Вот мужчина, стараясь ступать тихо, закрывает за собой дверь, подходит к туалетному столику и ставит зажжённую свечу рядом с догоревшей. Затем всё так же тихо снимает с себя верхний кафтан, накинутый на плечи, и небрежно бросает на резное деревянное кресло. Затем расстёгивает ремень, надетый поверх нижнего кафтана.
Илона увидела, что на поясе нет кинжала, и вспомнила слова, сказанные не так давно: «Носить оружие мне пока не разрешается». То есть Ладислав Дракула, который сейчас явился в супружескую спальню, пока ещё оставался узником, а завтра с утра должен был выйти отсюда свободным человеком. «До чего же странный способ обрести свободу», — подумала новобрачная, а её муж тем временем успел снять нижний кафтан и, стоя возле кресла, начал стаскивать с себя сапоги — всё так же молча, сосредоточенно и почти бесшумно.
«Он думает, что я сплю», — вдруг поняла Илона и решила, что должна как-то дать знать о своём бодрствовании. Она вытащила руку из-под одеяла и откинула его край на свободной стороне кровати.
Муж, в это время стаскивая с себя второй сапог, так и замер, стоя на одной ноге, а затем поднял голову:
— Ты не спишь?
— Нет.
Второй сапог упал на ковёр рядом с первым, муж распрямился, улыбнулся:
— Ну, раз не спишь, тогда иди сюда.
— Сюда? — удивлённо переспросила Илона.
— Да, подойди ко мне, — попросил супруг и, видя, что жена медлит, добавил: — Твой муж просит тебя.
Илона вылезла из-под одеяла, совершенно ничего не понимая. Даже позабыла надеть домашние туфли, стоявшие возле кровати, и пошла по ковру, как есть, босая, а когда вспомнила об обуви, то возвращаться было уже поздно.
— Подойди, — снова попросил муж, а когда жена сделала ещё несколько шагов и, наконец, вступила в круг света, то поняла, зачем. Взгляд у Ладислава Дракулы сделался такой, как если бы у неё просвечивала ткань рубашки, и Илона даже начала подозревать, что так и есть, а ведь точно помнила, как примеряла эту рубашку несколько дней назад, и сквозь ткань ничего не было видно.
Захотелось закрыться руками, но всю себя не закроешь. Илона потупилась, распущенные волосы упали вперёд, а Дракула подошёл, откинул пряди ей за спину, провёл тыльной стороной ладони по щеке супруги, взял за подбородок, заставил поднять голову и поцеловал в губы. Этим поцелуем он будто говорил: «Вот я. А где ты?» Илона не решилась ответить.
Между тем его руки легли ей на плечи, а через несколько мгновений двинулись вниз, и она почувствовала, как ткань рубашки, только что висевшая свободно, теперь соприкасается с кожей то в одном месте, то в другом. Вполне ожидаемо.
Новобрачная уже не опасалась, как бы от неё не потребовали того, чего добродетельная христианка делать не должна. Она даже перестала бояться, что предаст память о Вацлаве, и теперь боялась только одного — как бы не расхохотаться, ведь то, что сейчас делал Ладислав Дракула, напомнило ей нечто иное. «Он женился или купил себе лошадь?» — подумала Илона.
Ей доводилось видеть в Эрдели на деревенской ярмарке, как странно порой ведут себя люди, только что совершившие удачную сделку. Помнится, один дворянин, купив лошадь, на радостях с этой же лошадью и обнимался, поцеловал в морду, любовно оглаживал лоснящуюся шею...
Действия мужа сейчас странным образом напомнили Илоне именно это. Торг окончен, и теперь покупатель, уже не скрывая восхищения своей покупкой, оглаживает ей бока, зарывается пальцами в гриву, шепчет в ухо нежные слова, но лошадь не понимает смысла и лишь встряхивает головой, потому что от дыхания человека ей щекотно.
«Смех! Просто смех!» — думала новобрачная, невольно улыбаясь, однако стало уже не смешно, когда муж принял улыбку за ободряющий знак и, смяв в руке подол рубашки своей супруги, потянул вверх.
— Нет! — в испуге воскликнула Илона, а через мгновение, опомнившись, добавила: — Здесь слишком светло.
— Ну, хорошо, — согласился супруг. — Пойдём туда, где темнее.
Он потянул её за руку к кровати, но увидел, что Илона робеет даже теперь, когда круг света остался позади.
— Если ты стыдишься, то можешь сначала лечь и накрыться одеялом, а затем снять рубашку, — предложил муж.
Илона так и поступила, причём старательно отворачивалась, чтобы не смотреть, как Ладислав Дракула, стоя рядом с кроватью, избавляется от своей одежды. Пусть в полутьме был виден только силуэт, казавшийся совсем чёрным из-за яркого света свечи, продолжавшей гореть вдалеке, для Илоны даже это показалось слишком. Она всё думала о своём прежнем муже: «Вашек, я тебя не предаю. Я согласилась на новый брак только ради своих родственников. А то, что случится сейчас, нужно сделать, чтобы брак считался действительным».
Ей вспомнилась её первая брачная ночь. Ночь семнадцатилетней давности. Такая же июльская ночь, как нынешняя. Илоне было тринадцать, а Вацлаву — всего лишь на три года больше.
Никто из них не чувствовал стеснения, лишь большую ответственность — они оба были обязаны сделать так, чтобы у них всё получилось. Вот почему, когда Вацлав пришёл в комнату, Илона, одетая в одну лишь спальную рубашку, не заставила себя упрашивать, а сама выскочила из-под одеяла и, подойдя к шестнадцатилетнему мужу, начала сосредоточенно расстёгивать пуговицы на его кафтане.
Расстегнув несколько, она подняла глаза:
— Я правильно делаю?
— Да, — ободряюще произнёс Вацлав, — я ведь как раз собирался просить тебя об этом.
Илона продолжила своё дело, а шестнадцатилетний супруг простодушно признался:
— Мой отец сказал мне, что будет хорошо, если я попрошу тебя сделать так.
Илона тоже решила признаться:
— Моя мать тоже говорила со мной об этом и сказала, что будет хорошо, если я тебе предложу.
— Значит, мы всё сделали верно, — улыбнулся Вацлав.
— Да, — улыбнулась Илона, стаскивая с него кафтан, и вежливо осведомилась: — Помочь тебе снять обувь? Моя мать не говорила мне об этом, но я могу. Мне совсем не трудно.
Юные новобрачные сделались такими довольными! Будто два ученика, хорошо выучившие урок. А затем настало время делать то, в чём Илона уже не могла помочь своему мужу. Могла только не мешать.
— Не беспокойся. Я знаю, как нужно, — произнёс Вацлав, старясь казаться небрежным, но по всему было видно, что он слегка озадачен.
Конечно, Вацлав уже пробовал это делать до свадьбы. Наверняка, ещё в Липто родители нашли среди своей челяди честную служанку, вдову, которой посулили хорошее вознаграждение, если она «поможет»: «У нашего сына скоро свадьба, а он ещё не знает, как и что делать. Ты должна объяснить ему доходчиво, научить его, а мы в долгу не останемся».
Увы, вдова — совсем не то же самое, что тринадцатилетняя девственница. Вацлаву оказалось даже труднее, чем он думал, но мать Илоны, зная, что так будет, дала дочери наставление и на этот случай:
— Ты должна проявить покорность и много терпения. Очень много. Если тебе не понравится то, что произойдёт, не говори своему мужу. А если спросит, улыбнись и ответь, что ты счастлива. Тогда твой брак будет счастливым.
Тот давний совет подходил и для нынешней брачной ночи, поэтому Илона проявляла покорность и терпение, но поступать так пришлось совсем по другим причинам.
Нынешний супруг, конечно, знал, как обращаться с женщинами. Никакими тайными недугами, отнимающими у мужчины силу, этот человек не страдал. К тому же, за минувшие дневные часы он не позволил себе сильно опьянеть и не наедался. Значит, длительность брачной ночи зависела только от его решения, а оно заключалось в том, чтобы растянуть себе удовольствие, и вот это Илоне не нравилось. Новобрачная предпочла бы, чтобы всё закончилось быстро, потому что хотела спать, но ей ничего не оставалось, кроме как проявлять покорность и терпение, терпение и покорность.
Супруг, который был в полтора раза старше Илоны, показывал почти юношеский пыл, и это заставило её поверить, что она — первая женщина, которую Ладислав Дракула узнал после тринадцати лет воздержания. Правда, это обстоятельство нисколько Илоне не льстило, ведь получалось, что даже если она попросит отложить долгие утехи до другого раза, муж вряд ли согласится. Он мог бы даже рассердиться, а сердить Ладислава Дракулу не следовало. Это было то самое, о чём предупреждала тётя Эржебет: «Не отказывай без веской причины», — а усталость после свадебного торжества, конечно, не причина.
Меж тем утехи длились и длились. Илоне казалось, что её заставляют карабкаться на невообразимо высокую гору, и только на самой вершине возможен отдых. Уже нет сил, ты задыхаешься, но тебя всё подгоняют и подгоняют. Зажжённая свеча, стоявшая на туалетном столике, давно догорела, и только поэтому Ладислав Дракула не видел, что на лице его жены временами появляется выражение крайней неприязни.
Илона с благодарностью вспоминала прежнего мужа, ведь с ним всё было иначе. Если случалось, что их желания не совпадали, то есть Илона хотела спать, а Вацлав — нет, то это решалось довольно просто. Он умел стать незаметным для своей супруги, так что она, закрыв глаза и уже начиная дремать, чувствовала лишь то, как по телу распространяется приятное тепло, а затем проваливалась в сон.
Почему же нынешний муж не мог сделать так!? Он будто нарочно старался, чтобы она не спала и принимала осознанное участие в том, что совершается. Зачем!? Неужели, Ладислав Дракула полагал, что если он за минувшие тринадцать лет соскучился по постельным утехам, то Илона за пять лет своего вдовства тоже соскучилась? Да с чего он это взял!?
Увы, сказать такое вслух новобрачная не могла. Приходилось терпеть, поэтому, когда всё, наконец-то, завершилось, она облегчённо вздохнула и непритворно обрадовалась. «И почему я боялась, что в одной постели с новым мужем буду слишком взволнована, чтобы уснуть? — думала Илона. — Я так устала, что даже если бы меня сейчас заперли в одной клетке с медведем, уснула бы и там».
Увы, мучения новобрачной не закончились даже тогда, когда муж, тяжело дыша, повалился рядом навзничь. Вот он немного перевёл дух, а затем, судя по всему, перелёг на бок лицом к ней. Илона поняла это, когда супруг нащупал в темноте её руку, но так и не отпустил, а задумчиво поглаживал пальцами.