— Назад! — отчеканил Ла Тойя, заметив, что с пола поднимается второй убийца, держась за разбитую скулу. — Всем стоять!
Краем глаза он подметил, что из-за столиков поднимаются те, на ком еще блестели кольчуги стражи. Может, атаковать напавших самому, прижать их к стражникам, скрутить, допросить… И убить на это всю ночь, а то и больше, доказывая, что он личный помощник советника короля. Спланированное нападение на него? Имеет ли оно отношение к его заданию? Но кто мог знать, что его отправят в этот путь…
— Проклятье, — прошипел Сигмон.
Он не мог позволить себе задерживаться в дороге. И если это нападение было заранее спланировано, он должен как можно скорее оказаться рядом с невестой Вер Сеговара, потому что туманные опасения Де Грилла приобретают реальные черты.
Громкое лошадиное ржание заставило его вздрогнуть. Сигмон обернулся к двери, и в тот же момент в воздухе сверкнул брошенный нож. Сигмон, уворачиваясь, прогнулся назад, вскинул руки, ловя на лету второй клинок… Вырвавшийся из его рук бандит упал на пол и ловко откатился в сторону. Ла Тойя шагнул назад, и в этот миг на него налетели сразу трое. Вспорол воздух кинжал, едва разминувшись с шеей Сигмона, и он ударил в ответ, вколотив пойманный нож по самую рукоять в грудь здоровяка, напоминавшего солдата. Тот успел еще раз взмахнуть кинжалом, и граф, отражая удары мнимых пьянчуг, не успел увернуться — клинок рассек левое предплечье. Вскрикнув, Сигмон попятился и тут же получил удар в колено, потом в висок… Цепь лопнула, и зверь сорвался с цепи.
Зарычав, Сигмон перехватил руку нападавшего, сжал пальцы, кроша чужие кости, и ударил правой — так что голова противника откинулась набок под хруст шейных позвонков. Второго, что пытался ударить ножом, Сигмон пнул в живот, и тот отлетел, грохнувшись спиной о стену. Поднимавшегося с пола бандита граф пинком зашвырнул под ближайший стол — как мешок с тряпьем. Оставшийся на ногах попятился, и в этот момент Сигмон обуздал зверя.
Он сделал шаг назад, пьянея от запаха крови, и обвел тяжелым взглядом тех, кто посмел поднять на него руку. Из пяти нападавших на ногах остался лишь один, и у него уже начала разбухать сломанная челюсть. За его спиной маячили стражники, вытягивая из ножен мечи, и Сигмон понял, что если он останется здесь еще хоть на миг, то ему, возможно, придется исполнить приказ короля в буквальном смысле. Он не мог себе позволить попасть в кутузку и вежливо объясняться пару дней с местной стражей, доказывая, что стал жертвой нападения. А если стражники попытаются его атаковать, он больше не сможет удерживать зверя на привязи. И тогда….
— Да провалитесь вы все, — буркнул Сигмон, развернулся и бросился бежать.
Он выскочил из дверей таверны, держа руку на рукояти меча — на улице его могла ждать засада. Но там его ждал лишь разгоряченный вороной и человек, лежавший у его копыт. Судя по всему, он пытался похитить скакуна, а тот угостил врага хорошим ударом копыта. Сигмон не стал разбираться, кто это был — то ли обычный конокрад, решивший свести коня, то ли один из убийц. Ему было некогда. Подхватив поводья с коновязи, он птицей взлетел в седло. Ворон заржал, встал на дыбы, и Сигмон вжался в черную гриву, пытаясь удержаться в седле. Жеребец с грохотом опустил копыта и заплясал под всадником. Потом, почуяв знакомый запах, остановился и возмущено зафыркал.
Сигмон натянул поводья, и в этот момент на крыльцо выбежал последний из убийц. Вскинув руку с ножом, он бросился на всадника, намереваясь пропороть ему бедро, но Сигмон подался вперед и с огромным наслаждением ударил сапогом в грудь убийцы. Удар, который мог свалить с ног упыря, отбросил убийцу обратно в распахнутые двери таверны, и Сигмон услышал, как в прихожей завопили стражники, на которых обрушилось уже бездыханное тело с раздробленной грудью.
Не дожидаясь их появления, граф пришпорил Ворона, и тот, взяв с места в карьер, помчался к воротам, прочь от опасного места, где пахло свежей кровью. Сигмон пригнулся к шее Ворона, сливаясь с ним в одно целое, — им предстоял долгий путь. Сонные стражники у ворот не успели даже понять, что происходит, — жеребец черной молнией промчался мимо них и пропал в темной осенней ночи. Стражники, толпой вывалившиеся из дверей таверны, увидели лишь пустую дорогу — королевский гонец покинул гостеприимный город Тир.
Он мчался на восток.
Вэлланор устала. Так сильно, что когда ее привели в крохотную комнатку с наглухо закрытым окном, то просто упала на кровать, даже не потрудившись снять сапожки и куртку.
Некоторое время она лежала, разглядывая потолок и пытаясь успокоить вихрь мыслей и образов, кружившихся в голове. Ей казалось, что кровать качается — после езды в дорожном экипаже Вэлланор бросало из стороны в сторону даже на ровной земле. Ей еще не приходилось ездить так долго. И так быстро.
Из приграничного городка они выехали еще вчера. И неторопливая езда по узким горным дорогам сменилась бешеной скачкой. Карета мчалась вперед по дороге, в напрасной попытке нагнать верховых, и подпрыгивала на каждом камешке, да так, что вещи прыгали со своих мест, словно акробаты. Вэлланор сидела тихо, крепко сжав зубы, чтобы не прикусить язык, а дядя не переставал ругаться, да так, что Вэлла иногда зажимала уши.
Этой разительной переменой они были обязаны письму, которое принесла большая птица начальнику гарнизона. Тот долго говорил с герцогом, и они расстались весьма недовольные друг другом. Вэлла слышала только обрывки разговора и поняла одно — король Сеговар настаивает, что кортеж должен как можно быстрее прибыть в столицу. Дядя же был очень недоволен такой встречей, которую он назвал неподобающей. Вэлле тоже казалось, что принцессы и королевы должны путешествовать как-то по-иному. Уж точно не так быстро. Но ведь, когда они были дома, отец тоже их все время поторапливал…
Начальник гарнизона дал им сопровождающих — пятерых всадников, очень любезных и, на взгляд Вэллы, очень молодых. Сейчас они мчались впереди, расчищая дорогу. Поэтому экипаж ехал быстро, без всяких задержек в пути — кроме того случая, когда ривастанцам пришлось стаскивать с узкой дороги воз, груженный сеном. Они сделали это сами и все время улыбались Вэлле, наблюдавшей за ними из окна кареты. А слуги герцога даже не спешились — лишь спрятали руки под плащи и мрачно поглядывали по сторонам. Вэлле они никогда не нравились. Она знала таких типов — в Каменных Чертогах подобные им выполняли поручения деда. Их называли Ночными Всадниками, поскольку обычно они служили дедушке ночью. Вэлланор догадывалась, что они просто наемные убийцы, но даже гадать не желала о том, какие именно приказы эти люди выполняют. И сейчас знать не хотела. А ривастанцы ей нравились — лихо сдвинув шапки на затылок, они быстро оттащили в сторону воз с сеном, сунули его вознице мелкую монету и дружно, словно по команде, поклонились Вэлланор. Дядя буркнул под нос что-то о проклятых подлизах, но, кажется, остался доволен.
Потом они снова поехали быстро. И ехали так весь день и всю ночь. Ночью Вэлланор пыталась поспать, но ее так бросало по жесткому кожаному сиденью, что сон превратился в тягостную дрему, и утром она чувствовала себя еще больше уставшей.
В дороге они провели и следующий день. И только к вечеру, в сумерках, они — о счастье — добрались до большого города. Ривастанские офицеры сразу нашли гостиницу, большую и удобную. Они все так устроили, что к тому времени, как экипаж въехал во двор, его уже встречал десяток слуг. Они помогли выбраться пассажирам, быстро похватали вещи и быстро развели всех по комнатам. Дядя остался доволен, правда, не разрешил Вэлланор занять большую комнату на самом верхнем этаже. Он велел ей оставаться рядом с ним, в маленькой комнатушке, примыкавшей к его покоям. Скорее всего, это была комната прислуги, но Вэлле она сейчас казалась роскошным дворцом — наконец-то она осталась одна и могла выпрямить спину. И валяться на кровати в сапогах.
Застонав, Вэлланор поднялась и села. Стащив с себя беличью куртку, она швырнула ее на стул. Потом поднялась, подошла к окну и распахнула ставни.
За окном царила ночь. Но не та злая черная колдунья, что окутывает горы непроницаемым черным одеялом. Нет, это была ночь, разбавленная светом фонарей, веселыми криками людей, ржанием лошадей… Это была ночь-проказница, ночь веселья — и такую не отыщешь зимой в горах.
Вэлланор поставила локти на подоконник и выглянула на улицу. Отсюда, сверху, были видны дома — множество домов, в которых горел свет. Большие здания с распахнутыми дверями, двор гостиницы, наполненный людьми и лошадьми. Была видна даже стена, опоясывающая город. Все было наполнено жизнью. Люди куда-то спешили, кричали друг на друга, смеялись. Эта ночь напомнила ей Зимний Праздник Года, ту единственную ночь в году, когда в Каменных Чертогах не гас свет и все веселились до самого рассвета. Ощущение праздника, ожидание подарков, предчувствие веселья… Все было как тогда.
Где-то в глубине души Вэлланор понимала, что здесь, в этом шумном городе, все ночи такие. Все до единой. Но сейчас, именно в эту минуту, ей казалось, что этот праздник устроен в ее честь.
Вэлланор улыбнулась. Дорога выдалась трудной, и все же это было… прекрасно. Она сидела у окна экипажа и рассматривала окрестности. Леса, поля, деревни… Так много всего! В горах такого не увидишь. За один день Вэлланор увидела больше, чем за всю предыдущую жизнь, и самым чудесным было то, все это великолепие вскоре будет принадлежать ей. Ей не нужно возвращаться в холодные Каменные Чертоги, она должна остаться здесь навсегда, здесь, на этом празднике.
Иногда ей казалось, что это лишь сон. И, задремав на жестком сиденье кареты, она порою просыпалась с криком ужаса — когда там, за гранью яви, кто-то объяснял ей, что нужно немедленно вернуться, потому что король зовет ее посмотреть на казнь очередного предателя. Открыв глаза, Вэлла снова видела бескрайний лес, манивший ее в свои бескрайние глубины. Лес, в который она так хотела попасть. Настоящий лес из сказок, а не те три сосны, ютившиеся на краю обрыва за Каменными Чертогами…