— Отец остался в Эрдели. Он встретил там своих слуг, которые в прежние времена были верны ему, и с их помощью решил найти ещё людей. Эти люди нужны ему для будущего крестового похода. Они отправятся вместе с отцом на войну. Его Величество уже знает. Отец уведомил его письмом.
— А мне твой отец что-нибудь просил передать?
— Просил передать тебе поклон, — ответил Ласло, но по всему было видно, что пасынок придумал это сам. Ладислав Дракула ничего не просил передавать своей супруге.
Илона поймала себя на том, что ей ужасно досадно. С чего бы? Ведь, по сути, всё сложилось именно так, как она хотела. Докучливого мужа не было рядом, а любимый пасынок — вот он. И всё же в сердце поселилась досада.
— Ласло, мальчик мой, я очень рада тебя видеть, — сказала Илона и обняла его, но вдруг заметила в себе ещё одну странность. Обнимая пасынка, она берегла живот, старалась, чтобы он ничего не касался. Зачем?
II
Прошёл ещё месяц. Сентябрь вступил во вторую декаду, дни стали холоднее и, наверное, поэтому Илоне казалось, что она физически ощущает, как остывают чувства Ладислава Дракулы к ней. Как она могла это чувствовать? Он же находился очень далеко, в Эрдели, и можно было только догадываться о том, что творится у него в сердце.
Никаких писем по-прежнему не приходило, и Илона всё больше досадовала, в то же время удивляясь самой себе. Сколько она успела прожить с мужем до того, как он уехал? Не больше трёх недель. Поэтому очень странно было сознавать, что за такой короткий срок она успела привыкнуть к этому человеку.
Жена Дракулы больше не ловила на себе внимательный взгляд и не опасалась, что муж вдруг неожиданно появится из-за угла и обнимет. Раньше всё это ужасно досаждало, но теперь казалось, что чего-то не хватает.
Илона старательно гнала от себя это чувство. «Вашек, я не забыла тебя, не забыла», — мысленно твердила она, но если раньше ей представлялось, что прежний муж наблюдает за ней с небес, то теперь он в её воображении стал таким далёким, что ничего не видел и не слышал. Может, Вашек сам забыл свою супругу и перестал ждать?
В голове началась настоящая путаница. Временами Илона начинала думать, что не лгала своему новому мужу, когда сказала, что он ей понравился. Будь он ей противен, она никогда бы не вышла замуж, потому что всегда знала, что придётся делить ложе. Илона не стала бы делить ложе с тем, кто ей противен. Следовательно, Ладислав Дракула ей понравился.
Происходящее в спальне даже было по-своему приятно. Когда тебя обнимает сильный человек, и ты чувствуешь силу его тела, это завораживает. Тебе нравится, что он обращается с тобой как с хрупкой вещью, словно боится помять, раздавить, а затем его охватывает страсть, он уже не заботится ни о чём, и ты думаешь: «Хоть бы, в самом деле, не раздавил», — но почему-то не боишься.
Конечно, если ты по вине такого человека вдруг стукаешься затылком о спинку кровати, тебе неприятно. И колючая щетина, которая царапает тебе кожу, тоже не приносит радости. Но горячий поцелуй в шею, ласковые слова, сказанные на непонятном языке — в этом определённо было что-то волнующее.
Илона иногда представляла, что случилось бы, если б её нынешний и прежний мужья встретились. Они наверняка бы подрались. Ладислав Дракула насмешливо произнёс бы несколько слов, а Вашек несмотря на свой мирный характер, возмутился бы, схватился за меч, но оказался бы сбит с ног одним точным ударом кулака.
То, что новый муж хорошо дерётся, Илона знала, поскольку не раз видела, как Ладислав Дракула упражнялся с мечом: приказал поставить во дворе чучело и рубил его так и эдак. Вначале казалось, что Дракула за время тюрьмы отвык быть воином, однако с каждым днём положение дел менялось, он наносил удары всё быстрее и точнее, возвращал себе прежнее умение. Пожалуй, такими занятиями даже можно было любоваться, но у Илоны любоваться не получалось, ведь в те дни она неизменно представляла на месте чучела живого человека. Пусть вместо нагрудника на это чучело был надет кусок старого ковра, а шлемом служила металлическая воронка, то есть чучело никак нельзя было принять за турка или другого врага из плоти и крови, но когда меч глухо ударял по «нагруднику» или скрежетал по «шлему», Илона вздрагивала.
И всё же жена Дракулы порой ловила себя на мысли: «Тот итальянец, Джулиано, который желал мне счастья, был прав. Мой муж может понравиться. Дракула действительно может понравиться, если забыть обо всём, что он совершил в прошлом». Или нет. Пожалуй, требовалось ещё одно условие — самой не иметь прошлого. А если оно у тебя есть, и ты не хочешь его забывать...
Временами Илоне казалось, что собственное тело спорит с ней. «Мне нравится этот новый мужчина, — говорило оно. — Я не хочу больше быть в одиночестве. Я хочу, если случайно проснусь ночью, слышать рядом с собой чьё-то тихое дыхание. Хочу, чтобы меня обнимали, ловили в коридорах и комнатах. Хочу чувствовать, что меня желают. Хочу быть женщиной. Хочу жить. Не хочу ждать, когда придёт старость и смерть».
Разум говорил: «Не забывай о Вашеке», — но тело твердило: «Он давно мёртв, а я живу. Не хочу быть женой мертвеца».
Предыдущие годы тело как будто пребывало во сне, оно молчало и ничего не хотело, а теперь вдруг проснулось и обрело свой голос, требовательный, и этот голос невозможно было не слышать.
«Что со мной? — спрашивала себя Илона. — Почему я вдруг так переменилась?»
Наступил октябрь. Муж по-прежнему не возвращался, а письма слал только Матьяшу, да и то редко. Судя по письмам, Ладислав Дракула теперь располагал деньгами. Матьяш дал ему право пользоваться доходами с золотого рудника в Оффенбанье близ Надьшебена, и часть этих средств муж Илоны хотел употребить на то, чтобы построить в Надьшебене дом.
Об этом сообщила Маргит, которая продолжала часто бывать во дворце и выведывала у королевского секретаря то, что касалось переписки с Дракулой. Оставалось только догадываться, почему секретарь так любезен и всё рассказывает, но Илону сейчас занимало совсем другое. Зачем мужу дом в Эрдели, когда есть дом в Пеште? И почему Ласло ничего не сказал об этом, когда приехал?
Кстати, со времени приезда он сделался домоседом. Не стремился все дни проводить в Буде, а если уходил туда, то перед уходом смотрел так, будто просил прощения: «Матушка, вы ведь не очень огорчитесь, если я на полдня вас покину?»
Странным казалось и то, что пасынок много говорил с мачехой во время трапез, то и дело вспоминал о недавнем путешествии — наверное, желая развлечь Илону, — однако про дом в Надьшебене ничего не сказал. Эту новость она узнала лишь теперь, когда в гости пришла Маргит и сообщила.
Сейчас они все втроём — Илона, её старшая сестра и пасынок — обедали, и сразу стало видно, как Ласло помрачнел.
— Ты знал о том, что твой отец хочет строить дом? — спросила Илона.
— Да, матушка, — просто ответил юноша. — Я сам составлял письмо с прошением выделить участок, которое мой отец хотел отослать городскому совету Надьшебена.
— А мне ты ничего не сказал, — вздохнула мачеха.
— Матушка, я не знал, нужно ли, — начал оправдываться Ласло. — Я не знаю, зачем отцу дом. Мне он не объяснил. И я решил, что это ваше с ним дело, и что мне не следует вмешиваться, а если вмешаюсь, то сделаю хуже. Вот так и есть, матушка: вы расстроены. А ведь я, в самом деле, не знаю, что отец собрался делать с тем домом в Надьшебене.
— Ну, разумеется, он будет там жить, — не выдержав, язвительно заметила Маргит. — А моя сестра, судя по всему, останется жить здесь.
— А если мой отец перевезёт её в Надьшебен? — простодушно спросил Ласло. — Я действительно не знаю. Отец мне не сказал, хоть я спрашивал, — он повернулся к мачехе: — Матушка, возможно, он просто думает, что вы не захотите переехать в Надьшебен, но поскольку он уверен, что переехать в Надьшебен нужно, то всё равно перевезёт вас, а огорчать раньше времени не хочет. Такой он человек. Всегда делает по-своему и требует, чтобы другие его слушались, но и вам он хочет угодить, насколько возможно. Пройдёт не менее года прежде, чем дом появится. Близится зима, а зимой никто домов не строит.
Илона посмотрела на пасынка и подумала: «Ну, совсем как ребёнок. Маленькие дети порой стремятся мирить поссорившихся родителей».
Присутствие пасынка в доме отвлекало Илону от мыслей о себе. Вместо этого её мысли были заняты толкованием его поведения и размышлениями о том, насколько серьёзной кажется со стороны её размолвка с мужем. Почему пасынок перестал ходить в Буду, как прежде? Не хотел оставлять мачеху, которая, по его мнению, чувствовала себя покинутой и одинокой?
Однажды Илона зашла в комнату пасынка, чтобы прямо спросить об этом, и застала его читающим книгу, которую он положил на подоконник, а сам пристроился рядом на табуреточке.
Никаких книг кроме Священного Писания в доме прежде не водилось, а книга, лежавшая на подоконнике, выглядела не так, как Писание, и потому Илона спросила:
— Что это?
Ласло, догадываясь, что название книги всё равно ничего мачехе не объяснит, ответил:
— Первая книга моей будущей библиотеки. Редкое издание. Даже у Его Величества такой нет. Я не мог не купить, хоть и дорого просили. Зато теперь я примерный сын: не хожу по кабакам, а сижу дома.
— Ах, вот оно что! — воскликнула Илона. — А я всё думала, почему ты стал домоседом. Значит, деньги кончились. Но я не ожидала, что ты потратишь их на книгу.
— Мне следовало проиграть их в кости? — шутливо спросил пасынок.
Мачеха невольно подумала: «До чего же хороший мальчик. Ничто его не испортит», — а он меж тем, ткнув пальцем в страницу, добавил:
— Вот это — не менее разорительно!
— И у тебя совсем-совсем не осталось денег? — продолжала выпытывать Илона.
— А вы хотите дать мне ещё, матушка? — оживился Ласло.
— И на что ты их потратишь?