Кто-нибудь, мать вашу, врежьте мне.
8. Логан. Шесть месяцев спустя
В течение следующих нескольких месяцев Элли никуда не переезжает, она живет в хорошо охраняемом пентхаусе с принцем Николасом и Оливией. Их жизнь идет своим чередом — светские мероприятия и конференции, а иногда исполнение королевских обязанностей. Остальное время они проводят в работе над расширением сети благотворительных закусочных «Амелия». Эрик Хэммонд, бросивший пить почти два года назад, окунулся в это дело с головой и каждый день трудится в одной из трех точек — готовит, моет посуду, общается с сотрудниками и посетителями, — делает все необходимое, чтобы поддерживать бесперебойную работу заведений.
Пресса все еще кишит вокруг королевской пары, как рой надоедливых мух, публикуя статьи, в которых нет ни слова правды.
Но Николас успешно приспосабливается к семейной жизни и своему в основном светскому американскому существованию. В то время как леди Оливия, ее отец и Элли привыкают к своему автоматическому статусу знаменитостей.
И Элли иногда… встречается с парнями.
Это больная тема. В основном потому, что меня это бесит.
Похоже, она предпочитает тощих, самодовольных, никчемных малолетних придурков. Элли Хэммонд — особый приз, она так много может предложить, но продает себя слишком дешево.
Я мрачнею всякий раз, когда на сцене появляется новый ухажер, и в течение нескольких недель становится все хуже, когда они где-то зависают вдвоем.
В такие дни Томми спрашивает, не наступили ли у меня критические дни, и я говорю ему, чтобы отвалил. Ему нравится разыгрывать из себя шутника, но он проницателен; он все замечает.
И вот однажды вечером Элли приходит домой со свидания со своим нынешним парнем, и я в одну минуту перехожу от мрачного настроения к бешенству.
— Ублюдок!
Я не одинок.
Николас, Томми и я бросаемся в гостиную, где Оливия зовет дворецкого, ее голос наэлектризован яростью.
— Где моя бита? — кричит она, прежде чем рывком открыть дверь шкафа и заорать: — Где моя чертова бейсбольная бита?
— Оливия? — Николас делает шаг к ней. — Что за…
— Иисус, Дева Мария и Иосиф, — шипит Томми.
Потому что он смотрит на лицо Элли. На багровый синяк, только обретающий форму на ее правой щеке. Я достаточно много раз дрался, чтобы понять, что случилось.
Кто-то, мать его, дал ей пощечину.
Элли.
Кто-то поднял на нее руку, и теперь он ее лишится. Я клянусь немедленно и молча — каждому святому, которого знаю.
— Оливия, пожалуйста, успокойся, — умоляет Элли.
— Дэвид, — говорит Николас дворецкому, — принеси, пожалуйста, холодный компресс.
Я перевожу взгляд на Лиама, стоящего прямо за Элли — он был ее телохранителем в этот вечер.
— Что случилось?
— Я был в холле, за дверью… Она выбежала, — объясняет Лиам. — Парень выбежал за ней, я оттолкнул его, довел ее до машины и привез сюда. Я не видел синяк, пока мы не выехали на дорогу.
Николас подходит к Элли, медленно поднимая руки.
— Можно?
Элли кивает, и Николас осторожно осматривает ее, прижимая большие пальцы к ее щеке, ощупывая кости.
— Я в порядке, — спокойно заявляет Элли. — Митчелл выпил несколько бутылок пива, мы смотрели игру — он поставил на «Метс». А я ненавижу — «Метс». Когда «Кардиналс» забили решающий гол, я рассмеялась — просто в шутку. И он… бабах… — Она замахивается рукой, и у меня внутри все сжимается.
— Он ударил меня. — Слезы подступают к ее горлу, заглушая голос. — Я просто… растерялась, понимаешь? Но уже через секунду я схватила свой телефон и убралась оттуда к чертовой матери. С ним покончено. Думаю, теперь со всеми покончено.
И тут появляется Оливия, она обнимает свою младшую сестру, прижимает ее к себе, приглаживает на затылке ее волосы с радужными кончиками.
— Кажется, ничего не сломано, — говорит Николас, гнев делает его тон похожим на звук натянутой гитарной струны. — Но ты все равно должна показаться врачу, Элли.
Она мотает головой в объятиях Оливии.
— Нет, я в порядке.
— Я пришлю врача сюда, — предлагает Николас.
— Нет. Я просто… я хочу принять ванну и забыть о том, что произошло. — Она шмыгает носом. — Я в порядке, правда.
— А как насчет полиции? — спрашивает Оливия жестко и резко. — Он на тебя напал, и этот ублюдок должен сидеть в тюрьме.
Элли поднимает руки вверх.
— Пожалуйста, Лив. Если мы подадим заявление в полицию, это будет в газетах. По всему интернету…
— К черту интернет! — шипит Оливия.
Но Элли смотрит ей в глаза.
— Я хочу просто забить. И тебя я прошу сделать то же самое. Пожалуйста.
Оливия немного сдувается. Она качает головой, недовольная, но смирившаяся.
— Если это то, чего ты хочешь…
— Так и есть. — Она глубоко вздыхает, откидывая волосы назад. — А теперь я пойду спать, хорошо?
Ее сестра морщится.
— Ладно. Хочешь, я принесу тебе чашку чая?
Элли печально улыбается. Потому что Оливия с каждым днем все больше становится похожа на своего мужа.
— Нет. Я не хочу чая. Я просто хочу спать.
А потом она выходит из комнаты и уходит по коридору.
Пока Лиам разговаривает с Томми, а Николас и Оливия что-то тихо обсуждают, склонив головы, я проскальзываю по коридору вслед за Элли. Я догоняю ее сразу за дверью.
— С тобой все в порядке? — спрашиваю я.
И в моем голосе слышится болезненная нотка — страдание и сожаление.
Ее спина выпрямляется, а рука остается на дверной ручке, когда она оборачивается. Ее голубые глаза блестят от застывших в них слез.
— Ты, должно быть, думаешь о том, какая я глупая, — шепчет она, заставляя мою грудь болезненно сжиматься.
— Я так не думаю. И никогда не думал.
Она моргает, и слеза скатывается по синяку на ее лице.
— Я всегда выбираю не то. Мне нужно повзрослеть. Потому что вот что получается…
Я опять качаю головой.
— Послушай меня, Элли. Ублюдки вроде того, кто сегодня сделал тебе больно, — они как ядовитые змеи, прячутся за безобидным окрасом. Они так выживают. Ты не виновата. Ты не могла знать заранее.
— Но ты бы знал.
Я вскидываю подбородок.
— Я взял за правило испытывать ко всем людям неприязнь, так что меня не стоит рассматривать в качестве примера.
Она смеется, даже когда шмыгает носом. И это разрывает мое гребаное сердце.
Потому что она не просто из тех девушек, которые прыгают со скалы, не оглянувшись, — она разбегается и бросается в пропасть. Руки распростерты навстречу ветру, голова откинута назад. Свободная и живая.
И у нее это никто не отнимет — я им не позволю.
— Ты видишь хорошее в людях, Элли. Ты доверяешь им. Это хорошо, это очень смело. С этого момента я буду наблюдать за тобой еще внимательнее; я позабочусь о том, чтобы такого больше никогда не повторилось. А ты просто будь той, кто ты есть. Остальное предоставь мне.
Она вытирает глаза насухо.
— Это как… ты прыгаешь, я прыгаю, как у Джека и Розы?
— Нет. — Я беру ее руку в свою, проводя большим пальцем по костяшкам ее кулачка. — Ты прыгаешь… а я буду рядом, чтобы тебя поймать.
Медленно я наклоняюсь вперед и нежно целую ее в лоб, как будто это самая естественная вещь в мире. Мои губы задерживаются на ее нежной, как лепестки, коже, и я вдыхаю аромат цветущего апельсина и жасмина.
Затем я разворачиваюсь и иду обратно по коридору.
Следующая смена охраны прибывает в одиннадцать вечера, как всегда, чтобы сменить нас с Томми. Мы спускаемся на лифте вниз, но, вместо того чтобы уйти, как обычно, мы ходим туда-сюда и ждем в переулке у задней двери. Томми закуривает сигарету и прислоняется к стене.
Я смотрю на часы и считаю: четыре, три, два…
Дверь открывается — и появляется Николас Пембрук. Я неодобрительно скрещиваю руки, пока Томми выдыхает дым изо рта.
— Нет.
— Не надо так, Ваше Высочество.
Черты его лица становятся гладкими и спокойными.
— Я не знаю, о чем вы двое вообще говорите. Я просто собирался прогуляться.
— Ага, — смеется Томми. — Пройтись по лицу этого ублюдка, который поднял руку на Элли.
Принц стискивает челюсти, и я жестом указываю на Томми и на себя.
— Вот зачем вы нас наняли.
— Чтобы уберечь вас от неприятностей, — добавляет Томми. — На нас никто не донесет — с нас и взять-то нечего.
Я пожимаю плечами. И в этой одежде мы все выглядим одинаково — никто не отличит нас друг от друга.
Николас пытается возразить, но я продолжаю:
— Кроме того, у вас есть более важные дела.
— Например, какие?
Наверху лестницы открывается дверь и через несколько секунд леди Оливия выходит на улицу. И она несет свою биту.
— Например, убедиться, что ваша герцогиня останется дома.
Принц бросает на жену раздраженный взгляд. Но она не показывает ни капли раскаяния.
— Как будто ты не подумал о том же самом.
— Очевидно, вы все думаете об одном и том же.
С верхней площадки доносится голос. Голос Элли. Она марширует вниз, скрестив руки на груди. С хмурым видом она тянется к сестре.
— Давай, Ниган, передай мне Люсиль.
Оливия закатывает глаза и отдает орудие убийства.
— Я же сказала тебе, что хочу забыть об этом. Теперь я хочу, чтобы ты пообещала, прямо сейчас, что ты не будешь ничего делать. — Сначала она смотрит на свою сестру. — Лив?
Она недовольна, но сдается.
— Ладно. Я обещаю, что ничего не сделаю.
Затем Элли бросает взгляд на своего шурина. Мужчина знает, когда у него нет шансов перед женщиной.
— Даю тебе слово, Элли.
И она не отстает ни от меня, ни от Томми.
— Я обещаю, дружок, — говорит Томми, осеняя себя крестным знамением и целуя костяшки пальцев.
Я смотрю Элли прямо в лицо.
— И я тоже.
— Скажи, что ты обещаешь, — настаивает Элли.
— Я обещаю.
Иногда я лгу.
Как только мы убеждаемся, что принц Николас, леди Оливия и Элли в безопасности и дома, мы с Томми идем в ногу по улице. И мы оба точно знаем, куда идем.