Тонкая свеча, стоявшая на прикроватном столике в спальне Илоны, горела ровно и ярко, но уже наполовину оплавилась и, значит, довольно скоро должна была потухнуть. Илона меж тем успела переодеться для сна и накинуть на плечи халат, после чего села на край кровати и задумчиво уставилась на огонь. «Когда догорит, я просто лягу спать, и всё, — решила про себя супруга Ладислава Дракулы. — Если он к этому времени не придёт, значит, не придёт. Я устала. День и так выдался очень длинным».
Хлопоты с угощением она закончила, комнаты для гостей были готовы, постели постелены, но никто кроме неё, казалось, не собирался ложиться спать. В первом этаже дома по-прежнему слышались громкие голоса и топот прислуги. Кто-то ходил по коридорам, иногда взбирался или спускался по лестнице, а Илона, слыша, как поскрипывают ступеньки, надеялась, что это муж, но звук стихал где-то в отдалении от двери её спальни.
«Ну, неужели он не может оставить гостей хотя бы на четверть часа? — думала Илона. — Или уверен, что то, о чём говорят за столом его бояре, заведомо важнее, чем то, что могу сказать я? Или, может, Ласло как-то не так передал мою просьбу прийти?» Пасынок обещал, что намекнёт отцу — надо зайти к мачехе. И что же?
Внизу на лестнице снова заскрипели ступени. Свеча, оплавляясь всё больше, начала потрескивать. От неё остался совсем маленький огарок.
Илона даже не обернулась, когда скрипнула дверь. Казалось, что скрип не настоящий, а лишь в воображении: «Сейчас свеча погаснет и придётся как-то уснуть, сознавая печальную истину: мужу безразлично, что ты хочешь сказать. Он, даже не зная сути, отложил разговор с тобой на потом».
Наверное, эти мысли должны были возмущать, но вечер выдался для Илоны слишком хлопотным, и не осталось сил, чтобы возмущаться. Она уже почти смирилась и поэтому вздрогнула, когда услышала в отдалении голос:
— Сын сказал, что я обязательно должен к тебе зайти. Причины не назвал. В чём дело?
Илона наконец обернулась. Все слова, которые она приготовила, теперь, казалось, не соответствовали случаю. Их следовало произносить с чувством, радостно, но вечер выдался таким суматошным, что даже радоваться уже не хотелось.
Тем не менее, Илона заставила себя встать и медленно направилась к мужу, который тоже направился к ней, и они встретились посреди комнаты.
— Наверное, я должна была отправить тебе письмо, — виновато потупившись, произнесла жена Ладислава Дракулы. — Но я не знала, как сказать об этом в письме. Я хотела сказать: ты был прав, а я неправа. Прости меня.
— За что? — последовал удивлённый вопрос.
— За то, что я не верила. Не верила тебе, — произнесла Илона, понимая, что эти слова ничего не поясняют, а ещё больше запутывают.
Она подняла глаза и увидела, что собеседник почти отчаялся её понять. Вот он нахмурился, в глазах напряжённое внимание, но ещё мгновение, и это внимание исчезнет, а затем прозвучат слова, сказанные нарочито мягким тоном: «Всё пустяки. Не терзайся». А после муж развернётся и уйдёт, жалея, что пришёл. Может, поцелует в щёку перед уходом, но, вероятнее всего, нет.
— Ты говорил, что у нас могут появиться дети, если будет на то воля Господа. Ты был прав. Я жду ребёнка.
Очевидно, Ладислава Дракулу подвело его знание венгерского языка, потому что вопросы прозвучали странные:
— Ты ждёшь, что сможешь понести? Получается, ты раньше не верила, что сможешь, а теперь веришь? И теперь хочешь, чтобы мы ещё раз попытались сделать так, чтобы ты понесла?
— Я уже понесла, — ответила Илона. — Это я и хотела тебе сказать. Я не сообщила в письме, потому что хотела сказать сама. Влад... если будет на то воля Господа, будущей весной у нас родится ребёнок.
Муж несколько мгновений смотрел на неё ошарашено, а затем покосился куда-то вниз, очевидно, пытаясь увидеть под складками ночной рубашки намечающийся живот.
— Живота почти нет, — улыбаясь, пояснила Илона, — но повитуха сказала, что всё хорошо. Он скоро начнёт расти.
Ошарашенное выражение на лице мужа всё никак не исчезало, а затем в его глазах, наконец-то, загорелась искорка понимания:
— Так вот почему сын вёл себя так странно! — воскликнул Ладислав Дракула и засмеялся. — Он уже всё знает, да?
— Да, — кивнула Илона, продолжая улыбаться. — Мне пришлось ему сказать. Ведь он и сам бы догадался, потому что теперь к нам в дом раз в неделю приходит повитуха.
— А по приметам кто будет? — спросил муж и, положив руку на плечо жены, чтобы чуть развернуть её к свету, снова покосился куда-то вниз, на складки ночной рубашки.
— Ещё слишком рано для примет, — ответила Илона, — но кто бы ни родился, я буду очень-очень любить этого ребёнка.
Она тоже посмотрела вниз, а затем в который раз улыбнулась мужу:
— Благодарю тебя.
— За что?
— Ведь это ты подарил мне ребёнка. Прости, что я не верила, когда ты говорил, что всё возможно, если надеяться.
Илоне захотелось обнять мужа, тем более что он и сам почти обнял свою жену: его рука по-прежнему лежала на её плече, но не давила тяжестью, а напротив — Илона чувствовала какую-то невероятную лёгкость и в этом прикосновении, и во всём своём теле.
— Ах, вот за что ты просила прощения! — меж тем произнёс супруг, наконец перестав то и дело бросать взгляды вниз. — А я-то и не понял сразу, но... — он убрал руку с плеча жены, — даже не знаю, что тебе сказать. Разве ты мне совсем не верила? В постель-то шла. Значит, верила. Просто, не очень охотно шла, но... — Ладислав Дракула понял, что говорит что-то не то, потому что эти слова могли привести к ссоре, а ссориться он явно не хотел.
— И за это прости, — поспешно произнесла Илона. Она подумала, что надо всё-таки обнять мужа, но не решилась, поэтому просто подошла почти вплотную и уткнулась носом ему в плечо. — Прости. Временами я поступаю глупо. Это ведь очень глупо: желать появления детей и избегать своего супруга. Я понимаю, что была неправа. Прости меня и не говори больше того, что ты говорил перед отъездом. Влад... прости меня.
— Да я уж и не помню толком, из-за чего мы тогда повздорили, и что я говорил, — ответил Ладислав Дракула, поймав в свои руки правую женину ладонь. — Кажется, я говорил, что ты должна забыть всю родню ради меня. Это вздор, ведь мы с тобой друг друга толком не знаем. Как можно отказываться от тех, кого знаешь, ради того, кого не знаешь! Вздор. Я сам виноват. Это ты меня прости. К тому же я надолго уехал и не прислал тебе ни одного письма. Сына к тебе отправил, а даже поклон тебе через него не передал.
«А Ласло сказал, что передал», — подумала Илона, но не удивилась.
— Значит, теперь между нами мир и согласие? — спросила она, подняв голову и взглянув мужу в лицо, а он, поцеловав её руку, просто ответил:
— Да.
«Опять уколол усами», — мельком отметила Илона, а сама продолжала спрашивать:
— Ты скажешь своим боярам новость о том, что я понесла?
— Думаю, рано пока говорить, — прозвучало в ответ, но затем последовал настороженный вопрос: — А кто ещё знает об этом?
— Кроме Ласло? — замялась Илона.
— Да, — кивнул муж, отпуская её руку. — Твоя матушка знает?
— Да.
— Значит, и отец знает?
— Да.
— Значит, и сестра знает?
— Да.
— Значит, и Матьяш с почтенной Эржебет знают?
— Да, — Илона совсем смутилась.
— Значит, об этом и при дворе судачат?
— Я не уверена.
Ладислав Дракула покачал головой и хмыкнул:
— Вот оно как. Выходит, всё королевство уже знает о том, что моя жена понесла. Один я был в неведении.
— Прости, — произнесла Илона. — Наверное, мне всё-таки следовало отправить письмо.
— Если бы я сам прислал тебе хоть одно, то сейчас бы этого разговора не было. Всё пустяки. Не терзайся, — муж натужно улыбнулся, ободряюще потрепал жену по плечу и уже готов был направиться к выходу. — Но раз все знают, то я и своим людям расскажу новость. Выпьем за твоё здоровье и за будущего малыша.
Илона погрустнела, сознавая, что муж уходит, но тоже заставила себя улыбнуться, и спросила:
— А как я показалась твоим боярам? Они что-нибудь говорили обо мне?
— Да. Сказали, что ты очень проста в обращении. Так и не подумаешь, что Матьяшева сестрица.
— Значит, по их мнению, я не похожа на супругу правителя? — огорчилась Илона.
Теперь муж улыбнулся искренне:
— Нет, напротив. По их мнению, такой и должна быть моя супруга. Ей следует быть не гордячкой, а доброй и гостеприимной. В Валахии жена правителя — как добрая матушка для всех.
Этими словами он заставил свою жену приободриться, и она заснула спокойно.
Ранним утром следующего дня Илона, открыв глаза, по обыкновению мысленно произнесла молитву: «Господь, будь милостив. Не отнимай то, что дал», — но теперь это касалось не только ребёнка. Это касалось и мужа.
— Влад... — чуть слышно произнесла жена Ладислава Дракулы, но его, конечно, рядом не было. Он ночевал у себя, ведь считалось, что мужу нечего делать в спальне беременной супруги. Муж не должен касаться жены, пока она носит ребёнка, а раз так, то и ночевать в одной комнате с ней ни к чему, если есть своя спальня. Да, так надо, но Илона вдруг поймала себя на мысли, что хочет пренебречь правилами.
Помнится, Ладислав Дракула когда-то просил её разрешить ему остаться в «постную» ночь и обещал не требовать ничего, что посчиталось бы грехом, но Илона не позволила, а теперь раскаивалась в этом: «Если бы я тогда ему позволила, то и теперь он был бы здесь. А слуги... пусть сплетничают, если хотят».
Также казалось грустным, что муж со времени приезда ни разу не поцеловал её по-настоящему: даже когда узнал о ребёнке, и когда Илона попросила прощения за прежнюю холодность. «Действительно ли он вернулся ко мне? — мелькнула неприятная мысль. — А если снова уедет через несколько дней?» Правда, муж мог и остаться. «Если останется, значит, не охладел», — размышляла Илона, и ей хотелось надеяться на лучшее.