меня к софе и усаживает. — Кого-нибудь позвать? — Она хлопает себя по лбу. — Ну конечно позвать, ты же принцесса, а не простолюдинка…
Она поднимается, но я хватаю её за руку:
— Не надо, всё хорошо, просто… не знаю, что на меня нашло, это от волнения.
Улыбаюсь, а в мыслях крутятся её слова: «Это очень больно и крови много и потом неделю всё ноет». Как мне через это пройти? Не надо думать об этом, не сейчас. Сжимаю руки Фриды и выдавливаю улыбку:
— Лучше расскажи, как вы устроились.
Сначала Фрида тревожно на меня смотрит, но с разговором распаляется, увлекается, и я узнаю о судьбе моих приёмных родителей.
Они выкупили особняк в центре Викара, их завалили приглашениями и просьбами о встречах. Родители очень растерялись, но Фероуз помогает им наладить быт. Я не могла не задаться вопросом, помогал Фероуз от чистого сердца или по приказу Императора. Хотя мне, наверное, стоило думать, что идея помочь моим совершенно не привыкшим к такой жизни родственникам исходила от мужа.
Обрисовав ситуацию в целом, Фрида пускается рассказывать о красоте дома и сада, о новых вещах и одеждах, об уроках танцев и этикета, о том, сколько у неё теперь поклонников и как непривычно, что с утра не надо вставать на заре и идти в поле.
Фрида вновь вцепляется в мою руку и спрашивает:
— А как Император?
К лицу приливает кровь:
— В смысле?
— Ну… он страшный? Говорят, он просто ужасающий.
— Не заметила.
— И он тебя… не притесняет? Всё же ты дочь прежних правителей.
— Нет, он… очень добр.
— А он показывал… ну… сушёные головы короля и королевы?
— Нет. И не упоминал о них. Вероятно, это глупая сплетня.
Наверное, мне должно быть грустно вспоминать, что он виновен в смерти моих настоящих родителей, но мне становится как-то… странно: не грусть, не злость, может, только отдалённое сожаление о потерянной семье. И немного неловко, что я не испытываю гнева или жажды мести.
Наверное, я должна ненавидеть Императора, а не тонуть в его насмешливых глазах.
— А принц похож на отца?
И хотя внешне они похожи, я почему-то отвечаю твёрдое:
— Нет. — Пытаюсь осознать. — Они как огонь и вода.
— О. Не ладят друг с другом.
— Нет. — Мотаю головой. — В сравнении с Императором при… мой муж… — с губ чуть не срывается «блеклый», краснею, — он более размеренный, мирный.
Хотя и Император вроде не воинственный сейчас, но не могу объяснить ощущение, всё как-то… неопределённо и странно, и хочется скорее закончить этот нелепый разговор:
— Хочешь посмотреть дворец?
Глаза Фриды вспыхивают от восторга, и мы одновременно улыбаемся.
***
Иногда я задаюсь вопросом, зачем мне Империя. Я не желал её, я просто хотел свободы, мечтал о безопасности для себя и семьи (очередной семьи, которую отнимали мои враги или болезни), мечтал просто вырастить детей в мире, и вот сейчас я не свободнее мальчишки кочевого племени, которым родился много лет назад.
Я не смог защитить двенадцать из тринадцати своих детей, не смог защитить ни одну из шести жён, и вот теперь пытаюсь защитить подданных невообразимо огромной Империи, и будто мало мне забот — они сами норовят повредить себе или мне. Я так устал, что уже не уверен, справлюсь ли с этой непомерной задачей.
Я больше не могу думать о разворованных деньгах, о дорогах, которые снова надо строить, о северных крепостях, обираемых их же комендантами. Оставив документы на помощника, я покидаю библиотеку.
Справлюсь ли я с правлением?
Зачем мне это всё?
Закрыв глаза, потираю переносицу и почему-то вспоминаю Мун, её взгляд испуганной лани. Она теперь тоже моя семья. Сигвальд — он достоин такой заботы, достоин усилий по сохранению мира. И Мун. У них ведь будут дети, им тоже нужны покой, мир, защита.
Мун… Я слишком много о ней думаю. Это и понятно: жена единственного сына, принцесса. Её родителей погубил я. Наверное, она считает меня властолюбивым тираном, жадным до чужих земель.
Сам не заметил, как подошёл к росписи о взятии Вегарда. Славное было сражение. А ведь меня устраивала граница по горной гряде и этой стене-крепости. Мои владения как раз приобрели компактную почти круглую форму, достойных соперников по мою сторону гор не осталось, меня устраивал мир.
И ведь, главное, король видел, что за каждое вероломное нападение на границу своих земель я рано или поздно отвечаю завоеванием, а всё равно попытался оттяпать у меня долину. И тогда я уже был не властен над ситуацией, мне надо было ответить или позволить созданному разваливаться от мелких ударов соседей, от неуверенности людей в их правителе.
Я смотрю на змею, вылезающую из фляги на поясе одного из пленных. Воспоминания о том дне и кинувшейся на меня песчаной гадюке становятся такими яркими, что я почти слышу крики сражающихся. Тянусь рукой к изображению, чтобы убедиться — это только картинка. Краска холодит пальцы, подушечками ощущаю шероховатость стены.
— Эта змея… — от голоса Мун внутри всё сладко сжимается.
«Ненавидит ли она меня?» — вопрос и глупый, и важный.
Вроде она всего лишь девчонка, и в то же время от неё зависит моя жизнь.
Разворачиваюсь, она вздрагивает. Изящная, соблазнительная, настолько притягательная, что от одного её вида я горю от страсти и с трудом сдерживаюсь. Жена моего сына. А я смотрю на неё и думаю о её нежной коже, о форме плеч, по которым приятно скользнуть ладонями, о грудях, будто просящихся удобно лечь в мои руки, о её тонкой талии и широких бёдрах, о лоне, которое чуть не стало моим, о её ногах, о женском запахе, который мне до крика хочется почувствовать.
Горячее, тягучее возбуждение сгустило мою кровь и наполнило тяжестью мышцы и чресла.
Я хочу её, невыносимо хочу прямо сейчас, но права на это не имею.
В висках гудит взбудораженная кровь, я не сразу услышал её вопрос:
— Вам правда подсунули змею?
— Да, — сипло бросаю я, широкими рукавами прикрывая пах, чтобы она не заметила, как сильно я её желаю. — Мне надо идти.
Разворачиваюсь и ухожу, понимая: ещё немного рядом с ней — и не сдержусь.
Глупо, глупо это всё, но… В Мун есть что-то такое, что заставляет разум умолкнуть, а сердце трепетать. Крайне опасное состояние для Императора.
Глава 13. Над чем не властен разум
Наверное, повлияли слова Фриды, но теперь кажется, Император меня ненавидит. Или, по меньшей мере, недолюбливает. Иначе с чего бы ему так быстро уходить, когда он вроде никуда не торопился, минут пять стоял и просто смотрел на роспись. Или я отвлекла его от важных размышлений? Ну конечно! Хлопаю себя по голове: он же Император, у него много дел, а я… глупая девчонка, вот кто я.
Поднимаю взгляд на змею. Принёсший её человек не мог рассчитывать на помилование, а значит шёл на верную гибель в надежде спасти родину.
Мою родину.
Смотрю на фигуры людей, на легендарный Вегард — для меня это только история, а Император… он её вершил. От его величия, от осознания, что нахожусь рядом с таким человеком, сердце обмирает, а потом начинает биться чаще.
Поднимаю взгляд выше, на статную фигуру Императора… он похож на сошедшего с небес бога. Он прекрасен, и приходится сделать усилие, чтобы вдохнуть и избавиться от трепетной, какой-то приятной дрожи.
Император — это Император, он велик и непобедим, а мне надо думать о муже.
С которым предстоит близость. Чувствую, что бледнею. Скоро и меня постигнет эта страшная участь.
«Не бойся», — говорю себе и, чтобы успокоиться, опять бросаю взгляд на изображение Императора. Часть его силы и уверенности, сквозящая даже в этом творении красок, передаётся мне. Я буду смелой, я позволю Сигвальду… Ах, как невыносимо глупы мои размышления: у меня нет выбора, я его жена и лягу под него, когда закончатся красные дни.
***
За сегодняшний день я сделал не меньше сотни распоряжений, прочитал уйму документов, но сейчас, в сумраке ночи, в своей постели думаю не о сне, не о возможности несколько дней провести вдали от неотложных государственных дел, думаю даже не об избавлении от родового проклятия королевы, а почему-то о Мун.
Нежный цветок моего дома.
Способный, впрочем, врезать вазой по голове.
Понимаю, что улыбаюсь. Последний раз девушка разбивала мне голову, когда я был десятником в конных войсках моего первого правителя, владельца земель, по которым из века в век кочевали мои предки. Тогда была славная заварушка в одном из питейных заведений… Как же давно это было.
Честно говоря, не думал, что Императора могут вот так резво отбрить.
Мун…
Ужас пронзает меня: был ли я прав, отдав её Сигвальду? Вдруг я мог бы…
Встаю и обхожу огромную спальню, стараясь выбросить эту мысль из головы. Иду в соседнюю комнату, к зеркалу.
Золотой узор проклятия отступил от почек, редкие лепестки сморщились, бутоны уменьшились.
Отношения между Сигвальдом и Мун развиваются довольно быстро, я должен радоваться, но радость эта с примесью горечи.
«А если всё переиначить сейчас?»
Качаю головой, поражённый собственной глупостью: хочу поставить свою жизнь под угрозу ради страсти. Это ведь страсть, не более: красивая трепетная девушка, привлекательность юности. А может даже побочное действие проклятия, ведь оно создано для того, чтобы связать два рода любовью и брачными узами.