Мастер зелий понятливо усмехнулся. Он имел честь преподавать ей свой предмет. В те времена ее любимой маской была недалекая болтливая кокетка. Увидев в первый раз ее наивные глаза и услышав: "Ах, Святые Древние, вы наш новый отравитель?" - выданное простодушно-восторженно на весь класс... Волк подумал, что девица - его персональная кара за грехи.
Ошибся. Она оказалась просто великолепна - и в зельях тоже. И через некоторое время оторопь сменилась настоящим уважением.
Ее нынешняя маска была другой: молчаливая безмозглая кукла... Хорошая защита от интриг, но, кажется, кого-то она не обманула.
- Богоравный, вы спохватились вовремя, - сказал Волк. - Если бы госпожу продолжили травить, через месяц она бы слегла в параличе, а через шесть недель ее бы проводили по облакам.
- "Если бы", - зацепился Янг. - А что сейчас?
- Много воды. Особая диета. Баня. И - Лесс, тебе придется возобновить тренировки. Нагрузки необходимы, чтобы ты скорее выздоровела. Но уж это Эшери тебе обеспечит.
- Эшери? - Алессин в первый раз повернула голову, - милорд собирается почтить нас визитом?
Кесара тоже интересовал этот вопрос, супруга его опередила.
- Я собираюсь взять тебя подмышку и утащить в Монтрез. Лечиться, восстанавливаться и, черт возьми, доучиваться. Такое ощущение, что три года в Школе пропали зря! Тебя так и не выучили главному правилу...
- Пойди и узнай? - хрипло спросила Алессин. - Или Реши и действуй?
- Не подставляйся, - устало огрызнулся Волк. - В фехтовании главные приемы - защиты, а не нападения. Ушел без добычи - но живой, вернешься и все возьмешь. Только глупый мертвец уже ни на что не годен. Так что - собирайтесь, ваше сиятельство. Вопрос с разводом уладим по дипломатическим каналам.
Янг напомнил себе, что сам виноват. И, вероятно, так будет лучше для Лесс - трон кесарии никогда не был безопасным местом, а теперь, когда Равноправная обзавелась личным врагом, ее шансы выжить - примерно, как у козленка, которого сочли достаточно нежным для рагу. Вот только... Монтрез. Золотоволосый зеленоглазый маршал, в которого Лесс была отчаянно влюблена. И который два года назад женился на ее подруге.
Нет, Янг не думал, что замок, отделанный ракушечником, на южном побережье Империи - идеальное место для этой девушки. Но Шариер, похоже, подходил ей еще меньше. Что хуже - яд в крови или незаживающая рана в сердце?
- Барон. То, что вы предлагаете, неприемлемо, - Алессин с истинно божественной невозмутимостью взяла из рук Янга злополучную косточку и посмотрела на просвет. - Если бы нападению подвергся Священный, это можно расценить как обычную борьбу за власть. Но под ударом оказалась я, уроженка Империи. А, значит, готовится что-то против Империи и Императора и я должна быть здесь. Чтобы не спугнуть заговорщиков.
Янг мгновение поборолся с собой, но все же уступил инстинктам, мягко отнял у супруги опасную игрушку и швырнул далеко в ров.
- Не обязательно все так, как тебе видится, Лесс. - сказал он, - Это могла быть просто попытка освободить место рядом со мной. Для новой Равноправной. И тогда тебе, действительно, лучше вернуться. Я дам развод. И отступные в виде земель, где раньше стоял дворец брата. Разумеется, ты заберешь все свои драгоценности. Кроме малой короны.
Снисходительность в карих глазах обожгла, подобно пощечине, но Янг даже не зажмурился. И не отвернулся. Чего там - заслужил.
- Я обещал твоему сеньору сберечь тебя, Лесс. И - не справился.
Маска пустоголовой красавицы треснула и из под нее показалась следующая. Росомаха смотрела на Янга так, словно он спорол какую-то ересь, но ей хватит такта и воспитания, чтобы не смеяться вслух. А потом повернулась к Волку и, как ни в чем не бывало, спросила:
- Это ведь был минеральный яд? Не растительный. Я знаю, как мне его давали.
Волк проследил за ее взглядом. За окном все та же рабыня поливала теперь уже абрикосовые деревья.
- В подкормке под финиковую пальму, - согласился Волк. - Просто и безопасно. Для заговорщиков. Садовники - не повара, их не проверяет менталист. А у сканера пороговое значение гораздо выше, чем концентрация того, что попадало в землю.
Мастер зелий смерил Росомаху взглядом, далеким от восхищения.
- О том, что любишь финики, знал весь дворец? Молодец... Какой частью тела думала, богоравная? Той, которой сидишь? Нельзя показывать свои слабости. Никогда. Никому. Если уж у тебя не выходит их вовсе не иметь...
Кесара повела плечом и перебила:
- Или же все это просто дурное совпадение и тот, кто составлял удобрение, ничего плохого не хотел. Просто не знал о свойствах вещества.
- Палач это выяснит, - сквозь зубы сказал Янг.
Кесара поднялась с дивана и, не обувая туфли, босиком подошла к Волку.
- На мне долг жизни.
- У тебя полстука сердца, чтобы взять свои слова назад, - сказал Мастер, подчеркнуто ровно. Верхняя губа опасно приподнялась. Зубы еще не показались, но зубы - это уже дуэль.
- Прости. Не подумала.
- Впредь думай, прежде чем рот открывать. А лучше и после этого - помалкивай. Ты когда молчишь - такая красивая.
Из-за отворота камзола появился полотняный мешочек, который тонко пах неизвестными травами.
- Заваривай по одной щепотке на закате. Это должно помочь. Смеси здесь ровно на четыре месяца. Не успеете за это время взять и допросить отравителя, здесь будет милорд. Если понадобится - с армией. Нам дорога мирная кесария, мы чтим свободу и жизни ее народа. Но Алессин стоит дороже Фиоля. Это, если что, прямая цитата. Не провожайте меня, я знаю дорогу.
Волк развернулся и вышел.
Между супругами повисло молчание, которое - Янг знал это, кесара никогда не нарушит первая.
- Что это было? - спросил он, - на счет долга жизни.
- Принимать долг жизни за члена рода - позор, - задумчиво пояснила Росомаха. - Случайно выяснилось, что Волк, оказывается, считает меня сестрой. Наверняка - младшей и глупой. С финиками... и в самом деле глупость получилась редкая. Но мне и в ум не вошло, что кто-то на кухне замечает, что я чаще всего требую в будуар.
- Я распоряжусь купить свинью редкого окраса и скармливать ей все фрукты и ягоды из сада - и посмотрим, что будет. А перед твоей трапезой добавлю третью проверку. Специально натасканным животным.
- Супруг мой, ты можешь совершенно спокойно употреблять при мне слово "крыса". Оно не бранное и я не боюсь грызунов, хоть и не испытываю к ним особой нежности. А нюх у них тонкий.
- Ты меня когда-нибудь простишь?
Девушка отвернулась. И повторила слова мастера:
- У тебя полстука сердца, чтобы взять свои слова назад.
- Даже не надейся, - отозвался Янг негромко и хмуро. - Я тебя сестрой не считаю. Просто, чтобы ты знала.
Росомаха подарила ему пристальный, испытующий взгляд, подобрала с полу покрывало, неторопливо обула туфли. Завернулась в расшитую ткань по самые глаза и выскользнула из покоев.
Ночью Шекер не спалось. В последнее время бессонница стала ее постоянной спутницей, но девушка не страдала лишней мнительностью и не переживала из-за того, что сон сбежал.
Неведомая хворь, которая в скором времени должна свести в могилу? Вот уж вряд ли! Просто безделье. Покрывало она закончила, нового шитья ей не дали, шерсть здесь не валяли... Ну и чем заняться? Целыми днями сидеть в своей комнате и мозаику на потолке разглядывать?
От скуки Шекер выпросила карандаш - ох и неохотно ей выдали пачкающий черный грифель. Как же, а вдруг Священный позовет, а у нее пальчики черны... Но дали, Шекер, все же, была царевной и принесла в казну большой и богатый дар.
Писать ее не учили - зачем бы девице. Зато научили рисовать "карты" для вышивания. Ими она и занялась. Для начала решила перерисовать на "карту" узор с потолка. Если взять бирюзовый и золотой шелк и немного бисера - получится очень красиво.
Каждый цвет обозначался на "карте" своим значком, вышивальщицы их все знали на память, а прочие даже не вникали. Так золотой лег на листок птичкой, бирюзовый - перечеркнутым кружком, а вкрапления бисера - крестиками. "Карта" должна была занять ее надолго, луны на полторы, а то и больше. Если нигде не напутает и не придется переделывать. Впрочем, глаз у Шекер был верный и на память она не жаловалась.
Лампы с закатом солнца уносили. Услышав об этом, Шекер удивилась - зачем лампа днем? Спросила у одной из рабынь, но та оказалась безъязыкой. То ли от роду нема, то ли отрезали за лишнюю болтливость. Шекер для себя решила, что пока не выяснит это доподлинно, будет помалкивать. Языка было жаль, боги всего один дали. Если его лишиться - второй не отрастет, хоть как молись. Боги не любят, когда их дары не берегут. Оттого и умершие не встают. Не уберег подарка - будь без него, все справедливо.
Лишившись света, Шекер прилегла, даже не пытаясь уснуть. Знала, что не получится. Она смотрела на черное небо в окне - над Шариером горели знакомые с детства созвездия. Земли ниомов лежали далеко от столицы, но все же не настолько, чтобы изменился рисунок звезд.
Разглядывая Меч и Песчаного воина, она тянулась душой туда, где по верблюжьему мосту шли ее родичи, возвращаясь к шерстяным домам. Была ли это тоска по родине? Сама себе Шекер могла признаться, что мучает ее не печаль, а обычная скука деятельной натуры, которую заперли в четырех стенах, безо всякой надежды на перемены.
Головную повязку ей удалось сохранить. Евнухи осмотрели ее внимательно, и даже на зуб попробовали (вот бы у них случилось от этого расстройство желудка). И вынесли вердикт - ценности не имеет.
Дураки!
Но время яда пока не настало.
Ночь звучала цикадами, их стрекот был для Шекер приятнее пения соловьев. Когда своя душа петь не может, чужие песни только раздражают. А ровный неумолчный стрекот убаюкивал. Может, удастся задремать?
Неожиданно в ночи возник странный, словно скребущий звук. Мышь? Но, чем боль