— Всё равно позволь мне тебя угостить, — настаивала Илона. — Хотя бы кусочек рыбного пирога. И немного вина тебе не повредит.
Пасынок согласился, а чуть позднее, когда тот уже сидел за столом, мачехе показалось, что этот юноша излишне скромен. Судя по тому, как он налегал на угощение, всё, что было сказано об отсутствии аппетита и привычке к умеренности, являлось правдой едва ли наполовину.
Илона и её супруг, сидя рядом слева и справа соответственно, смотрели, как Ладислав-младший ест, и пытались задавать вопросы, а тот поначалу отвечал не очень охотно. Лишь насытившись и выпив вина, юноша разговорился. Он рассказал, что, много лет проведя при дворе епископа Надьварадского, в прошлом месяце оказался внезапно привезён в королевский дворец и встретился с отцом, а затем узнал, что отцу скоро предстоит свадьба. Всё это стало для Ладислава-младшего весьма неожиданным! Он признался, что до сих пор не вполне осознал перемены.
— Мне и самому временами трудно поверить, что я женат, — усмехнулся Ладислав-старший и обратился к Илоне: — А тебе, моя супруга? Ты уже привыкла к мысли, что у тебя есть муж?
Илона смутилась и ничего не сказала, а Ладислав Дракула продолжал:
— Вот сидим мы тут... А если вспомнить, где был каждый из нас ещё в мае? Я находился в Вышеградской крепости и даже помыслить не мог, что в середине лета буду в собственном доме сидеть за одним столом с сыном и супругой. А ты, Илона? — он снова обратился к жене. — Где ты была весной? В Эрдели?
— На пути из Эрдели в Буду, — смущённо ответила та.
— А если б тебе сказали, что к июлю у тебя будет муж и пасынок, ты бы поверила?
— Думаю, нет, — улыбнулась Илона и обратилась к пасынку: — А ты, Ласло? Если б весной ты сразу узнал обо всём, что тебя ждёт летом, то что бы сказал?
— Я сказал бы то же, что спросил у королевских посланцев, когда они явились за мной ко двору епископа, — улыбнулся юноша. — Я спросил, не перепутали ли они меня с кем-нибудь.
Когда все трое убедились, что чувствуют то же самое, разговор стал весёлым и непринуждённым, но затем они вспомнили о Матьяше, и лёгкость постепенно начала исчезать.
Ладислав-младший рассказал, что, живя во дворце, «удостоился чести» помогать хранителям королевской библиотеки, и уже от этих слов старший Ладислав нахмурился.
— Только одного я не могу понять, — меж тем говорил сын. — Там такие ценные и красивые книги, что я держал их в руках с опаской. Боялся оставить следы от пальцев. И поэтому мне очень странно было иногда находить на полях чернильные пометки и надписи, сделанные рукой Его Величества. И вправду странно. На изготовление книги было затрачено столько труда, а Его Величество так легко к этому относится. Конечно, книги принадлежат Его Величеству, и он может делать с ними всё, что пожелает, но... — Ладислав-младший замолчал, не решаясь прямо признать, что не одобряет поведение короля.
Отцу такая нерешительность тоже не понравилась, но он сказал об этом с иронией:
— Я вижу, ты умнее меня, сын. Следишь за языком. Вот я в своё время говорил прямо о том, чем недоволен в поведении Матьяша, и это обернулось против меня.
— Отец, — серьёзно ответил Ладислав-младший, — я, конечно, знаю Его Величество не так хорошо, как ты, но мне всегда казалось, что король отнюдь не глух к чужим словам, даже неодобрительным. Единственное, чего не терпит Его Величество, так это навязчивости. Когда кто-то начинает настойчиво советовать что-либо или часто напоминать об обещании, полученном от Его Величества, король склонен гневаться.
Отец и сын посмотрели на Илону, будто спрашивали, могут ли вести подобные разговоры в её присутствии, но она предпочла сделать вид, что не поняла этого немого вопроса.
— Увы, я не могу судить, кто из вас прав, — с нарочитым легкомыслием произнесла супруга Дракулы. — Пусть Матьяш — мой двоюродный брат, но я мало знаю его. Мы почти всё время жили вдали друг от друга, а когда я приезжала в Буду, и нам всё-таки доводилось побеседовать, то беседа была пустая. Такая, которые обычно ведутся при дворе. Подобные беседы совсем не позволяют судить о человеке, с которым говоришь.
Меж тем в дверях показалась Йерне, а Илона, увидев свою служанку, поспешила подойти к ней, потому что четверть часа назад дала той весьма важное поручение.
— Я сейчас вернусь, — сказала Илона мужу и пасынку, а когда вместе с Йерне перешла из столовой в другую комнату, то спросила: — Ну? Ты заглянула в его узел? Что там?
— Ох, всё очень плохо, — сказала служанка. — У молодого господина только один кафтан на смену и одни запасные башмаки. И ещё там две смены белья лежали. Обе надо стирать. Вот и всё его богатство.
— Даже меньше, чем я думала, — нахмурилась Илона. — Но ведь узел был тяжёлый. Что там лежало ещё?
— Бумага, госпожа, — ответила Йерне. — Вся сплошь исписанная. Видать, молодой господин — учёный человек. Я, конечно, в этом ничего не понимаю, но там, кажется, и стихи у него есть. Короткие строчки, когда одна под другой — это ж стихи, да?
— Возможно, он даже сам их сочинил, — улыбнулась супруга Дракулы, но тут же вспомнила про неподобающе бедный гардероб пасынка и снова нахмурилась.
II
Помнится, когда Илона по приглашению тёти ехала в столицу, то без всякой радости думала о том, что, возможно, придётся покупать ткань на новые платья. Теперь же бывшей затворнице захотелось пройтись по лавкам.
Пусть дело представлялось непривычным, ведь выбирать Илоне предстояло не для себя, не для другой женщины и даже не для ребёнка, а для юноши, но мысли о возможных затруднениях лишь придавали бодрости: «Всё когда-то в первый раз. И к тому же у меня нет выхода. Муж уж точно не станет этим заниматься, а если я возьму с собой Ласло и стану с ним советоваться, он нарочно выберет, что попроще и подешевле. Он же такой скромный!»
Мысль о предстоящих покупках заставила задуматься и о деньгах, поэтому Илона обрадовалась, когда родители пригласили её с мужем к себе, чтобы завершить передачу приданого, которое по настоянию Матьяша составило всё же двадцать тысяч золотых, а не десять.
И опять Илона поймала себя на том, что иначе стала смотреть на многие обстоятельства — она без всякого смущения посетила дом, когда-то принадлежавший дяде Михаю, а теперь ставший отцовским. Она уже не чувствовала себя здесь лишней и почти не вспоминала, что где-то в дальних комнатах сидит женщина, отцова любовница, которая раньше называлась домоправительницей. Раньше это представлялось ужасным и несправедливым по отношению к матери, а сейчас стало почти забавно, ведь отец, мать и любовница сейчас уживались под одной крышей, а расстановка сил изменилась.
Главной в доме сделалась мать. Она, как и обещала, отложила свой отъезд из Буды, по крайней мере, до сентября, а отец, который с недавних пор постоянно слышал от неё упрёки в мягкотелости, совсем присмирел. Он постоянно оглядывался на супругу перед тем, как что-нибудь сказать, и, наверное, даже комнату бывшей домоправительницы посещал тайком, чтобы не вызвать гнева жены и новых упрёков: «Мало того, что из-за тебя нашу девочку заставили выйти замуж за изверга, так ты ещё и позоришь меня в нашем собственном доме!»
Когда Илона, опираясь на руку Ладислава Дракулы, вылезла из крытых носилок, а затем взошла на крыльцо, то поняла — именно мать станет задавать тон предстоящей встрече.
Ошват Силадьи и его супруга Агота ждали свою дочь и зятя в дверях, но уподобились каменным статуям. Лишь тогда, когда Илона оказалась с родителями лицом к лицу, мать уже не могла оставаться холодной, поэтому улыбнулась и раскрыла объятия, а отец, увидев это, тоже улыбнулся. Правда, улыбка предназначалась только дочери. Зятя будто и не заметили, так что Илоне пришлось оглянуться на мужа, а затем, снова повернувшись к родителям, сказать:
— Я очень рада, что вы пригласили нас обоих. По правде говоря, я опасалась, что вы станете приглашать нас порознь, а не как супружескую чету.
Агота сдержанно улыбнулась Ладиславу Дракуле, тот почтительно поклонился ей, и только тогда отец Илоны решился выдавить из себя:
— Добро пожаловать, Ладислав. Я вижу, что наша дочь довольна. Значит, из тебя получился достойный муж для неё. Ну, что ж, хорошо. Надеюсь, ты и дальше не разочаруешь нас.
Мать Илоны бросила в сторону своего супруга недовольный взгляд, означавший что-то вроде: «Не слишком ли ты торопишься?» — после чего Ошват сразу замолчал, а его лицо опять сделалось непроницаемым.
Илона хотела бы объяснить матери, что не считает свой брак таким уж тяжким бременем, и что нет причины винить отца. Но тогда мать успокоилась бы, и родители перестали бы жить вместе, а Илоне этого почему-то не хотелось, хоть она и понимала, что они уже никогда не сойдутся и не станут такой парой, которой являлись ещё десять лет назад.
К счастью, никто пока не расспрашивал Дракулову супругу о том, как она живёт, поэтому Илона не стала говорить о своём браке. Она, снова опершись на руку мужа, прошла вслед за родителями в одну из комнат, где все расселись в резных креслах.
— Нет ли каких новостей о будущем крестовом походе? — вежливо спросил Ладислав Дракула у своего тестя. Наверное, не хотел сразу начинать разговор о деньгах. Да и вопрос о будущей войне не был праздным.
Ошват, взглядом испросив одобрение своей строгой супруги, начал неторопливо рассказывать, но Илона не услышала отцовского рассказа, потому что ей пришлось уйти вслед за матерью в другую комнату.
— Пойдём, доченька, — произнесла Агота, — я хочу тебе кое-что показать.
Однако это был лишь предлог, потому что мать, уведя дочь в уединённое место, тут же спросила с тревогой:
— Илона, ты, в самом деле, довольна? Он... не обижает тебя? Если да, то скажи сейчас.
— Всё хорошо, — улыбнулась супруга Дракулы. — Лучше, чем я ожидала. Всё именно так, как говорила тётя Эржебет. В супружеской жизни он настойчив, но требует лишь полагающееся ему по праву, а сверх того не требует.