Наворачиваются слёзы, я поспешно вытираю их и продолжаю изображать болезненное частое дыхание. От этого кружится голова и накатывает паника, но для меня это лучше: я выгляжу больной.
Снова Борн садится передо мной на корточки и, убрав с моего лица волосы, ласково просит:
— На, выпей.
Послушно делаю глоток и чуть не давлюсь сладко-пряной жидкостью. Борн вливает в меня несколько глотков, прежде чем мне удаётся отклониться от чашки.
— Не бойся, это всего лишь настойка с успокаивающими травами. — Голос Борна звучит как-то странно.
Ему нельзя верить, я чувствую это всем телом и душой. Сижу, пытаясь отдышаться:
— Оно… Не… Вкусное…
— Лекарство редко бывает вкусным. — Борн смеётся, пожирая меня глазами, всё чаще скользя взглядом мне на грудь.
Его рука поглаживает моё бедро. И я с ужасом понимаю: он будет продолжать, пока не получит меня или пока кто-нибудь ему не помешает.
Отодвигаюсь к стене, перебираюсь на самый край койки. Борн насмешливо наблюдает за моими передвижениями.
— Ты не спала с Сигвальдом, — хищно улыбается Борн.
— Спала, — шепчу немеющими губами.
— Нет. — Он качает головой. — Не спала. Я знаю. Во дворце много моих людей, ты ни на минуту не оставалась одна, поэтому я точно знаю, что с мужем ты ложа ещё не делила.
В горле встаёт ком, щёки пылают от смущения, и голос дрожит:
— И что?
— А то, что тот, от кого ты понесёшь, вероятнее всего и станет твоим мужем. — И он начинает развязывать широкий пояс. — Ребёнка должен воспитывать отец, разве не так?
Сглотнув, пячусь изо всех сил, но за мной — каменная стена.
— Но даже если бы не это исключительно привлекательное обстоятельство. — Он роняет пояс на пол и начинает стягивать рубашку. — Ты слишком привлекательна, чтобы отказаться от близости с тобой.
Неужели Борн сделает это? Неужели я с ним…
Зажмуриваюсь.
Стараюсь не думать о кошмаре, что меня ждёт. Не так, всё это должно было происходить не так…
Но, странно, чем дальше, тем мутнее становится в голове, будто меня окутывает вязким туманом.
Сквозь полуоцепенение до меня доносится звук удара, ещё звук — глухой. И очередное яростное:
— Как ты посмел? Борн!
Почему-то хочется засмеяться, но сил на это нет.
Звуки ударов обрывают моё веселье, но к моменту, когда я открываю глава, драка уже кончена: полуголый Борн уходит, вытирая разбитую губу, а на его месте стоит высоченный горбоносый Ингвар. Его глаза цвета льда будто прошивают меня насквозь. Как же мне становится холодно.
Он дед моего мужа, но всем странно оцепеневшим нутром чувствую — он враг. Ощущение, намёк на которое я уловила ещё в галерее с битвой при Вегарде. Предатель всегда остаётся предателем.
Жаль, Император этого не понял.
— Тебя нельзя оставлять одну. Но я понимаю, почему они были так невоздержанны. — Ингвар усмехается. — Ты даже во мне пробудила страсть, а это дано не каждой женщине.
— Я жена вашего внука, — шепчу в надежде на пощаду, но его глаза цвета льда убивают надежду на корню.
— Это ненадолго.
Он предал мою семью.
Он предал свою семью.
У него нет ни совести, ни жалости.
Закрываю глаза — и вижу перед собой Императора.
Он никогда не сдавался. Даже в самой ужасной ситуации. Значит, и мне сдаваться нельзя.
Ингвар подходит ко мне…
***
«Ингвар!» — всякое воспоминание о нём — точно удар. Ненавижу. Ненавижу собственную глупость: как я не догадался, что за всем стоит этот предатель?!
Конь подо мной хрипит от напряжения, рядом сбрасывает пену конь Фероуза. Мы скачем по сельской дороге, и если в доме не будет Мун, Октазии лучше бежать из страны.
Мимо проносятся изящные оливковые деревья.
Сквозь бешеный перестук копыт доносится возглас Фероуза:
— Дом!
Я ещё ничего не вижу, но магическому чутью друга доверяю больше, чем своим глазам. Через пару минут он добавляет:
— С магической защитой!
Как и говорила Октазия. Надеюсь, в остальном она тоже честна, иначе… Иначе я могу делать роковую ошибку, уезжая из Викара и оставив раненого сына там на попечении младшего придворного мага.
Наконец вижу белёные стены и крышу особняка над ними. Даже я чувствую, что с домом что-то не то. Сейчас не до маскировки, я позволяю ногтям превратиться в когти. Выпущенная магия вихрем проносится по телу, укрепляя мышцы и кости, удлиняя зубы. На загривке прорастает шерсть, окружающее обесцвечивается, всё становится почти болезненно-чётким в мире оттенков серого цвета.
Теперь я вижу, что по верхней плоскости стены горит пламя защитных чар, а вся территория накрыта туго свитой белёсой сетью.
Не сговариваясь, мы с Фероузом одновременно осаживаем коней и дальше двигаемся шагом.
— Похоже, под ним какой-то древний алтарь, — Фероуз поглаживает курчавую бороду. — Защита непропорциональна зданию.
— Или источник. Или дух. — Оглядываю стены, через которые прорастают чёрные отростки, невидимые обычным зрением. — Настоящая крепость.
— Думаешь, она там?
Ощущаю пристальный взгляд Фероуза. Признаюсь:
— Надеюсь.
Хотел бы я быть сейчас таким же спокойным, как накануне моих самых грандиозных штурмов, но вынужден признать: никогда в жизни (даже когда трясся под крыльцом, пережидая бурю и соскребая острым камнем рабское клеймо) я не чувствовал себя таким беспомощным и неуверенным. Такое ощущение, что вместе с Мун из меня вытащили какой-то стержень.
Словно у меня забрали моё бесстрашное сердце.
Глупость. Мотнув головой, сосредотачиваюсь на деле.
Судя по тому, как чётко мне удаётся просмотреть конструкцию особняка и защитные чары, магия этого места основывается на магии духов.
Мы останавливаемся в трёхстах метрах от дома.
— Свежие чары. Местные. — Фероуз сплёвывает в пыль. — Ненавижу их.
Кошусь на него: хмурится, нервно подёргивает бороду. Уточняю без особой надежды:
— Сможешь аккуратно от них избавиться?
Он отрицательно качает головой:
— Почти наверняка разрушу дом до основания. Мало песка, даже в глубинных слоях. И слишком много воды. Не удержу.
Стискиваю зубы и острее ощущаю клыки.
— Прикроешь меня, — говорю глухо.
— Надо было взять отряд, — с сожалением отзывается Фероуз.
— А если бы среди них оказались предатели? — Поворачиваю голову к нему, стискиваю поводья. Конь хрипит подо мной, вряд ли он переживёт сегодняшнюю ночь. — Это Ингвар. Человек, которого я принял в свою семью.
Губы Фероуза вздрагивают в полуулыбке:
— Не принял.
— В любом случае его связи с местными могут оказаться шире и прочнее, чем мои. Лучше действовать вдвоём.
— Как в старые добрые времена.
Ухмыляюсь и спрыгиваю на землю. Моего коня шатает. Фероуз спешивается чуть медленнее — возраст — и кладёт ладонь на рукоять висящего на поясе меча. Слова родной речи согревают сердце, Фероуз считает по-нашему:
— Пять, четыре, три, два, один.
Нас окутывает мерцающим песком. Для меня он серый, точно зола. В этом облаке мы шагаем к зачарованным стенам, и спрятанные в них щупальца чар спокойно лежат внутри, не подозревая о приближении врагов.
Высота стены — семь метров, слишком даже для моей ипостаси. Фероузу даже приказа не надо, он сцепляет ладони, я отталкиваюсь и прыгаю наверх.
Вживлённые в верхушку магические щиты не успевают сработать — я ныряю в отверстие сети и приземляюсь на каменную дорожку. В меня летит пламя. Перекатываюсь, срываясь на рык: Борн стоит неподалёку.
Его губа разбита.
Когда? В столице его не били, а рана свежая.
Мун? Она могла. Он что, прикасался к ней?
Ярость охватывает разум алой пеленой, мир оттенков серого окрашивается багрянцем безумия. Мышцы взрываются болью молниеносного увеличения, я скачками несусь на ошалевшего Борна, прыгаю, ломая лезвия боевых заклятий, и мы катимся по траве. Мои когти вспарывают плоть.
Крик.
Мы катимся по земле, мимо просвистывает стрела. Рывком загораживаюсь от лучника Борном, того прошивает сразу двумя стрелами. Два лучника. Всё пульсирует в красном свете гнева. Моя одежда трещит, выпуская изменённый торс.
Снова мчусь — на всех четырёх лапах, запах крови пьянит, клыки жаждут плоти.
Улавливаю запах Мун.
Она здесь.
Её здесь обижали.
С разбега вгрызаюсь в лучника, скачу к следующему.
«Мун-Мун-Мун», — стучит в полузверином мозгу в такт колыханию гривы.
На дорожку выскакивает солдат, замахивается мечом — ныряю под лезвие, кусаю, рву.
Убью. Всех. Всё уничтожу. Запах Мун здесь. Оглашаю окрестности рыком.
Ещё человек.
Ещё враг.
На нём запах Мун.
Ослеплённый, я мечусь между вооружёнными фигурами, между лезвиями защитных чар, между невидимыми простым людям сетями. Чувствую, как соскальзываю в бездну звериного безумия.
Здесь Мун.
Она здесь.
И я должен её защитить.
Мчусь в особняк, сшибая людей, перегрызая глотки, руки, ноги, сшибая, убивая, разрывая. Мокрые лапы скользят по плитам пола, но я бегу дальше — на усиливающийся запах Мун.
Она там.
Иду к ней.
Вокруг всё звенит и кричит. Поднята тревога, обереги тянутся ко мне смертоносными удавками, но среди комнат я уже нахожу ту, где одуряюще пахнет Мун и кровью. Нахожу дверь. Ступени вниз.
Ингвар выскакивает из боковой комнаты, затягивая на ходу шаровары. Мгновение я смотрю на исцарапанное лицо, осознаю — и всё затопляет ярость, я падаю в алые сполохи гнева, я едва слышу мольбу, предсмертные крики, едва ощущаю удары по торсу.
Моя ярость и боль безграничны: он прикасался к Мун.
Тело подо мной обмякает, но я не могу остановиться, мой разум полон ужасных видений, и я терзаю труп. Больше всего мне хочется плакать.
Я её не уберёг.
Не спас Мун.
Это осознание придавливает меня многотонной каменной плитой.
Останавливаюсь.
Я весь в красном и липком. Ингвара никто не сможет опознать. Но что в этом толку, если я не успел защитить Мун?