— И не говори, — отмахиваюсь. — Казначеи скоро поседеют. Одно утешает: народу это вроде как нравится… — смотрю на свои руки и почему-то вспоминаю Мун. — Та девушка…
— Можно обыскать дома возле места, где она сбежала, поспрашивать…
— Это Мун. Она служанка Октазии.
— Вы уже встречались?
— Под твоей личиной. Гнавшийся за ней идиот — бастард брата Октазии. Ильфусс. Его стоит прижать, чтобы не распускал руки.
— Да, конечно… Девушку привезти?
«Я не продаюсь», — прозвучал в мыслях её звонкий испуганно-оскорблённый возглас.
— Если захочет, — поднимаюсь, и Фероуз встаёт следом за мной. — У меня достаточно женщин, чтобы не возиться с какой-то почти рабыней.
— Да, конечно.
Мы идём по просыпающемуся городу, и приятные мысли о Мун, предвкушение встречи с ней сменяется тошнотворным ужасом перед тем, что и на предстоящем балу поиски закончатся ничем.
Я стараюсь не думать о том, что принцессы в империи может просто не быть.
***
Усталость подкашивает ноги, превращает руки в безвольные плети и убивает разум. Только осознание, что после ночной беготни телу требуется пища, заставляет впихивать в себя сладковатую кашу. Хочется положить голову на стол и уснуть. Может даже навсегда.
Гул разговоров и звон посуды не утихает ни на секунду, мне он кажется жужжанием пчёл. Пчёлы летают над ароматными цветами хмеля, жужжат, жужжат, вечно залетают в дом, пугают Фриду… Я иду по дорожке, и пчёлы жужжат, Фрида выскакивает на крыльцо и распахивает объятия:
— Мун, ты приехала!
— Я бы ни за что не пропустила твою свадьбу! — бегу к ней, её руки тянутся обнять…
— Мун! — чужой голос. Меня встряхивают, открывая от стола. — Мун, просыпайся.
Моргая, оглядываюсь: завтрак закончился, кухарка потягивается рядом. Её помощницы складывают посуду в деревянные кадушки. Еле поднимаюсь и волоку отяжелевшие ноги к ним.
— Эй, — окликает кухарка. — Тебе же сегодня во дворец.
— Уже? — столбенею я.
— А то!.. Ты, часом, не приболела?
— Да. Совсем плохо, — я оседаю на скамью и роняю голову на стол. — Кажется, я что-то подцепила.
— Или всю ночь не спала, — буркает сзади старушка, желавшая меня сосватать.
Она бы со вчерашним «бандитом» нашла общий язык.
— Я заболела, — с самым несчастным и убитым видом я покидаю кухню и плетусь в поисках Октазии: грохнусь перед ней в обморок, пусть видит, что до дворца я не доберусь. Слуги снуют туда-сюда, мне их движения кажутся немыслимо стремительными. Все готовят хозяек к балу, к возможности породниться с императорским родом.
И хотя настроена я решительно, мне страшно. Не уверена, что Октазия не устроит что-нибудь такое, что заставит меня стрелой мчаться во дворец. Например, припишет к долгу потери от неполученной за мою работу оплаты. Так что надо очень убедительно изобразить болезнь… За лекаря и лекарства она тоже долг припишет… Может, поработать во дворце — неплохая идея?
Застываю посередине коридора, пытаясь затуманенным разумом просчитать последствия отказа от работы во дворце. Даже если бы я слегла с болотной лихорадкой, Октазия меня бы со свету сжила за упущенный доход. И не исключено, что столько слуг она отдаёт во дворец, желая сделать нас своими соглядатаями и союзниками.
Мимо проносятся девушки с бальными нарядами. Ноги подкашиваются, прислоняюсь к холодной стене. Дышать тяжело. Слишком устала, слишком испугана. Так хочется к маме. Наворачиваются слёзы: хочу домой, подальше от этого проклятого города, от Октазии.
— Мун, ты в порядке? — Новенькая служанка касается моего плеча. — Там внизу уже собрались. Минут через пять выходим.
— Куда?
— Во дворец. Там пропуск… Ты ведь тоже должна идти… Или ты заболела?
— Я… — Работа на балу сократит время долгового рабства на неделю. Здесь меня ждут упрёки Октазии. Где-то рядом караулит Вездерук. Сглотнув, шепчу: — Уже иду. Просто не выспалась.
Нас будет несколько сотен слуг, я постараюсь взять работу на кухне и не высовываться из служебных помещений. А ещё оденусь, как старушка, и буду неопрятна — вероятность, что я кому-нибудь приглянусь, ничтожно мала.
Глава 5. В императорском дворце
Когда меня только привезли в Викар, первый месяц Октазия не отпускала меня в город. Вышла я только через два месяца — столько времени потребовалось, чтобы смириться с новым положением и тоской по дому.
Новый Викар был прекрасен, хотя и не трогал душу. Дворец я видела лишь издалека, самое близкое — подходила к началу широкой мощёной дороги в гору, на которой он блистал. И вот теперь я поднялась по мраморному пути с остальными слугами и увидела белый дворец во всей красе мощных стен и вязи куполов, резных арок, колонн, статуй и прекрасного сада.
А затем вошла в сумрачные глубины служебных помещений: распорядитель, оглядывая свежеприбывших, сортировал нас по внешности, отправляя более симпатичных во дворец. Мне не повезло, хотя я надеялась попасть в число тех, кого оставили в городе для мероприятий на открытом воздухе: приглашённых было столько, что даже императорский дворец их не вмещал. Интересно, как принц собирался выбрать девушку в такой толпе?
Итак, я благополучно оказалась во дворце, упросила приписать меня к кухне, юркнула на склад, из которого выносили мешки с мукой и, спрятавшись за ящиками, наконец-то задремала.
***
— Такое чувство, что дворец штурмуют, — говорю я, услышав тихие шаги Фероуза.
В окно, на подоконник которого я опираюсь, видно растекающихся по саду девушек. Я сочувствую Сигвальду, вынужденному изображать, будто ищет возлюбленную среди гостей. Фероуз выглядывает и кивает:
— Даа. Настоящий штурм. Мун здесь.
Мне становится немного тепло от этого известия, я оправляю тяжёлый алый плащ со львиной головой на левом плече. Угораздило же меня придумать такое геральдическое украшение, совсем был больной на голову, не думал, как неудобно таскать это на себе, и это сейчас, когда я в расцвете сил, а если состарюсь?
Если доживу до старости — мысль обжигает, хочется вина.
— Значит, согласилась, — самодовольно ухмыляюсь я.
— Мм… — теребя бороду, Фероуз искоса смотрит на меня. — Нет. Вчера я предлагал и она отказалась. А сегодня, когда отправился к Октазии сделать предложение в своём высоком статусе, девушка уже отбыла во дворец в числе прочих слуг. Она отметилась у дежурного, но… пропала.
— Так найди её!
— Я оставил описание стражам, как только её найдут — проводят ко мне.
Потираю переносицу
— Прости, не стоило повышать голос. Понимаю, ты сделал всё возможное. Эти балы меня убивают.
— Не они, проклятие.
— Да. Проклятие. — Запрокидываю голову, провожу пальцами по диадеме с крупными рубинами. — Императорская корона тяжела… Разбойником быть веселее.
Фероуз смеётся:
— Я говорил, что ностальгия замучает. Но ты не умеешь останавливаться.
— Не умею. И другие не умеют ни останавливаться, ни доверять. Я мог бы быть верным полководцем, но когда всякий хозяин и сосед, убоявшись твоей славы, пытается убить, нет иного выбора, кроме как самому стать хозяином и избавиться от зубастых соседей, — вновь смотрю в окно: нарядные девушки, щебеча и осматриваясь, рекой текут в просторные залы. — Сколько же в империи девушек на выданье?
— Да, по результатам переписи всё выглядит не так… масштабно.
— Кажется, я старею.
— Неужели?
— Иначе с чего бы столько прекрасных дев вызывают у меня ужас, а не радость и предвкушение? — Я снова поправляю тяжёлый плащ, золотой обруч с алыми камнями, широкий пояс шаровар и кинжалы. — И да начнётся бой.
— Удачной охоты.
Первым выхожу из покоев, спиной ощущая присутствие и поддержку соратника и друга.
***
— Уже моя, — громила крепко держит меня в руке, взмахом другой руки отшвыривает Вездерука во тьму. Запах корицы. Сила, исходящая от мужчины. Он возвышается надо мной, но я не вижу его лица. — Моя.
Меня обдаёт жаром. Просыпаюсь в кромешной тьме. Холодно, душно. Сердце переходит на бешеный стук, пока не соображаю: я в кладовке. Сама же сюда влезла. Окон нет, тихо. Не представляю, сколько проспала.
Сажусь. Спать на полу на старых мешках — не самая удачная идея. Зато наконец чувствую себя почти бодрой. Только вот… я должна помогать готовиться к балу. Ох и влетит мне! Судя по тому, как хорошо выспалась, отсутствую я долго.
Впрочем, нас много, есть шанс, что удастся отговориться работой на другом участке. Или сослаться на то, что меня заперли в кладовой?
В темноте приглаживаю волосы, расправляю скромное платье. Только бы всё обошлось.
Натыкаясь на ящики и мешки, пробираюсь к двери. С замиранием сердца тяну скобу ручки — приоткрывается. В свете редких светильников узкий коридор выглядит удручающе мрачно. Прислушиваясь и приглядываясь, понимаю, что практически не помню, как забрела сюда, кому меня поручили.
То есть я торчу в каких-то дворцовых подземельях и не понимаю, куда идти. Просто прекрасно.
Коридор и влево, и вправо выглядит одинаково. Кажется, пришла я с правой стороны. Двигаю в ту сторону. Шагов через сто замечаю в стене проём на лестницу. Она уходит вверх.
Оглядываюсь: никого. Тихо.
Неужели бал уже начался?
Пытаюсь вспомнить, говорили ли мне что-нибудь о месте работы — без толку. Ладно. Начинаю подниматься. У первого встречного спрошу, где искать распорядителя.
Дворец новый, но ступени потёртые, есть надежда, что я попаду в важное служебное место. Зябко ёжусь.
Первая встреченная мною дверь заперта. Под ложечкой сосёт, но возвращаться вниз не хочется, и я вновь двигаюсь вверх. Возле третей запертой двери мне становится совсем не по себе, но в то же время тянет подняться выше — вроде инстинкта, как влезть на дерево, когда за тобой кто-то гонится.
«Ладно, поднимусь ещё на этаж, и если там закрыто — вниз», — я вновь поднимаюсь выше. Толкаю следующую дверь. В первый миг она стоит на месте, но едва отпускаю ручку, в створке что-то щёлкает. Толкаю вновь — и она открывается.