Мои сомнения в надежности подмастерья оказались напрасны. Когда колокола зазвонили к вечерне и я задумалась, где бы нам найти приют на ночь, Жак сам пришел за нами в церковь. Алисия уснула, положив голову мне на колени, в церкви стало темно, как в пещере, лишь кое-где тускло мерцали крохотные огоньки редких свечей. Священники в рясах и миряне-прислужники мелькали в проходах, опорожняя коробки с пожертвованиями и гася свечи, иногда останавливаясь, чтобы спросить, не нужна ли нам помощь. Я мотала головой в ответ, и нас оставляли в покое. Вдруг из темноты возник Жак, приложил палец к губам, опустился на колени рядом с Алисией и нежно погладил ее по щеке.
Она открыла глаза и, едва увидев его, резко выпалила:
– У нас будет ребенок.
Не самый тонкий подход, усмехнувшись, подумала я, но таков уж нрав у моей дочери.
– Ну и слава богу, – ласково произнес Жак и был вознагражден лучезарной улыбкой Алисии.
– Хвала Всевышнему, – промолвила я, обнимая их обоих. – Господь да благословит ваш союз. И желательно поскорее.
Так у Алисии началась новая жизнь – и у меня, на то время, пока моя Катрин пребывала в заточении монастыря Пуасси. Сначала мы теснились в мастерской дома на рю л’Эгюий, потому что две верхние комнаты сдавались купцу из Милана, а сам Жак с подмастерьем работали и спали среди многочисленных тюков ткани, нужных для завершения большого списка заказов на платья. На заднем дворе обнаружился заброшенный коровник, которым давно никто не пользовался. Мы расчистили сарайчик от мышей и пауков и устроили там спальню и кухню.
В начале августа прошел слух, что весть о примирении дофина и герцога так разгневала короля Генриха, что тот приказал устроить внезапный штурм Понтуаза. Гарнизон, захваченный врасплох, пал за одну ночь. Потеря королевской крепости стала болезненным ударом для французов, но за несколько дней до штурма герцогу удалось вывезти короля и королеву из города. Через две недели королевский двор прибыл в Труа, однако дофин там не объявлялся. Вероятно, как и предсказывал Танги, примирение не состоялось.
Как только улеглись волнения, вызванные путешествием, а жизнь Алисии счастливо устроилась, я обнаружила, что безмерно скучаю по моей юной госпоже. Конечно, я скучала и по самой работе на королевской службе – надзору за чистотой и порядком в покоях принцессы, одеванию ее в пышные платья, – и даже по интригам и козням придворных. Но более всего мне не хватало общения с Екатериной. К счастью, Алисия не догадывалась о моем стремлении находиться в другом месте.
От Екатерины,
королевской принцессы Франции,
мадам Гильометте Ланьер
Приветствую тебя, любимая Метта!
Снова я горячо желаю, чтобы ты находилась рядом. Так хочется поделиться с тобой своими тревогами! Ведь только тебе я могу высказать свои истинные мысли и сокровенные надежды. Возможно, если я изложу все на бумаге, то смогу вообразить, каким оказался бы твой мудрый и разумный совет.
Недавно в Пуасси приезжала Мишель. Вряд ли она явилась сюда из простого желания повидаться с сестрой, ведь теперь, когда армия короля Генриха захватила подступы к Парижу, путешествовать по стране очень опасно. Известие о внезапном штурме Понтуаза дошло и до монастыря. Мы возблагодарили Бога, что король и королева благополучно оттуда отбыли. Скорее всего, Мишель приехала в аббатство по просьбе либо королевы, либо герцога Бургундского, либо его сына Филиппа, ее супруга.
Меня пригласили в покои Марии на торжественный прием в честь Мишель. Встреча трех сестер прошла скованно, чинно и церемонно. Нам подали кушанья (кстати, впервые за время пребывания здесь я не осталась голодной после трапезы), за которыми мы беседовали о здоровье короля и королевы, о состоянии страны и о возможности возвращения Карла ко двору. Как это было мучительно, Метта! Мои старшие сестры излагали доводы в пользу примирения между нашим братом и герцогом Бургундским, а я едва сдерживалась, чтобы не высказать все, что знаю о нем.
После трапезы Мария оставила нас, и Мишель обрушилась на меня за неблагодарное отношение к герцогу. Ее свекор – великий человек, сказала она, думающий только об интересах Франции, каковые включают в себя и заботу о моем будущем, о будущем единственной незамужней дочери короля, который не в состоянии исполнить свой отцовский долг.
Почему у единоутробных детей так мало общего? Мишель всего на шесть лет старше меня, но смотрит на мир, как древняя сморщенная старуха. В ней нет ни капли радости!
К концу нашей встречи она спросила меня, не хочу ли я передать сообщение матери и выразить свое раскаяние и желание загладить вину. Сообразив, что это было единственной целью визита сестры, я ответила, что считаю греховным лгать в доме бога, а поэтому не могу предложить ей подобного сообщения, хотя и желала бы напомнить ей, что я остаюсь верной и послушной дочерью Франции. Честно говоря, меня удивило, в какое оживление пришла она при этих словах. Наверное, какая-то искра жизни все же теплится в ней, ибо она едва меня не ударила. С великим трудом Мишель сдержала свой порыв и со вздохом объявила, что с ужасом представляет, какое будущее меня ждет.
Что ты об этом думаешь, Метта? Следовало ли мне раскаяться? Может, это лучше послужило бы моей цели? Беда в том, что я тоже не могу себе представить, какое будущее меня ожидает. Возможно, дьявол-герцог был прав, и я страстно возжелала короля Генриха. Мне так хочется знать, вспоминает ли он обо мне! Когда я думаю о возможных претендентах на мою руку, ни один из них не может сравниться с Генрихом. Вдобавок в Пуасси я окончательно поняла, что монахиней стать не хочу.
Молюсь за тебя, Метта, и надеюсь, что ты молишься за меня.
Твоя любящая молочная дочь,
Писано тайно,
в келье королевского аббатства Пуасси,
в воскресенье, седьмой день августа 1419 года.
В конце августа торговец пряжей освободил верхние этажи и отправился обратно в Милан. Теперь, когда Жак мог предложить Алисии надлежащий дом, он сходил в церковь Сен-Жан и договорился со священником о венчании, торопясь, вероятно, устроить свадьбу до того, как положение Алисии станет очевидно.
В церкви объявили о венчании, и мы с Алисией подготовили свадебный пир. Я заказала плотнику колыбель, но, не желая искушать судьбу, попросила доставить колыбель только после того, как младенец родится.
Солнечным осенним днем я гордо стояла рядом с женихом и невестой под внушительным порталом церкви Сен-Жан и думала о том, что не могла бы желать лучшей судьбы для дочери. За эти полгода моя жизнь изменилась. В апреле я была королевской служанкой и доверенным лицом принцессы, а в сентябре оказалась безработной и бездомной, и только новоиспеченный муж моей дочери дал мне крышу над головой. Моего запаса золотых монет надолго не хватило бы, а жить за счет Жака с Алисией мне совершенно не хотелось.
Однако через неделю все снова переменилось.
– Матушка! Иди скорей сюда! Люк приехал! – прокричала Алисия.
Люк стоял посреди мастерской и застенчиво улыбался.
– Здравствуй, матушка, – сказал он, когда я стиснула его в объятиях. – Вот, хотел вас удивить.
– И тебе удалось! – воскликнула я, двумя руками притянув его голову и пытливо вглядываясь в глаза сына. – Что произошло? Тебя выгнали?
– Нет, что ты! – возмутился Люк. – Сеньор дю Шатель отправил меня из Мелёна в кортеже с герольдом Вьеннским. Я ненадолго. Мы скоро уезжаем, потому что, как только в Труа станут известны новости, нам придется несладко.
– Какие новости? Что произошло? – опередив нас с Алисией, спросил Жак, с интересом глядя на шурина, которого видел впервые.
– Герцог Бургундский убит! – торжественно провозгласил Люк.
– Хвала господу! – поддавшись порыву, воскликнула я и тут же прикусила губу. – Как, сынок? Где?
Люк сделал гримасу и полез в кожаную сумку, перекинутую у него через плечо.
– Это длинная история. Я расскажу все, что знаю, но сначала вот, возьми. – Он передал мне сложенный лист бумаги. На печати было оттиснуто изображение крепости. – Это от сеньора.
– Прочту позже, – сказала я, заталкивая письмо в рукав. – Пойдем, сядем во дворе и поговорим. Ты проголодался?
Я поманила за собой Алисию. Подробности этого дела касались только нас троих. Позже она сможет рассказать Жаку то, что сочтет нужным.
Небо над городом постепенно темнело.
– Между герцогом Бургундским и дофином должны были состояться новые переговоры в местечке под названием Монтро, – начал Люк, с аппетитом принимаясь за сыр и лепешки. – Там в месте слияния двух рек, Сены и Йонны, перекинут длинный мост. Герцогу с дофином надлежало встретиться в шатре, построенном на середине моста. Герцог ехал с одной стороны, принц Карл – с другой. Герцог очень беспокоился и даже отменил встречу. Выяснилось, что он боится мостов, представляете? Однако дофин настаивал на своем, говоря, что это самое безопасное место.
– Откуда ты все это знаешь? – спросила я. – Ты тоже там был?
– Конечно, я там был! – Люк закатил глаза. – Я ведь приставлен к собакам дофина. У него новые гончие псы, они при нем постоянно. Но меня не было в группе, которая направилась в шатер. Разрешили присутствовать только десятерым мужчинам с каждой стороны. Все было очень тщательно продумано.
– Ох, ты не был свидетелем убийства герцога! – воскликнула я с облегчением.
– Нет, я ждал с эскортом на нашем конце моста. Потом раздались крики: «Убей его! Убей!» – и рыцари эскорта бросились к шатру. Оттуда выскочил дофин в сопровождении сеньора дю Шателя и нескольких других господ. Внутри шла битва – звенели мечи, кто-то вопил, несколько человек из свиты герцога были ранены, а потом их всех взяли в плен рыцари дофина. Мой господин и сеньор дю Шатель вскочили на коней и поехали в город, а я направился следом за ними с гончими, поэтому больше ничего не видел. А потом было объявлено, что герцог Бургундский умер.