Священник вышел ко мне из боковой двери. Высокий, крепкий еще пожилой мужчина, одетый как подобает — не в костюме, и я смутилась.
— Простите, отец, я, наверное, оторвала вас от дела, — сказала я.
— Двери дома Создателя всегда открыты для тех, кто приходит к нему, — улыбнулся отец Питер. — Хорош бы я был слуга его, если бы противился его воле. Что привело вас?
— Страх, — призналась я, и это было действительно так.
Что если у меня все неправильно. Все не так должно быть, пусть я сознавала, что ощущение это — иллюзия, стереотипы, условности. Отец Питер кивнул, осторожно коснулся моей руки.
— Что же, пойдем, — пригласил он. — Как вас зовут?
— Меган.
— Идем, Меган. И чтобы вы не смущались, Создатель тоже испытывал страх.
— Разве? — растерянно переспросила я. Отец Питер указал мне на небольшой закуточек, кажется, в нем проходили покаяния, но он не стал прятаться за шторкой, где обычно сидели священники, а сел на скамеечку напротив меня.
— Не так просто поверить, что ты готов сделать то, что сделал он, — мягко объяснил отец Питер. — Не так просто поверить в себя.
— Я тоже не верю.
Я никогда не была ни суеверной, ни фаталисткой. Все — последствия наших решений и еще немного — промысел Создателя, сказал бы, возможно, отец Питер, или же — мать-природа, уточнили бы мои преподаватели. Сейчас мне казалось, что это стечение обстоятельств сложилось совсем неспроста…
— Есть один человек, — начала я, подбирая слова. — Я обещала ему, что он будет со мной счастливым. Я боюсь, что не сдержу обещание, отец.
Глава одиннадцатая
— Он любит вас?
— Я надеюсь. Но я не знаю. Кроме меня, у него никого больше нет. — Я помолчала, отец Питер ждал. — И отчасти в этом есть и моя вина, но… я не пытаюсь ее загладить, отец. Это другое.
— Создатель ведет нас, как лучше нам, — кивнул он. — Впрочем, я вижу, что вы не частая гостья в стенах дома его, поэтому скажу вам иначе. Кого он любит, одаряет разумом. Но испытания его тем сильнее, чем больше его любовь.
— Поэтому разум? — улыбнулась я. — Тут… все сразу, вероятно. Мне сложно судить. Поэтому я пришла. Через два дня я усыновляю ребенка.
Отец Питер мне не мешал. Он понимал или знал, что я все расскажу сама, не нужно подсказывать, направлять, говорить слова одобрения. Я пришла сюда не за этим, но кто знает, насколько отец Питер окажется прав.
— Ему девять, он умный и способный мальчик. Его мать… совершила ошибку, и нет, не по умыслу или глупости, на ее месте так поступают очень и очень многие. Я про сущности, отец. Это моя работа.
Я осеклась и подумала, что вот так, сбивчиво и непонятно, со мной говорят свидетели и потерпевшие, а я слушаю их, правильно интерпретируя их невнятный рассказ.
— Она не обратилась за помощью. Мне до сих пор кажется, что я могла бы хоть что-то сделать, но нет, на самом деле я не могла. Вы знаете, наверное, как это бывает.
Я опять замолчала. Если я потом — а мне придется — заговорю о замке Ланарт, это будет выглядеть провокацией и попыткой втереться в доверие. Я редко испытывала настоящий стыд, это был тот самый редчайший случай.
— Они вышли из-под контроля? — спросил отец Питер.
— Не совсем…
— Это как пожар, — согласился он. — Знаете замок Ланарт? Местная достопримечательность. Там случился пожар уже тогда, когда я служил здесь. Хозяева считали, что могут справиться с огнем, но увы.
— Да, скорее всего, это так. — Меня обрадовала аналогия — не потому, что отец Питер сам вспомнил про замок, а потому, что она была поразительно верной. — Женщина раздразнила сущности, они были напуганы. Метались, как пламя, получившее приток воздуха. А мальчик… он был снаружи, когда все это произошло, возвращался из школы. Он вызвал нас. Я не преувеличиваю, он умен не по годам. После этого он оказался в приюте, а я… я работала по этому делу. Я поняла, что привязалась к нему, а он, возможно, ответил мне тем же. Или нет, просто… Ему нужна семья, отец, я а знаю, что могу ему ее дать. — И внезапно для себя самой я сформулировала то, что меня беспокоило. — Я только не знаю, имею ли я на это право.
Да, именно так. Все мои страхи из-за того, что я, может быть, не имею морального права красть чужого ребенка у — как бы парадоксально оно ни звучало — никого.
— Из-за чувства вины?
— Я не знаю, что значит — быть матерью. У меня есть племянники, я их очень люблю, но это другое, разве нет?
— Любовь, — проговорил отец Питер и улыбнулся, но взгляд его оставался серьезным. — Вы боитесь за них? Скучаете по ним?
— Да, конечно.
— Любовь это всегда страх, Меган. Людям кажется, что любовь это сплошное блаженство, но это совершенно не так. И потому этот дар Создатель дает лишь сильным, прочие путают любовь с чем угодно, принимая за нее и страсть, и чувство собственности… Когда любишь, боишься сделать не так, причинить боль, задеть чувства. Не каждая мать способна на это, и это тоже та правда, о которой не все хотят знать.
— А как у вас? — тихо спросила я. — В церкви?
— Неужели тот, кто любит Создателя, не боится помыслами или поступками огорчить его?
Это так, подумала я. В школе я изучала религиозные дисциплины.
— Постепенно придет баланс, — продолжал отец Питер, — вы научитесь наслаждаться любовью, несмотря на страх, беспокойство, тревоги свои и вашего сына. Вы хотите этому научиться — вы научитесь. Верьте в себя. Вы не замените ему погибшую мать, но этого и не нужно. Вы дадите ему себя — это главное.
Я долго сидела молча, прекрасно слыша, как кто-то ходит по церкви и голоса, и отец Питер сидел вместе со мной. Все, что я успела понять — мне стоит приходить сюда чаще. В церковь, в место, где тот, кто хранит его, не осуждает никого, кто бы напротив него ни сидел.
И еще поняла, что все остальное уже будет лишним.
— Спасибо вам, отец Питер, — прошептала я и как ни крепилась, слеза выбежала из уголка глаза. — Мне было важно это услышать.
— Но вы пришли сюда не за этим?
Он мудр и прозорлив, он отлично знал, что у меня еще много вопросов. Это было непрофессионально, но я не стала их ему задавать. Жетон, по привычке спрятанный в кармане куртки, жег сердце.
— Вы надолго к нам?
— Я вас задерживаю, — принялась оправдываться я, но отец Питер с улыбкой меня перебил:
— Вы ксенолог?
— Да. — Индикатор не был виден под одеждой. Потом я решилась и вытащила жетон. — И вы правы. Я хотела узнать другое. Но вышло так, как вышло, отец, и я не стану…
— Напрасно.
Отец Питер внимательно изучил жетон и пару раз удивленно хмыкнул. Затем нахмурил брови, посмотрел на меня.
— И — да, я та самая Меган Хорнстед.
— Как причудлива жизнь, — засмеялся отец Питер. — И что же я вам скажу, вы выбрали хорошую дорогу. Что привело вас в Керриг?
— Замок Ланарт, — я понизила голос — это уже не должен был услышать никто, кроме нас. — Разлом. Вы ведь работали с ним.
Отец Питер нахмурился снова. Я пристально наблюдала за ним, но нет, мрачным он стал из-за каких-то ему только ведомых мыслей.
— Последний пожар был лет тридцать назад, — наконец сказал он. — Или нет, может, немногим меньше. Я узнал об этом от команды пожарных и нашей полиции, сразу приехал ставить печати. Там хорошо поработали, деревянные балки, которые закрывали разлом, сгорели и пожарные быстро залили все бетоном, плюс мои печати… Нет, я не догадываюсь, что там может быть.
— Остаточные расколы? — поморщившись, предположила я. Практически нереально, через них не выбираются сущности, они могут биться там, но не более. И призвать их через закрытый разлом невозможно. — Когда вы были там в последний раз?
— Полгода назад. Это моя обязанность, — очень уверенно заявил отец Питер. — Никакой активности.
— В замке тоже. Я проверяла.
— Тогда в чем же дело?
Он был обеспокоен. Я его понимала — это его сфера ответственности, и еще я признала, что не было ошибкой посвящать его в эти дела. Наоборот.
— Телесная сущность, не имеющая привязки к месту своего появления. Самое скверное из того, что может быть.
Объяснять отцу Питеру, экзорцисту, в чем заключается мерзость такого явления, смысла не было, он мог, пожалуй, рассказать мне гораздо больше, чем я ему.
— Он причинил кому-нибудь зло?
— Возможно, — не стала я отнекиваться. — Князю Ланарту, но… это неточно. Сам князь полагает, что это может быть связано с каким-то его проступком.
— Его светлость не разбирается в подобных вещах, — невесело усмехнулся отец Питер. — Плохо, плохо… я так понимаю, вы там инкогнито?
— Относительно, отец. Кристиан Ланарт обратился к нам в управление.
— Очень смелый молодой человек, — загадочно пробормотал отец Питер. — Я приеду к вам вечером, Меган. И сделаем вид, — подмигнул он, — что мы с вами друг друга не знаем. Докучливая, как полагает князь, но все же моя работа, мое появление никого не удивит. Я не всегда соблюдаю периодичность своих визитов.
— Кристиан может связать ваш приход с интересом местного блогера, — предупредила я, — и связать нас с вами, но это неважно?
— Мы обязательно об этом поговорим, — пообещал отец Питер. — У нас будет для этого время, а сейчас, извините, но мне надо идти, начинается детский праздник. Храни вас Создатель, Меган.
Мы расстались, но я выходила из церкви, чувствуя, как легко на душе. Облака рассеивались, и замок Ланарт проглядывал из дымки. Меня, наверное, хватились, несколько самодовольно подумала я, но кто — Кристиан или князь?
Впрочем, это все было второстепенно. Я прикинула, стоит ли заходить в паб, и решила, что — да. Чем больше мне расскажут, тем лучше. Запутают — не без этого, но если сравнивать информацию, есть шанс получить то, что никто прямо не скажет, не потому, что скрывает, а потому, что не придает значения.
Что это был за пожар и могла ли вина князя быть связана с ним? Тридцать лет, и скорее всего, это случилось до рождения Кристиана.