Весь в синяках и кровоподтеках, баюкающий ушибленную а, может, и сломанную руку, с заплывшим глазом, в порванной одежде и одном сапоге... второй, видимо, свалился в полете. Как тут не пожалеть?
- Кто таков? - спросила Росомаха. Голос ее, против воли, прозвучал немного мягче обычного.
- Немедленно прикажи отпустить меня, имперская тварь, а потом встань на колени и молись, чтобы я тебя простил и взял в свой дом шестой женой, во искуплении предательства! - невнятно проговорил "военнопленный" морщась от боли в разбитой губе.
- Надо же, - удивилась Росомаха, - это животное умеет мечтать. Совсем, как человек. Удивительный научный феномен. Может, изучить его на досуге.
- Изучить, госпожа моя? - переспросил любопытный десятник.
- Ну да. Отрезать голову, да поковыряться там, посмотреть, чем его мозг отличается от мозга курицы или коровы. Чем демоны не шутят, может, прославлюсь... Связать его и заткнуть рот кляпом, - распорядилась кесара, отворачиваясь.
- А допросить?
- Алай, если животное говорящее, это еще не значит, что оно может сказать что-то умное, - наставительно произнесла Росомаха, - если бы твой верблюд вдруг заговорил, ты бы попросил его истолковать тебе изречения Святого Каспера?
Вдоль ряда аскеров прокатился смешок.
- Я думаю, госпожа моя, я попросил бы его заткнуться, - признал десятник.
Солнце, которое неспешно, даже лениво поднималось над скалистой гребенкой, было словно заключено в кольцо. И кольцо это было красным.
- Плохая примета, - заметил калаф хассэри.
Старик был облачен в легкий доспех, согласно его высокому статусу, но шлем одел самый обычный. Его личный, с пышным султаном, с неохотного согласия калафа, позаимствовал один из рядовых воинов.
- Плохая, - спокойно согласился Янг. Он был в обычной шамайте, и только под хафаном скрывалась тонкая кольчуга. Слишком тонкая, чтобы уберечь от удара копья, но способная спасти от стрелы на излете, дротика и скользящего удара сабли. Не слишком надежная защита, но зато не лишающая подвижности. - Только не для нас, а для ниомов.
- Мне бы твою веру, Богоравный, - отозвался калаф.
- Так возьми, - пожал плечами Янг, - мне не жалко, у меня много.
Они заняли самую стратегически удобную точку, верхнюю дорогу, проходившую по гребню. С нее были отлично видны все подходы, и отряды царя ниомов: легкая конница в пластинчатых панцирях и с круглыми щитами, тяжелая конница - очень небольшой отряд, окруживший повозку, над которой трепетал на утреннем ветру личный вымпел царя, и немногочисленная пехота, которые с двух сторон стягивались к Каменной долине, не стали для них секретом.
Калаф поднял руку и подозвал одного из своих сыновей.
- Скачи за подмогой, - велел он, - собирай всех. Я недооценил царя ниомов, кажется, он привел с собой весь свой народ, включая стариков и рабов. Нам нужны еще воины, иначе гребень не удержим.
Юноша кивнул и распорядился, чтобы к нему подвели коня.
Священный выглядел спокойным, пряча тревогу. Сначала он принял ее за волнение перед боем и подивился - вроде бы давно с ним такого не случалось. Потом решил, что его грызет беспокойство за оставленную кесару. И, уже когда белый султан скрылся за поворотом, понял.
Дал о себе знать странный стихийный дар, которым наградила его Рауша, не потрудившись дать понятную инструкцию. Он проявлялся спонтанно и пару раз спасал Янгу жизнь... но гораздо чаще втравливал Белого ассасина в неприятности.
- Через короткую клепсидру пошли еще одного гонца, - посоветовал он.
Калаф хассери изумленно посмотрел на него.
- Предчувствие, - пояснил Янг, - Рауша иногда говорит со мной, но своим скудным разумом я не часто постигаю смысл ее речей. Сейчас она отчего-то хочет, чтобы ты поступил именно так.
- Моему сыну грозит опасность?
- Да. - Не стал скрывать Янг. Помолчал немного и добавил. - Как и нам всем.
Стальные змеи отрядов, облаченных в железо и медь, медленно и неумолимо втягивались под гребень и вот-вот должны были начать подъем. Янг считал. В предгорьях расстояния обманчивы, и для того, чтобы добраться до заслонов хассери, построиться в боевой порядок и атаковать, понадобится время. Довольно много времени.
Но для того, чтобы привести из долины помощь, тоже нужно время - и не мало. Янг не знал, как быстро поднимаются по тревоге воины хассери, но справедливо подозревал, что ждать их раньше полудня не стоит.
Успеют или не успеют?
Если царевич доберется благополучно, и помощь не промешкает, у них есть неплохой шанс остановить ниомов на подступах к долине. Тогда шерстяные дома в безопасности. Позиция у хассери для обороны неплохая, и, даже с большими потерями, они основательно потреплют своих извечных врагов, так, что несколько лет мира будет обеспечено. Пока не вырастут новые воины.
Что поделать, воды в Хаммгане мало, и поэтому здешнюю землю принято обильно поливать кровью. А несколько лет мира - это очень хорошо.
Но если неясное предчувствие не обманывает... он может уже никогда не обнять свою русоволосую, ясноглазую жену. Хватит ли у нее благоразумия бежать, укрыться в монастыре Рауши и вернуться на родину? Или же она попробует в одиночку отвоевать трон Шариера - и сгорит в этой войне?
...Проклятый амулет! Если бы Лесс была в тягости, он смог бы убедить ее поберечься. Беременные женщины склонны прислушиваться к голосу осторожной половины своего сердца. А сейчас он мог только просить. Просить Лесс не лезть на рожон - и просить ткачиху Гобелена не обрезать ее нить.
- Отряд с красным вымпелом - стрелки, - сказал калаф, отвлекая Янга от невеселых мыслей, - самые серьезные ребята. Их наборные луки прицельно бьют на семьсот шагов, а стрела опасна даже для воина в панцире. Пробить не пробьет, но сила удара такова, что воин падает под копыта несущейся конницы. А наконечники у них в форме рыбы... Войдет в плоть - не вырвешь, или же кровью истечешь. Быстро.
- Ну, здесь особо в конную атаку не походишь, - отозвался Янг, - слишком мало места, слишком много камней. Пехота опасна, да. Но ниомы - пустынники, пехоты у них мало.
- Думаешь, Священный, у нас и в самом деле есть шанс?
- Думаю, калаф, что пора занимать позиции. Ты послал еще одного гонца?
Старик полоснул по Священному нечитаемым взглядом, но, понимая, что им движет то же стремление выжить и победить, подчинился. Подозвал еще одного воина и отдал распоряжение. На этот раз чести удостоился не царевич, а самый обычный, незнатный хассери.
Ждать пришлось долго, но пустынников это не напрягало. Они стояли спокойно, впитывая тепло солнца, белесую синеву неба, на котором в этот день не было ни облака... впрочем, так чаще всего и бывало. Впитывали сухость ветра, не несущего прохлады. Понимали, что для многих из них это - в последний раз и не хотели упустить ни мгновения.
Наконец, на пыльной дороге показался воин на огромном, черном, как ночь, коне. Без доспеха, даже без хафана, в одной нательной рубахе. Он держал в руке вымпел царя ниомов. Снять его выстрелом сейчас было легче легкого, он приближался шагом. Защищало его только древнее право: "глашатай неприкосновенен".
Сколько раз его нарушали? Не счесть. И все равно, быть глашатаем во все времена среди пустынников считалось огромной честью. За нее сражались.
- Хассери, - негромко крикнул он, подъехав почти вплотную. Сейчас его можно было разглядеть: смуглый, как и большинство ниомов. Цвет волос скрывала шамайта, но скорее всего они были черными, как и глаза. Сильное тело, большие, хваткие руки. Своим огромным конем он управлял коленями, не трогая поводьев - руки были заняты: одна - вымпелом, другая лежала на рукояти сабли.
Это тоже было по обычаю. Снять хоть на мгновение руку с оружия означало - усомниться в воинской доблести врагов. Худшего оскорбления не придумать!
- Мы пришли взять вашу долину, ваших коней и верблюдов и ваших женщин.
- По какому праву? - Калаф выступил вперед, не прячась за спинами.
- По праву сильного. - Дерзко отозвался воин.
- Право сильного нужно доказать.
- Хассери будут драться?
Калаф промолчал. Это был оскорбительный вопрос. Глашатай понял, что перегнул палку и чуть наклонил голову, извиняясь.
- Мы атакуем. Сражение будет длиться пока не погаснет последний луч солнца. Или до нашей победы. - Последняя фраза была не по обычаю, но глашатай не удержался. Сверкнул улыбкой, особенно белозубой на загорелом в бронзу лице, развернул своего черного зверя и так же вызывающе медленно поехал обратно. Не оборачиваясь, словно его вообще нисколько не беспокоило, что в этот самый миг ему в спину смотрят четыре десятка не самых криворуких лучников Хаммгана, и стрелы уже на тетивах.
Смелый. Но наглый.
- Запомнил его? - спросил Калаф у молодого воина, стоявшего по левую руку.
- Да, отец.
- Он - твой. Чем бы ни закончился бой, он из него живым выйти не должен.
- Сделаю, отец.
Калаф потянулся к поясу, отстегнул от него тонкий, как игла, кинжал-яфрут в ножнах, украшенных серебром. И протянул его Янгу.
- Прими, Священный. Будь моим братом по оружию и если мои глаза сегодня в последний раз видят солнце... не оставь мой народ.
- Сделаю, - кивнул Янг, принимая дар.
Ответного делать не стал. И братом не назвал. Никто этого и не ждал, не хватало еще одного хичина, который по закону пустыни смог бы претендовать на трон Шариера, если вдруг... Монах там, или не монах, а политик из Янга получился неплохой, осторожный.
Хичины сигналы подавали рогом, который был слышен за несколько лиг. В Хаммгане так делали почти все. Но ниомы и здесь отличились - откуда-то притащили огромный медный гонг. Короткий, сдвоенный удар... Тягучий, насыщенный звук поплыл над долиной, отражаясь от каменных стен.
Калаф надел шлем. Его ближайшее окружение сделало то же самое. Янг остался в шамайте.
- Священный, - не выдержал один из воинов. - Тебе нужен хотя бы легкий доспех.
- Благодарю, но - нет. Скорость мне нужнее.