— Ты уверена? — серьёзно продолжала мать. — Не думай, что мы с отцом не сможем вмешаться и прекратить это.
— Матушка, я уверена, — так же серьёзно ответила Илона, потому что стремилась избежать как раз того, чтобы родители вмешивались. Впервые она почувствовала себя самостоятельной. Впервые она жила не с родителями и не с родителями мужа, а отдельно, то есть сама вела хозяйство и сама беспокоилась о том, чтобы между ней и её супругом сохранялся мир. Но стоило только начать жаловаться, как всё вернулось бы к тому, от чего ушло.
Если в первые дни после свадьбы новая непривычная жизнь пугала Илону, то теперь всё больше привлекала. «Я справлюсь. Справлюсь, — повторяла себе супруга Дракулы. — Даже с таким мужем я как-нибудь уживусь, а отказаться всегда успею».
— Как бы там ни было, — меж тем говорила мать, — мы с отцом решили принять меры предосторожности в отношении твоего приданого. Отец дал распоряжение казначею, чтобы выделил из наших семейных сбережений двадцать тысяч, но получить эти деньги сможешь только ты. И не сразу всю сумму, а частями. Так мы будем уверены, что твой муж ничего не растратит.
— А мой муж как на это посмотрит? — засомневалась Илона.
— Он уже согласен, — ответила мать. — Это обсуждалось ещё до свадьбы и записано в брачном договоре. Мы не посвящали тебя в такие дела, потому что не были уверены, дойдёт ли дело до передачи приданого, но раз ты говоришь, что твой муж обращается с тобой хорошо, значит, пора.
Мать и дочь вернулись в комнату, где вели разговор мужчины, а через некоторое время все вчетвером отправились пешком на Еврейскую улицу, ведь именно там жил «казначей».
Ошват Силадьи, как и большинство венгерских вельмож, хранил свои деньги не в собственных подвалах, а в сундуках у евреев-ростовщиков, чтобы деньги приносили доход. В столице Венгерского королевства евреи жили на особой улице, которая так и называлась — Еврейская, а знатные и уважаемые представители венгерских фамилий посещали это место довольно часто, ведь знати постоянно требовалось золото.
Доверял свои деньги евреям даже Матьяш. Именно поэтому должность главного сборщика налогов в королевстве занимал еврей, а раз уж Его Величество имел дела с этим народом, то и Илоне нечего было стыдиться: «Никто не подумает обо мне плохо, даже если я стану ходить сюда одна».
Еврейская улица ничем не отличалась от других улиц в Верхней Буде. Те же двухэтажные каменные дома с крепкими воротами. Та же булыжная мостовая. Но именно здесь чаще всего попадались люди в особенных шляпах. Казалось, что на головы этих прохожих надеты воронки для разливания масла по бутылкам. Вот такой формы были еврейские шляпы, а сами обладатели этих уборов выглядели вполне обычно, то есть почти не отличались от венгров, и лишь иногда попадались такие лица, в которых явно проглядывало что-то восточное.
Впрочем, Илоне порой казалось, что и в лице Ладислава-младшего есть что-то восточное, а ведь он принадлежал совсем к другому народу. Вот почему такие черты не вызывали у неё страха.
Конечно, супруга Дракулы не раз слышала, что все евреи — мошенники, но ведь у Матьяша главным казначеем стал еврей, пусть и принявший христианство. «Кузен слишком умён, чтобы отдать государственные доходы в руки мошенника», — напомнила себе Илона и потому решила, что отцовского казначея тоже не следует сходу подозревать в обмане.
Меж тем слуги, сопровождавшие её отца, постучали в ворота одного из домов. В воротах тут же открылась широкая калитка, и двое кудрявых юношей, хоть и без шляп, но явно из израильского племени, проводили гостей в дом.
Дом оказался тесный. Двор там был маленький, как колодец, так что Илона едва смогла разглядеть кусочек неба между деревянными балконами, на одном из которых собрались четыре или пять женщин. Прячась в тени, женщины разглядывали посетителей.
Меж тем двое молодых евреев проводили Илону, её родителей и мужа в комнату, обставленную дорогими, но явно подержанными вещами. В глаза бросались потёртости на пёстром ковре и царапинки на дубовом столе, а у кресел, расставленных вокруг стола, подлокотники были прямо-таки до блеска отполированы ладонями и локтями многочисленных посетителей.
Казначей, весьма старый человек, тоже появился перед гостями без шляпы, но его крючковатый нос и кучерявая борода говорили сами за себя.
После того, как этот старик не менее трёх раз поклонился всем пришедшим, Ошват Силадьи указал на Илону:
— Это моя дочь, о которой я тебе рассказывал.
— Ещё раз позвольте поприветствовать вас, госпожа, — принялся кивать старый еврей.
Для Илоны всё происходящее было ново. Она ещё никогда не посещала дом ростовщика и не знала, как и что тут происходит. Поначалу ей даже казалось, что сейчас придётся спуститься в подвал и посмотреть на сундук, полный золота, ведь двадцать тысяч должны занимать много места. Однако никуда спускаться не пригласили.
Вместо этого Илоне предложили сесть в одно из кресел с отполированными подлокотниками, и такое же предложение получили её родители и муж, а старый еврей оставался на ногах и начал объяснять, как меняется порядок получения денег в зависимости от суммы. Чем больше денег требуется, тем дольше следовало ждать, чтобы их получить.
Супруга Дракулы поняла также то, что двадцать тысяч приданого отданы в рост, и она станет получать проценты так же, как её отец получает со своих денег. Еврей, кланяясь через каждые несколько слов, показал ей тетрадь, сейчас почти чистую, где всё будет записываться.
Илона рассеянно взглянула на чистые страницы, а затем её спросили, хочет ли «молодая госпожа» взять сколько-нибудь денег сейчас. Несмотря на то, что вопрос был ожидаемый, она смутилась и, чуть наклонившись к мужу из своего кресла, спросила полушёпотом:
— Сколько мне взять?
Полушёпот был прекрасно слышен всем в комнате, поэтому можно было говорить и в полный голос, но Илона почему-то стеснялась.
— Бери, сколько хочешь, — ответил Ладислав Дракула, то есть получалось, что ему самому ничего не нужно.
«А вот мне нужно много», — подумала Илона, ведь за минувшие дни она уже успела вникнуть в хозяйственные дела и подсчитать семейные расходы.
К примеру, выяснилось, что Матьяш, обустроив для новобрачных дом в Пеште, не только озаботился нанять слуг, но и заплатил слугам жалование на месяц вперёд, однако в дальнейшем новоявленная супружеская чета должна была нести расходы сама.
Илона уже вычислила, сколько это, сразу поняв, что выгадать тут не получится: «Платить меньше, чем назначил Матьяш, нельзя. Иначе слуги уйдут к другим хозяевам или станут менее старательны». И точно так же она подсчитала, во сколько приблизительно обходится покупка припасов для кухни, а ещё — корм для лошадей и другие мелочи. А ещё пришлось предусмотреть расходы на Ладислава-младшего.
При этом Илона подозревала, что казначей станет докладывать её родителям, сколько она берёт денег, и как часто. Становиться предметом слежки совсем не хотелось, поэтому следовало сейчас взять побольше золота, чтобы в следующий раз явиться нескоро.
— Мы возьмём триста золотых, — произнесла Илона и даже не сразу сообразила, что произнесла «мы» вместо «я», пусть казначей и получил чёткое распоряжение от её родителей: деньги должны выдаваться ей, а не её мужу.
Да, несмотря ни на что Илона считала своё приданое общим семейным имуществом, поэтому по возвращении домой, в Пешт снова предложила Ладиславу Дракуле взять сколько-нибудь, но тот отказался. Почему?
Через несколько дней Илону пригласила в гости тётя Эржебет — одну, без мужа, что вполне ясно указывало на причину приглашения. Как и ожидала Илона, тётя начала расспрашивать о Ладиславе Дракуле так же, как делала мать, но вопросы оказались немного иными. Матушку Его Величества заботило не счастье племянницы, а то, послужит ли заключённый брак интересам венгерской короны.
— Ну, расскажи мне, как ты живёшь, моя девочка, — произнесла Эржебет, отослав своих придворных дам из комнаты и жестом предлагая гостье сесть в кресло напротив.
Под взглядом тётки Илона почувствовала себя неуютно, хотя Эржебет говорила ласково.
— Вы были совершенно правы, тётушка, — ответила племянница и, несмотря на смущение, всё же не опускала взгляд: — Если я добросовестно выполняю супружеские обязанности, мой муж не сердится.
— Значит, иногда ты всё же уклоняешься, — лукаво улыбнулась Эржебет.
— Тётушка, иногда он уговаривает меня нарушить пост, — призналась Илона, — а я не могу. А даже если нет поста, то... не могу же я делать, что он просит, по три раза на дню. Это очень утомительно.
— То есть ты недовольна? — Эржебет перестала улыбаться.
— Нет, я довольна, — поспешно возразила Илона, ведь иначе получилось бы, что матери она сказала одно, а тёте — совсем другое.
— Довольна? — с сомнением переспросила матушка Его Величества.
— Да, — кивнула племянница, — мой муж обращается со мной хорошо, а мои жалобы на усталость... Как видно, такой уж у меня характер. Я всегда о чём-нибудь печалюсь и всегда о чём-нибудь сожалею. Или мне только кажется, что я сожалею. Простите меня, тётушка. Сама не знаю, что говорю. У меня всё благополучно. Мне не на что жаловаться.
С этими словами Илона улыбнулась, поэтому тётя улыбнулась тоже.
— А муж-то твой доволен? Как тебе кажется? — полушутливым тоном спросила Эржебет.
— Он доволен, когда получает, что хочет. То есть по большей части — да, — ответила племянница.
— Наверное, он и про моего сына говорит с благодарностью, — непринуждённо продолжала тётя. — Как же иначе, если именно мой сын устроил вашу свадьбу!
Илона на мгновение задумалась и вдруг вспомнила тот разговор, который произошёл между её мужем и пасынком в самый первый день, когда пасынок только явился в дом. Слова Ладислава Дракулы никак не получалось назвать проявлением благодарности, но доносить об этом Илона не хотела. Да, вышел бы именно донос!
Увы, она не умела хорошо врать, поэтому от внимания матери Его Величества, конечно, не ускользнула тень сомнения, промелькнувшая на лице племянницы. Эржебет снова перестала улыбаться, а Илона, увидев это, смутилась больше прежнего и всё-таки опустила взгляд.