Ирулан не разделяла его восторгов.
– Я убила человека, отец. Это было необходимым действием, но все равно трудным. – Она сделала паузу, затем добавила: – Не забывай о заслугах Уэнсиции, помимо того, что она нашла код самоуничтожения. Она первая придумала брак с этим опасным человеком как способ нейтрализовать угрозу.
Шаддам поджал губы и неохотно кивнул.
– Напомни мне, чтобы я поблагодарил ее позже. – Он повернулся к Колоне. – Майор-баши, вы вновь проявили необычайное мастерство и доблесть. – Император сиял от гордости, будто Колона его родной сын. – Отныне я повышаю вас в звании до полковника-баши.
Явно чувствуя себя неуютно в тесном кресле, офицер-сардаукар коснулся фуражки, которую держал на коленях, затем поднялся на ноги и поклонился.
– Благодарю вас, сир. Ваша похвала значит для меня все. – Он поклонился и Ирулан. – И ваша тоже, принцесса.
Шаддам отпустил его, оставшись наедине с дочерью. Как только дверь за офицером закрылась, лицо Императора смягчилось.
– Я восхищаюсь тобой, дочь. Ты предложила себя Зенхе ради Империи, найдя в себе силу и мужество делать то, что необходимо, а не то, что легко и приятно.
Ирулан не стала напоминать, что вся эта ситуация была в первую очередь спровоцирована самим Шаддамом, резко отреагировавшим на сватовство Зенхи. Свою роль сыграли также присущие имперским вооруженным силам слабости и коррупция, нестабильная командная структура, обреченная на провал. Принцесса хотела, чтобы отец увидел, что эти недостатки никуда не делись, но он слишком любил помпезность и оставался к ним слеп.
Император поднялся с кресла, давая понять, что официальная встреча подошла к концу.
– Моя Империя по-прежнему сильна, – произнес он так, словно пытался убедить в этом самого себя. – Пойдем поужинаем вместе. Я устал и умираю с голоду.
Они шли бок о бок, отец и его любимая дочь, по коридору главного уровня. Набравшись храбрости, Ирулан наконец спросила:
– Ты рассердился на Зенху за то, что он осмелился просить моей руки, но ты отказывал и всем остальным претендентам. Прошу, скажи мне, какие у тебя на самом деле планы на мой счет? Мне уже двадцать шесть. Пора выйти замуж за подходящего кандидата. Сколько еще я должна ждать, чтобы узнать свое будущее?
Отец взглянул на нее более холодно, чем ей хотелось бы.
– Я подберу подходящего человека в подходящее время.
Но Ирулан не сдавалась:
– Я знаю, что ты ценишь мое мнение по политическим и деловым вопросам. Разве я не могу иметь право голоса в том, за кого мне выходить замуж? Может, поинтересуешься и моим мнением по этому поводу? Неужели я не заслужила такого права?
Император остановился у входа в личный обеденный зал.
– Ты моя ценная советница, Ирулан, и я восхищаюсь твоим умом. Но окончательный выбор правильного мужа для наследной принцессы – это совсем другое дело. – Он повысил голос: – И это решать только мне!
– Конечно, отец. – Ирулан вздохнула. – И ты думаешь, что я буду счастлива?
– Счастье тут совсем ни при чем. – Он жестом пригласил ее в зал. – Как и все мы, ты должна исполнить свое предназначение.
Возможно, человеку со стороны мои действия трудно истолковать, мои мотивы туманны. Мне приходится сотрудничать с друзьями и врагами – с фрименами, имперцами и Харконненами. Но я не сомневаюсь, что поступаю правильно. Пускай другие слишком слепы, чтобы видеть, чему я храню верность на самом деле – для меня мой путь так же ясен, как яркое солнце в небе над Дюной.
Возвращаясь в ситч Табр, Чани боролась с эмоциями, репетируя слова, которые скажет отцу. В горле у нее пересохло, на сердце лежала тяжесть. Наконец оба корабля тлейлаксу прорвались через пояс штормов – дальнейший путь до дома обещал быть спокойным.
Пилоты летели низко, чтобы избежать обнаружения сканерами или разведчиками Харконненов.
Но потеря брата омрачала для Чани все.
Джемис сидел рядом с ней в вибрирующем летательном аппарате, ощущая исходящие от нее волны горя. Он коснулся ее плеча и сказал хриплым голосом:
– Давай я сам все расскажу, Чани. Я смогу доложить не хуже, чем ты.
Ей инстинктивно захотелось отмахнуться от него и настоять на том, что это ее долг. Но Джемис тоже был другом Хоуро. Все фримены должны разделить и успех, и горе этого рейда. Джемис предлагал немного облегчить бремя, лежащее у нее на душе.
– Спасибо, – сказала Чани. Позже она повторит всю историю более подробно, но пускай Джемис первым сообщит печальную новость. Она вновь прошептала: – Спасибо тебе.
Они вернулись в ситч в полдень. Людей потрясла и опечалила гибель Хоуро. Но они также радовались – не только великой награде, которую получат от Гильдии, но и вести о том, что чужие генетические исследователи уничтожены. Инженеры фрименов с удовольствием получили два новых корабля тлейлаксу, которые теперь могли модифицировать для своих собственных целей. Бинэ Тлейлаксу отличались такой же скрытностью, как и фримены, и их секреты и технологии дорогого стоили.
Хоуро прославляли как героя – вполне заслуженно. Несмотря на толпы людей и постоянную суету в тесных помещениях, ситч теперь казался Чани пустым. При таком количестве людей, перемещающихся по пещерным лабиринтам, немногие могли бы заметить, что одним молодым человеком стало меньше, но для нее потеря брата стала огромным ударом.
Впав в какое-то оцепенение, она много спала и старалась держаться подальше от других.
Она испытала настоящее облегчение после возвращения домой, узнав, что ее отец сейчас занят работой на одной из ботанических испытательных станций. Она задумалась, не улетел ли он нарочно, потому что боялся узнать, что произойдет во время рейда.
Наконец, после трех дней траура, Чани отправилась исполнить последнюю важную обязанность. Отдернув занавески из меланжевого волокна, она вошла в жилую комнату ее брата и активировала световой шар. Жилище Хоуро было небольшим, но удобным: пещера с тканями на стенах, узкая койка, его личный кофейный сервиз и кусок стекла из песка, оплавленного молнией, – памятный сувенир, который брат нашел во время одной из их вылазок. Чани уже забрала его нож-крис, прежде чем покинуть лабораторию Тлейлаксу, но хотела почтить память брата по-другому.
Она вытащила молочно-белое лезвие, теперь очищенное от пятен крови, и затаила дыхание, оглядывая комнату, в которой жил Хоуро, которую называл своим домом, куда он мог приводить девушек, где ему нравилось отдыхать или просто коротать время.
– Мне не хватает тебя, Хоуро, – прошептала Чани. – Знай, что мы любим тебя и чтим то, что ты сделал. – Она положила его криснож на маленькую каменную полку рядом с кусочком оплавленного стекла. – Я никогда тебя не забуду.
Она чувствовала его присутствие здесь. Даже когда Чани бродила одна в пустыне или летала с отцом в Арракин, она всегда знала, что Хоуро думает о ней. Теперь она твердо верила, что он по-прежнему рядом и будет за ней присматривать.
Сейчас она могла взять все, что хотела, поласкать пальцами любое имущество брата. Ей хотелось что-то подержать в руках – осязаемое воспоминание о нем. Скоро женщины-фримены очистят его комнату и вынесут вещи в общую зону. Состоятся символические похороны, и все смогут поделиться своими воспоминаниями. Его друзья выберут себе сувениры на память, а может, просто будут рассказывать забавные истории. Из-за ядов тлейлаксу вода из тела Хоуро не перейдет к племени, как это было на похоронах их матери, но его имущество станет общим, предметы распределят так, чтобы память о нем сохранилась.
Но Хоуро все равно не вернуть.
Чани провела пальцами по куску оплавленного стекла из песков Арракиса, созданного дикой энергией грозовой бури. Взяла его, покатала на ладони. Да, это то, что она хочет сохранить на память о брате.
Она будет смотреть в это стекло и снова видеть его лицо.
Чани услышала позади себя шорох и резко обернулась. Там стоял Лайет-Кайнс, его лицо было в пыли, глаза покраснели.
– Мне очень жаль, – сказал он.
Чани собралась с духом, с трудом сглотнув слезы.
– Мы выполнили поручение, отец. Фримены одержали великую победу. Хоуро погиб, храбро исполнив свой долг.
– Но все же погиб, – глухо проговорил Лайет. – Его больше нет с нами. И я сожалею о многом. Скорблю об упущенных возможностях. Пускай у нас с ним и случались личные конфликты, но у него было сердце фримена, как и у меня. – Он шагнул в комнату, отпустив занавеску, и та закачалась позади него. – К сожалению, я не понимал, что мы ведем одну и ту же борьбу. – Он коснулся крисножа в нише на полке.
– Он сомневался, на одной ли вы стороне в этой борьбе, – сказала Чани. – Вот почему он был таким ершистым. – Она сердито вспомнила обо всех случаях, когда Лайет-Кайнс работал на имперских испытательных станциях, доставлял отчеты графу Фенрингу или встречался с бароном Харконненом по имперским делам. – Поэтому он и отталкивал тебя – потому что твое взаимодействие с Империей сделало тебя ненадежным в его глазах. Он считал, что тебе следует использовать свои навыки и связи для борьбы с иномирянами, а не для помощи им. – Чани услышала горечь в своем голосе и поняла, от кого она.
Лицо отца помрачнело.
– Ты думаешь, что я смог бы предать фрименов? Свой народ? Все, во что верил Лайет-Чи? – Он судорожно вздохнул. – И все, во что веришь ты?
Чани провела пальцами по оплавленному стеклу, чувствуя, как оно нагревается в руке, но это не придало ей магической силы.
– Ты служишь двум хозяевам одновременно. Мы все это знаем. Который из них настоящий? Чью сторону ты примешь, если они столкнутся?
Лайет оглядел комнату и остановил взгляд на кофейном сервизе, несомненно вспомнив, что недавно он принадлежал Фаруле, его потерянной любимой.
– Пойдем прогуляемся, дочь. Будет лучше, если мы продолжим этот разговор, любуясь пустыней.
С самого раннего детства Чани никогда не уставала смотреть на дюны. Продолжая держать в руках кусок стекла, она отодвинула дверную занавеску. Она не оставляла своего брата, просто уходила ненадолго.