На пятый или шестой раз он угадал, но тут же заметив, что Ладислав Дракула, а также Ласло, всё это время молча следивший за ходом беседы, заскучали, сменил тему. Теперь гость обратился к Ласло, которому был представлен перед началом обеда.
Узнав в ходе недолгих расспросов, что «молодой господин», когда воспитывался при дворе епископа Надьварадского, постоянно имел дело с книгами и полюбил их, итальянец заговорил о типографии Андрея Хесса:
— Она находится почти рядом с моим домом и выходит окнами на площадь Девы Марии, рядом с рыбным рынком. Неужели молодой господин там не был? Удивительно! Этот немец, Хесс, вот уже два года как наладил своё дело. Многие ходят туда посмотреть на производство печатных книг и говорят, что это просто чудо. Я понимаю, почему. Ведь на всё королевство типография единственная!
Илона снова подумала о том, что пришло ей в голову ещё в первые минуты знакомства с Джулиано — что по возрасту он больше подходит в приятели для девятнадцатилетнего Ласло, а не для Ладислава Дракулы.
Меж тем выяснилось, что Ласло охотно пошёл бы посмотреть. Он видел печатные книги в королевской библиотеке, поэтому теперь хотел узнать, как же они делаются.
Джулиано любезно вызвался проводить, ведь «всё равно по дороге», а заодно предложил показать юноше всю Буду:
— Я могу показать молодому господину всё, что ни есть интересного во всей округе!
Молодые люди сразу поняли друг друга, да и Илона сразу поняла, что книги, по мнению итальянца, — далеко не самое интересное, что есть в Буде. А самое интересное — женщины.
— Я не могу похвастаться тем, что прожил в Буде всю жизнь, — продолжал Джулиано, — но я прожил там достаточно, чтобы с полным правом утверждать: я знаю, как найти в этом городе отличные развлечения за весьма умеренную цену.
Он выразился тонко, чтобы оставить себе путь к отступлению, если хозяйка начнёт возмущаться наглостью гостя. Увы, трудно угодить всем сразу. Говоришь с хозяйкой дома о гуляше — скучают хозяин и его сын. Говоришь о весёлых красотках — хозяйка может рассердиться.
Понимая всё это, Илона не рассердилась. Может, следовало бы, но она вспомнила, что Ласло слишком скромен даже по её меркам, и это надо исправить, потому что юноше такая скромность ни к чему. Тот, кто в девятнадцать лет не совершает глупостей из-за любви, начнёт совершать их в почтенном возрасте, ведь природа рано или поздно возьмёт своё. Но глупить, когда тебе тридцать пять или пятьдесят лет — это совсем никуда не годится. Лучше уж в девятнадцать. Вот почему Илона сказала:
— Молодым людям, наверное, скучно гулять по городу, если кошелёк пуст.
Из тех трёхсот золотых, которые она взяла не так давно, когда ходила вместе с родителями и мужем на Еврейскую улицу, денег оставалось ещё предостаточно. «Ничего. Снова приду за деньгами на месяц раньше, чем рассчитывала», — решила она. К тому же теперь её перестала мучить совесть по поводу того, что Джулиано и его учитель остались без заработка.
А вот муж не понял такой щедрости:
— Не много ли им будет? — спросил он, когда увидел, как Илона, после обеда спроваживая со двора не только гостя, но и пасынка, даёт пасынку довольно большой кошелёк:
— Иди, мой мальчик, посмотри город, но не спускай все деньги за один раз, — шутливо произнесла Илона.
Муж хмурился, но Ласло не обращал на это никакого внимания... как и Джулиано:
— Госпожа, не беспокойтесь! — радостно воскликнул итальянец, тоже оценив тяжесть кошелька, и повторил свои недавние слова: — Я знаю много способов получить самое лучшее за разумную цену и с удовольствием поделюсь этим знанием с молодым господином.
Ладислав Дракула продолжал хмуриться, поэтому жена выразительно взглянула на него: «Не будь ханжой», — однако он опять понял это по-своему и притянул супругу к себе, положив руку ей на талию, а другой рукой махнул гостю и сыну:
— Идите уж.
Илона не стала противиться, пока Ласло и его новый приятель не оказались за воротами. Лишь затем она вывернулась из мужниного полуобъятия и спросила очень серьёзно:
— Ты, в самом деле, хочешь этого?
Тот смотрел на неё несколько мгновений, затем пожал плечами, глянул в сторону ворот, но теперь не хмуро, а как-то тоскливо. И опять во взгляде было что-то от обиженного ребёнка, о котором забыли, но Илона не понимала, как это можно поправить: «Я должна была отправить в Буду и его тоже? Или сама стать для него развесёлой красоткой? Ясно же, что он приосанился перед молодыми: дескать, я тоже тут скучать не буду. Но вот они ушли. Перед кем теперь приосаниваться?»
Илона вспомнила, как Джулиано желал ей счастья. Значит, он считал, что Ладислав Дракула вполне может понравиться женщине, и что кузина Его Величества вышла замуж охотно. Но откуда же мог знать этот юноша, что Илона хотела и в то же время не хотела брака! «А может, я не хотела быть изображённой на семейном портрете, вовсе не потому, что не хочу портрет? Может, я просто не хотела быть изображённой рядом с мужем?» — спрашивала она себя.
IV
Ладислав Дракула вёл себя так, что Илона всё меньше и меньше понимала его. Он по-прежнему требовал внимания. Именно требовал. Но для чего? «Мой муж собирается перед кем-то отчитываться в том, сколько раз уделил жене внимание? — думала Илона. — Но никто же не считает эти разы».
Иногда казалось, что муж измотал сам себя и уже почти не получает удовольствия, требуя от супруги исполнять её долг. Дракула почти заставлял себя точно так же, как Илона заставляла себя. Но зачем тогда всё это?
«Он всерьёз собрался с моей помощью наверстать всё, что упустил за минувшие годы? — думала супруга. — Но ведь он же не сошёл с ума и понимает, что этого не наверстать. Даже если бы мы оставались в спальне во все дни и ночи, и нарушали пост, всё равно не наверстать. Хоть измотай себя до смерти этими утехами, всё равно не наверстать».
А ещё Илона продолжала слышать от мужа вопрос, такой странный в договорном браке:
— Почему ты холодна со мной?
Она устала говорить о том, что так и должна вести себя католичка, поэтому просто отвечала на разные лады:
— Наверное, я всегда была такой.
Дракула почему-то полагал, что это можно исправить. Наверное, он думал, что холодная жена — как ненаточенный нож. Ненаточенным ножом можно разрезать всё, что хочешь, но нужно поднажать, затратить больше сил. Ладислав Дракула делал именно так. И этим утомил и себя, и супругу. И к тому же по ночам стремился беседовать с ней. А ей хотелось спать!
Жена Дракулы временами сама не понимала: спит или не спит, беседует ли с мужем или видит сон о том, что беседует. Ей не раз вспоминалась странная мысль, пришедшая в церкви незадолго перед венчанием: «Вся эта свадьба — странный нелепый сон, который никогда не закончится, пробуждения не будет». Наверное, поэтому так странно ощущалось всё то, что теперь происходило в спальне.
Илона за годы своего вдовства привыкла, что ночью в спальне всегда одна. Даже в кромешной тьме, когда многим людям чудится присутствие призраков или чего-то подобного, Илона чувствовала, что одна. Возможно, она чувствовала это потому, что очень долго ждала, что Вашек станет являться к ней бесплотной тенью, и с ним можно будет поговорить, услышать утешающие слова. Он ни разу не явился. А теперь, в новом браке часто ощущалось чужое присутствие: голос живого человека, звучавший из темноты совсем рядом; звук дыхания; шорох на простынях, когда этот человек переворачивался со спины на бок или наоборот.
— А если б мы поженились четырнадцать лет назад? Как думаешь, что было бы? — спросил он однажды ночью.
Илона вспомнила, что в те времена жила в браке с Вацлавом — тихой размеренной жизнью в «словацкой глуши». Кажется, тогда ещё не начала угасать надежда, что удастся завести детей. Илоне было лет шестнадцать, а Вацлаву — двадцать. «Вы ещё очень молоды. У вас многое впереди», — говорили все вокруг. Но при чём тут Дракула? Как могла в то время состояться свадьба с ним?
— Четырнадцать лет назад? — удивилась Илона. — Разве это было возможно?
— Думаю, да, — ответил Ладислав Дракула. — Я вспомнил недавно, что четырнадцать лет назад Матьяш хотел породниться со мной так же, как сейчас. Обещал в жёны некую свою родственницу, но имени не называл и не говорил о ней ничего. Я всё гадаю: может, это была ты? Может, он говорил о тебе?
— Нет, не обо мне, — ответила жена Дракулы, всё ещё погружённая в воспоминания. — Я уже вышла замуж к тому времени.
— Что ж... — вздохнул супруг. — Может, оно и к лучшему. Сколько тебе могло быть лет тогда? Совсем мало? Тебя бы никто не спрашивал, как теперь. И если бы тебя выдали силой за «того самого Дракулу», ты бы, конечно, не обрадовалась. А смогла бы поверить, что не нужно меня бояться?
— Я не знаю, — ответила Илона. — В самом деле, не знаю.
Она стремилась поскорее закончить разговор, но не потому, что устала. Не хотелось, чтобы вдруг начались расспросы — кого Матьяш мог пообещать «тому самому Дракуле», если не её. Илона перебрала в уме всю свою родню тех времён и не смогла найти ни одной подходящей невесты.
Даже подумалось: «Может, мой муж что-то перепутал?» — но если бы Илона призналась в том, что не видит среди своих родственниц ни одну, на ком Ладислав Дракула мог бы жениться четырнадцать лет назад, то могла разразиться буря. Дракула, возможно, воскликнул бы: «Так значит, Матьяш меня обманул!»
«А даже если и так, — продолжала размышлять Илона, — то откуда мне знать о причинах обмана? Может, Матьяш был по-своему прав, поступив так? Может он хотел вместе с Дракулой выступить против турок и дал ему обещание породниться, чтобы военный союз стал прочнее? Может, Дракула не соглашался идти в поход, не получив подобных обещаний?»
Как бы там ни было, Илона не собиралась делиться с Ладиславом Дракулой своими мыслями. Поделиться означало донести ему на своего венценосного кузена, а коль скоро Илона решила, что не будет доносить своему венценосному кузену на мужа, то и мужу не собиралась ничего докладывать. Следовало укреплять мир, а не сеять раздоры.