После того как Салливаны покидают палату, я сажусь на стул рядом с Томми, замечая его ужасный цвет — он почти такой же белый, как простыни. На затылке у него повязка, закрывающая пару дюжин скоб и швов, которые, как сказали, были необходимы, чтобы закрыть рану.
Я пристально смотрю на него, желая, чтобы мой лучший друг открыл глаза.
— Я тут, черт возьми, схожу с ума, Томми. Мне нужно, чтобы ты проснулся, друг. — Я наклоняюсь вперед, упираясь локтями в колени. — Мне нужно, чтобы ты сказал мне, что знаешь, где она. Что ты высадил ее где-то… или она ушла с каким-то парнем — мне все равно. Если она в безопасности. Если с ней все в порядке.
На мои глаза будто что-то давит, затуманивая зрение. И мой голос срывается.
— Мне просто, господи, нужно, чтобы ты это сказал. Ты — единственная надежда, которая у меня осталась.
Сожаление — самое острое лезвие. Оно колет, отрезает кусочки моих внутренностей, когда я иду домой. Темно и идет дождь. Холодный, непрекращающийся ливень, который пропитывает насквозь одежду и от которого немеет кожа.
Но я не онемел.
Потому что моя стена рухнула. Рухнула огромными, неровными кусками. Я не борюсь с болью, когда она бросается на меня, окутывает меня. Сидя в машине на подъездной дорожке перед моим домом, я погружаюсь в нее, позволяя ей поглотить меня целиком, тысячи лезвий режут меня одновременно.
Когда я выхожу, дождь пропитывает меня насквозь. Я кладу руку на крышу машины, постанывая от горя. Агония.
Мне нравится твой галстук.
Она была здесь. Она была прекрасна, драгоценная и такая живая.
Однажды… Я тоже спасу тебя.
У меня были все эти годы, все те моменты, когда я знал — я знал, что я чувствую к ней, но я был слишком осторожен, чтобы что-то предпринять.
Ты мне нравишься, Логан.
Мужчинам не положено колебаться. Не таким, как я. И не насчет таких женщин, как она. Но она была не просто какой-то девчонкой. Она никогда не была такой. С самого начала.
Ты когда-нибудь думаешь обо мне?
Ее слова проносятся в моей голове, повторяясь шепотом, как насмешливая песня, когда я поднимаюсь по тропинке к крыльцу моего дома.
Это всегда был ты. Всегда.
Так много ошибок и упущенных шансов.
Ты тоже это чувствуешь?
И мне очень жаль. Боже, мне так жаль.
Я опускаюсь на колени, потому что мои ноги больше не держат меня. Моя спина сгибается, и я поднимаю лицо к небу, позволяя дождю смешаться с сожалением и печалью, льющимися из моих глаз.
Потому что я должен был сказать ей. Я должен был сказать ей эти слова. И я бы отдал все… Я бы умер за шанс вернуться и сказать ей их сейчас. Сказать ей правду.
Я тоже это чувствую, Элли. Я всегда это чувствовал.
17. Элли
Белый свет.
Это первое, что я вижу, когда открываю глаза. Я щурюсь, моргаю, привыкая к его яркости. Звук бегущей воды наполняет мои уши. Нет… дождя. Капли дождя по крышам. А где усы у котят?
Если я цитирую «Звуки музыки», то, должно быть, я действительно не в себе: слишком много стаканов жидкой храбрости в «Козле». Мне требуется минута, чтобы проснуться и понять, где я нахожусь. По чьей крыше стучит дождь и как, черт возьми, я сюда попала.
И тут я вспоминаю. Я прикрываю глаза рукой, чтобы защитить их от света на крыльце.
В доме Логана.
Я хотела увидеть его, поговорить с ним, и я знала, что не смогу этого сделать под пристальным взглядом Томми. Поэтому через несколько часов после того, как Логан мне привиделся, я выскользнула из окна уборной — и спасибо господу, что он сделал меня такой компактной, потому что там было чертовски тесно. Потом я проскочила по переулку, поймала такси и приехала сюда.
Но, конечно же — никакого Логана. И, как идиотка, я оставила свой телефон в баре, так что я даже не смогла ему позвонить. Качели на крыльце выглядели очень удобными, и теперь я на собственном опыте убедилась, что они офигенные.
Я сажусь, протираю глаза и приглаживаю волосы на случай, если у меня на голове бардак. А потом со стороны лестницы доносится шум. Это скулеж, похожий на звук, который издает раненое животное. Я медленно подхожу, и вижу его.
Логан, стоящий под дождем на коленях на дорожке, наклонился и прижался лбом к последней ступеньке, бормоча слова, которые я не могу разобрать. И я понимаю, что случилось что-то ужасное.
— Логан?
Он приподнимается, откидываясь на икры, его глаза широко раскрыты и такие дикие, каких я никогда у него не видела. Безумные. У него порез на щеке и черные полосы на одежде. Его рот открывается, затем закрывается. Он смотрит на меня, тяжело дыша.
— Ты… ты настоящая?
Он протягивает ко мне руку. И она дрожит.
Я спускаюсь по ступенькам под дождь.
— Конечно, я настоящая, Логан.
Я чувствую, как слезы подступают к глазам. Потому что он выглядит таким несчастным.
— С тобой все в порядке? Ты ранен? Что случилось?
Я опускаюсь на колени на мокрую дорожку, беру его руку и прижимаю к своей щеке. Как только он прикасается ко мне, он делает глубокий, хриплый вдох и дергает меня вперед. Прижимает меня к себе. Он заключает в свои объятия. Полностью. Крепко. Как будто пытается поглотить меня. Сжимает так сильно, что трудно дышать.
И дрожит не только его рука — он дрожит всем телом.
Поэтому я глажу его по спине и шепчу:
— Все хорошо — все хорошо, Логан. Я здесь. Шшш… Я с тобой.
Дрожь пробирает его насквозь.
— Тебя там не было, — стонет он мне в шею. — Тебя не нашли, и никто не знал… Я не мог найти тебя.
Он отстраняется, его лицо несчастное и злое одновременно. Он держит меня за руки, слегка встряхивая.
— Больше так не делай. Никогда!
— Хорошо, — шепчу я, поглаживая его лицо, чувствуя его мокрые от дождя щеки. — Я больше никогда этого не сделаю. Ты всегда сможешь найти меня — я обещаю.
— Всегда, — настаивает он, притягивая меня к себе, прижимая наши тела друг к другу.
— Да. Всегда.
Я едва успеваю произнести эти слова, как рот Логана оказывается на моем. Он накрывает меня, овладевает мной. Его руки скользят по моим волосам, отчаянно сжимают мою голову, удерживают меня неподвижно, когда он крепко прижимается губами к моим, пробуя их на вкус, грубо постанывая.
Это не нежный, радостный поцелуй — он настойчивый и требовательный. Неистовый. Что бы ни случилось, это сильно потрясло его, и я знаю, что в этот момент ему это нужно — просто чувствовать меня. Губы Логана двигаются к уголку моего рта, по моей щеке и моим закрытым глазам, оставляя резкие поцелуи на моем лбу. Он задерживается там, его губы дрожат на моей коже.
Дождь обрушивается на нас, утяжеляя одежду, капая с кончиков волос, стекая ручейками по рукам. Логан прижимается своим лбом к моему, но его глаза закрыты.
Его слова звучат безжизненно. Пусто.
— В «Козле» был пожар. Он сгорел целиком. — Он вздрагивает. — Я думал, ты погибла. Я думал, что потерял тебя.
Мои руки скользят по его шее, по челюсти, я притягиваю его еще ближе. И ужас от того, что он говорит, проникает в мой разум и разрастается у меня горле.
— О нет! Мне так жаль, Логан. Я пришла сюда к тебе — я не знала. Ты не потерял меня. Я здесь — я с тобой.
Я плачу, слезы текут по моему лицу вместе с дождем.
Логан открывает свои красивые карие глаза, и сверкающие капли воды цепляются за его тяжелые темные ресницы. Его голос твердый и уверенный.
— Я думаю о тебе.
У меня перехватывает дыхание.
— Правда?
Он убирает мои мокрые волосы назад, его лоб все еще прижат к моему.
— Все время.
Логан гладит меня по щеке.
— Ты мне нравишься.
А потом я плачу и улыбаюсь одновременно.
— Я так ждала, что ты это скажешь.
Он проводит большим пальцем по моей нижней губе и смотрит мне в глаза.
— Я тоже это чувствую, милая Элли.
— Ты чувствуешь?
Он кивает в мою сторону.
— Всегда. С самого начала.
Мои пальцы скользят по щетине на его челюсти, по подбородку, по шее — я просто хочу прикасаться к нему.
А потом — так нежно — Логан берет мое лицо в свои руки и целует меня. Сначала это шепот прикосновения, мягкое касание его губ. Я протягиваю руку и прижимаюсь к нему, целуя в ответ, ощущая его мягкие, полные губы, беря столько же, сколько и отдаю, наслаждаясь каждым ощущением. Я вздыхаю, когда чувствую прикосновение его языка. Медленный и изучающий, но твердый. Он скользит и щелкает, и внизу живота у меня все сжимается самым отчаянным, удивительным образом. Логан накрывает мою верхнюю губу своей, тихонько посасывая; затем, со вздохом, в котором чувствуется сожаление, он отстраняется.
Его руки скользят по моим волосам к плечам, по рукам, как будто он не может перестать прикасаться ко мне.
— Мы должны ехать во дворец. Твоя сестра…
— О боже, Лив! Она, должно быть, в ужасном состоянии.
Я самая плохая сестра на свете. Кто-то должен наконец сделать мне такую звезду на аллее славы.
— Я должна позвонить ей.
Логан поднимает нас обоих, все еще держа меня за руку, и ведет под дождем к своей машине на грязной подъездной дорожке.
— У меня есть телефон — позвоним ей по дороге.
Логан
Когда я возвращаю Элли во дворец, ее окружают слезы и объятия. Мы идем в желтую гостиную, потому что сама королева хочет удостовериться, что Элли жива и здорова. Генри и Сара тоже здесь, как и принц Николас и Оливия. Она хватает Элли в тот самый момент, когда мы входим, всхлипывая, а потом Элли тоже всхлипывает. И извиняется. Она рассказывает, что она вышла из «Козла» подышать свежим воздухом, ушла и заблудилась. Затем, несколько часов спустя, она просто случайно встретила меня на улице, когда я шел домой из больницы.
Это самая большая чушь, которую я когда-либо слышал. Это даже смешно… Но они все так счастливы, так рады, что она жива, что никто не сомневается.
Я не подтверждаю то, что она говорит; я остаюсь невозмутимым, нейтральным. Я не буду лгать Николасу — никогда. Есть разговор, который нам с ним нужно будет провести… но я не собираюсь устраивать его сегодня.