— Значит я облегчу ему задачу! — Николас сердито смотрит. — И, когда он набросится на меня, я вырву ему яремную вену.
Генри поднимает руки и говорит успокаивающе, как будто разговаривает с человеком на мосту, решившим прыгнуть.
— Я знаю, поверь мне — если бы это была Сара, я бы тоже хотел сжечь весь мир дотла. Но, Николас, если ты выйдешь на улицу не в настроении, это только усугубит ситуацию. Это приводит в бешенство… Но ты знаешь, что так будет лучше.
Лицо Николаса искажается от разочарования. Затем он подходит так, чтобы оказаться нос к носу с Уинстоном.
— Найди его! — праведно гремит его голос. Он говорит как король, которым его воспитали. — Мне все равно, что тебе придется сделать — спустить с цепи своих самых злобных собак, заглянуть в каждый шкаф, в каждый угол, перевернуть вверх дном каждый дом в этом чертовом городе, — но… Найди. Его.
Уинстон кланяется.
Он убийца на пенсии, наемный убийца — такого рода, который может выстрелить человеку в лицо, потягивая чай, и не пролить ни капли. И он полностью предан Короне.
— Будет сделано, Ваше Высочество.
Более спокойный, или, может быть, просто опустошенный, Николас кивает.
— Я пойду к своей жене.
И сегодня определенно не тот день.
Следующий день я провожу в офисе Уинстона, анализируя приготовления к официальной свадьбе принца Генри и леди Сары, до которой осталось всего пять недель. Мы рассматриваем все со всех сторон, ищем слабые места и находим способы их устранения перед лицом нынешней угрозы.
Я не вижу Элли ни разу за весь долгий день, и это отсутствие гложет меня, делает меня нуждающимся, голодным. Я хочу, чтобы она была со мной рядом, в поле моего зрения все время. И из-за того, что я уже много часов не видел ее, я взвинчен, как горячая спираль.
Затем, как только моя смена заканчивается, я получаю сообщение. Она пишет мне, чтобы я пришел встретиться с ней.
Сейчас тронный зал не используется для издания указов. Это публичная выставка, часть экскурсии, но в этот час, в половине одиннадцатого, она закрыта и пуста. Я вхожу в тусклую, гулкую комнату, освещенную только светом электрических свечей, горящих на стенах. Элли стоит на возвышении рядом с украшенным драгоценными камнями троном, проводя рукой по гладкому золотому подлокотнику.
Когда она замечает меня, она бежит. И это радостное зрелище. Я ловлю ее, когда она прыгает и обвивает меня руками и ногами, как прекрасная виноградная лоза.
Она вздыхает у моего рта.
— Я скучала по тебе.
Она тоже это чувствует. Жажду, напряжение, неприятный зуд, который утоляется только тогда, когда мы вместе.
— Ты скучал по мне? — спрашивает она.
Я стону у ее губ.
— Я сгораю от желания, милая девочка. Ты мне снишься, даже когда я не сплю.
Ее улыбка становится теплой, а румянец покрывает щеки, когда она опускает руки к моей рубашке, расстегивает пуговицы и целует мою кожу.
— Что же тебе снится? Расскажи мне.
Я несу ее к ковру из медвежьей шкуры перед незажженным камином.
— Час назад я представлял тебя у себя на кухне, одетую только в крошечные трусики и обтягивающую рубашку, которая демонстрирует твои дерзкие, фантастические сиськи.
Она хихикает у моего горла, наклоняясь, чтобы провести языком по татуировке боевого сокола на моем плече и руке.
— И ты танцевала, — говорю я ей, покусывая мочку ее уха. — Трясла своей сладкой, упругой задницей, как тогда, когда пекла пироги в кофейне.
Элли откидывает голову назад, ловя мой взгляд.
— Не думала, что ты заметил.
Я беру ее нижнюю губу зубами, провожу по ней кончиком языка.
— Это было все, что я заметил.
Я убираю ее ноги со своих бедер. Но, когда они касаются ковра, она не опускается на пол, как я думал. Вместо этого, с озорным блеском в глазах, Элли пятится к золотому трону, таща меня за руку.
— Мне тоже снился сон. Вот почему я сказала тебе встретиться со мной здесь.
Она садится в королевское кресло, ставит одну ногу на сиденье, приподнимает подол своего красивого розового платья и показывает мне голую, блестящую киску.
Злая, умная девочка.
Элли просовывает один палец в свою щель. Мой член дергается, а пульс учащается.
— Я представляла, как ты пробуешь меня, вот так, прямо здесь.
Я облизываю губы.
— Так?
— Ага. — Она дерзко улыбается, подражая моим интонациям. — А потом ты садишься, а я седлаю тебя, трахаю прямо посреди зала.
Это сакральное пространство, а трон — священная реликвия, подобная алтарю в церкви или одной из тех жутких статуй, чьи глаза следят за вами повсюду, ожидая, когда вы нарушите закон. Но в данный момент мне все равно.
— Я отправлюсь за это в ад, — бормочу я.
Элли усмехается.
— Тогда ты должен извлечь из этого максимум, прежде, чем сгоришь.
Хороший совет.
Как грешник, каким я и являюсь, я опускаюсь на колени. Раздвигаю ее ноги руками, нетерпение делает меня грубым, я закидываю ее ногу себе на плечо. И целую ее, приоткрыв рот, между ног. Она кажется такой чертовски мягкой, такой горячей и скользкой. И она сладкая — как густой, растопленный сахар.
— Святые… — начинает Элли, но не заканчивает: слова утопают в стоне.
Я сосу ее, обнимаю ее, ем ее, как пухлый летний персик. Я мог бы делать это часами; существовать только в ней. Элли сползает с трона, приподнимая бедра, предлагая себя моему рту. Я просовываю язык в ее жаркое нутро, и она задыхается, сжимаясь вокруг меня. Я сдавливаю ее бедра, скольжу по ней взад и вперед, трахаю ее ртом, царапаю нежную кожу ног щетиной на подбородке.
Затем я подношу губы к ее клитору — набухшему и полному. Жесткий, дрожащий, маленький бутончик. Я открываю ее пальцами и целую ее там, люблю ее там, провожу языком по ней идеальными, узкими маленькими кругами, пока ее ноги не начинают дрожать, а бедра дергаться.
Элли кончает с криком — диким и бесстыдным, — ее рука тянет меня за волосы, а бедра вращаются у моего рта. Я нежно облизываю ее, когда через нее проходят последние спазмы удовольствия. Я вытираю рот рукавом и оставляю один мягкий, нежный поцелуй на ее гладком лобке.
Затем я встаю и срываю с себя рубашку. Я дергаю ее изящное платье вверх, потому что мне нужно почувствовать ее — кожу на коже. Я стягиваю брюки достаточно низко, чтобы освободить свой напрягшийся член, затем поднимаю ее и занимаю ее место на троне. Ее ноги седлают мои бедра, а ее киска — такая влажная и горячая — нависает над моим членом.
Одним движением я толкаю ее вниз и напираю, погружаясь в ее прекрасную, зовущую плоть. Мы оба стонем.
Элли гладит меня по лицу, встречаясь со мной томным взглядом из-под тяжелых век.
Я хлопаю ее по бедру, достаточно сильно, чтобы было больно.
— Давай, девочка, — шиплю я. — Черт возьми, попрыгай на мне. Сделай свой сон реальностью.
Моя грязная команда тут же заводит ее. Ее таз скользит по мне, поглаживая меня от основания до кончика. Ее дыхание становится тяжелым, грудь вздымается.
Она скачет на мне быстрее, находя свой ритм, получая удовольствие.
И она прекрасна.
— Я люблю твой член, — выдыхает Элли. — Он такой большой, он наполняет меня… так хорошо… мне так хорошо.
— Мой член тоже думает, что ты классная.
Мы смеемся вместе, тайно, страстно, как могут смеяться только любовники.
Но вот больше никаких поддразниваний. Я хватаю ее за задницу, впиваясь пальцами в ее плоть, — помогаю ей двигаться. Она качается надо мной, жестче, яростнее. И жар нарастает, нарастает; мои тяжелые яйца сжимаются от желания взорваться, мой член утолщается от жажды кончить, затопить ее, наполнить ее.
— Ты кончишь со мной, Элли, — стону я. — Кончи со мной.
Я вцепляюсь в ее сосок, безжалостно посасывая его.
— О… о… о… — стонет она.
А потом она сжимается вокруг меня, доит меня, вытягивая оргазм из глубины моей гребаной души.
После этого мы немного не в себе от удовлетворения. Не усталые и не измотанные, но кружится голова. Мы стоим, целуемся и щекочемся, только нежные, дразнящие прикосновения и мягкие улыбки.
Элли наклоняется, чтобы поднять свое платье, и я так очарован видом ее задницы, что не замечаю, как открывается дверь тронного зала и в нее входят три человека.
Без рубашки, с расстегнутыми брюками, я разворачиваюсь — прячу Элли за спину, загораживая ее от посторонних взглядов.
— Логан? — спрашивает принц Николас щурясь, как будто видит привидение.
У леди Оливии и принца Генри одинаковые выражения лиц.
Прежде чем я успеваю сформулировать ответ, Элли выглядывает из-за моей спины.
— Привет, ребята… Как дела?
— О чем ты думал?
Я не думал. Вот в чем проблема, когда позволяешь своему члену управлять ситуацией — он не думает. Или, если и так, то только об одном. Тупой ублюдок.
— Ты осознавал, насколько это безрассудно?
Конечно, осознавал. Потом.
После того как Оливия увела Элли из тронного зала для собственного допроса, меня привели сюда, в кабинет Николаса.
Я киваю.
— Это было глупо.
Так чертовски глупо.
Позади Николаса Генри расхаживает взад-вперед с большой открытой книгой в руках.
— Разве у нас нет подземелья внизу? — спрашивает белокурый принц своего старшего брата.
— Могу поклясться, что я нашел его, когда мне было шесть или семь лет. Целую неделю мне снились кошмары. — Он указывает на картинку в книге и маниакально улыбается. — Это устройство выглядит довольно кровожадно — мы закажем два.
Ха. Я думал, что Элли просто шутила насчет подземелья.
Николас игнорирует своего брата и пронзает меня осуждающим взглядом.
— Кто угодно мог застать вас врасплох, Логан. Персонал, посетители… фотографы.
У меня скручивает живот при мысли о том, что обнаженные прелести милой Элли будут сфотографированы без ее согласия — размазаны по первым полосам газет по всему миру.