ина, не в колючих усах и не в шершавом подбородке. Ах, если бы можно было просто забыть про это всё и позволить мужу сделать то, что он хотел! Но ребёнок, будущий ребёнок... А если бы с ним что-нибудь случилось?
— Влад, прошу тебя, не нужно. Мы сейчас не можем.
Отказ сейчас мог привести к тому, что муж снова обидится — Илона это понимала, и поэтому в её голосе послышалось отчаяние. Её будто заставляли выбирать: муж или ребёнок. И как бы ни хотелось ей помириться с Ладиславом Дракулой, подвергнуть будущего ребёнка хоть малейшей опасности она не могла.
Илона попятилась от кресла, а муж, тяжело поднявшись на ноги, сделал шаг к ней:
— Ты полагаешь, я пьян? В этом дело?
— Нет. Я...
— Я пьян разве что слегка, но обещаю тебе, что буду осторожен. Живот тебе не помну. Иди сюда.
— Нет. Разве ты не понимаешь, что это грех? Мы не можем делать это, пока я беременна.
— Бог накажет? Эх, ты всё такая же, — Ладислав Дракула как-то сразу сник и разочарованно махнул рукой.
Илона готова была плакать:
— Пусть бы наказал. Пусть. Но что если вместе со мной Господь накажет нашего ребёнка? Что если ребёнок родится больным из-за того, что я вела себя неправедно? А если родится раньше, чем положено? А если... Повитуха сказала, что лучше нам с тобой пока не быть вместе. Она сказала: «Дело сделано, поэтому дайте друг другу отдых. Так лучше для ребёнка». Я прошу тебя ради ребёнка. Не ради себя.
Муж хмуро взглянул на неё:
— Что ж. Давай я хотя бы провожу тебя до спальни. Посвечу на лестнице, чтобы тебе не споткнуться.
Илона улыбнулась, и улыбка почему-то выглядела виноватой. А ведь вины никакой не было.
Поднимаясь по лестнице и крепче держась за перила, чтобы в самом деле не споткнуться, Илона всякое мгновение думала, что у мужа, идущего следом и держащего в руках подсвечник с двумя свечами, по-прежнему хмурое лицо. Уже входя в спальню, она обернулась:
— Не сердись на меня.
Муж отдал ей подсвечник.
— Я думал, что ты смелая, но значит, ты только за себя не боишься. А лишь дело коснётся других...
— Я и за тебя боюсь! — горячо воскликнула Илона.
— Не бойся, — усмехнулся он и ушёл.
III
Перед тем, как отправляться на войну с турками, король, конечно же, устроил во дворце большой праздник. Была приглашена чуть ли не вся знать, ведь именно ей предстояло сделаться костяком армии, так что будущих вояк следовало подбодрить, а заодно показать послам иностранных держав, как серьёзно относится Его Величество к предстоящему делу. Если начало дела ознаменовано таким большим празднеством, то само дело не может считаться незначительным.
Королевские военачальники или «капитаны», как их называли, стали на этом празднике особо почётными гостями, а среди них — Ладислав Дракула с супругой.
Илона, собираясь на этот праздник, понимала, что ей придётся много быть на виду и отвечать на множество праздных вопросов о её жизни с мужем. Из тех новостей, которые приносила из дворца старшая сестра, было совершенно ясно: если для мужчин на этом празднике главной темой для бесед станет предстоящая война, то для женщин — «долгожданная беременность кузины Его Величества». Иначе и быть не могло, ведь Илона, сообщив о своём положении тётушке и кузену, ни разу после этого не появлялась при дворе, жила затворницей в Пеште, то есть не показывала себя придворным дамам. Следовательно, они должны были удовлетворить своё любопытство сейчас.
Наверное, Илона никогда прежде так тщательно не собиралась ни на одно торжество, но теперь чувствовала себя увереннее, чем когда бы то ни было. «Вот теперь я выгляжу в полном соответствии с придворной модой», — с усмешкой думала она, оглядывая в зеркало своё тёмно-бордовое платье с высокой талией. Этот крой был модным не только потому, что походил на платья жительниц Древнего Рима, но и потому, что хорошо подходил для беременных. Быть беременной считалось модным.
Сначала кузина Его Величества даже подумывала, не надеть ли под платье накладку, чтобы живот выглядел заметнее, но затем решила, что лучше обойтись без этого. Будет неловко, если какая-нибудь пожилая дама вдруг решит вопреки приличиям пощупать ей живот и наткнётся на «подлог». Это даст повод для лишних пересудов.
В том, что от придворных дам можно ожидать и бестактности, и почти не прикрытой наглости, Илона не сомневалась, потому что снова вспомнила, как её когда-то мучили вопросами о приближении регул, и эти вопросы задавались почти не знакомыми женщинами, почему-то полагавшими, что имеют право спрашивать. Она вдруг подумала: «Ничего не меняется. Вашек был чуть ли не полной противоположностью Владу, но это не избавило меня от назойливого внимания. А теперь, когда мой муж — тот самый Дракула, внимание при дворе проявят и подавно».
Это внимание ощутилось уже тогда, когда она под руку с мужем вошла в большой дворцовый зал, полный гостей. На многих лицах читалось удивление, но Илона не сразу поняла, почему. Лишь спустя несколько минут она вдруг сообразила, что ведёт себя не так, как четыре с половиной месяца назад во время свадебных торжеств. Тогда жена Дракулы, конечно же, выглядела несчастной, как будто её выдали замуж почти силой: в те дни она, даже идя с мужем под руку, старалась от него отстраниться. И вот прошло совсем мало времени, и как же она изменилась! Идя под руку с тем же самым мужчиной, стремилась быть поближе и лучилась счастьем, а платье при ходьбе особенно подчёркивало живот, начавший округляться.
Жаль, что и муж переменился с тех пор. В дни свадьбы он выглядел весёлым и воодушевлённым, а теперь, входя в залу, казался очень спокойным и даже немного безразличным — Илона, поглядывая на него краем глаза, могла в этом убедиться. И всё же она надеялась, что такое поведение не связано с ней, и что это привычное выражение лица, которое появляется у Ладислава Дракулы, когда он среди толпы, и все на него глазеют.
Затем им пришлось разделиться. Матьяш подозвал «своего кузена» к себе, а тётушка Эржебет с помощью одной из придворных дам увлекла Илону в свой круг.
Тётя, которая всегда любила тепло, сидела возле горящего камина, а возле неё расположились, по большей части стоя, женщины из свиты. Они по велению матушки Его Величества усадили беременную на стул поудобнее и даже подставили под ноги скамеечку, а затем вежливые вопросы о здоровье, которыми обменялись племянница и тётя, как-то незаметно перетекли в разговор о приметах, касающихся пола будущего ребёнка Илоны. «Дались же всем эти приметы!» — думала супруга Ладислава Дракулы.
— Мне кажется, кузина Его Величества похорошела со времени свадьбы. Думаю, это значит, что нужно ждать сына, — сказала одна из дам.
Меж тем другая, произнеся: «Вы позволите?» — взяла Илону за руку и провела пальцами по ладони:
— А кожа не сухая. Это скорее говорит о том, что следует ждать девочку. Поверьте моему опыту, госпожа Илона. У меня у самой три дочери!
— А мы посмотрим, что госпожа Илона станет кушать во время застолья, — встряла третья и хитро улыбнулась. — Если покажет особую любовь к мясу и сыру, то будем ждать мальчика, а если станет тянуться прежде всего к фруктам, то...
— Я стану одинаково есть и то, и другое, — раздражённо перебила Илона, но этим лишь дала повод ещё одной придворной даме елейно произнести:
— Если будущая мать капризничает, то ждём девочку.
Верить следовало только опыту повитухи, а та говорила, что на приметы особо полагаться не надо. Именно поэтому, когда придворные дамы стремились казаться провидицами, беременная кузина Его Величества начала всё больше «капризничать». Она оглянулась в поисках старшей сестры, чтобы под благовидным предлогом уйти с ней куда-нибудь, но Маргит нигде не было видно.
«Кажется, тётушка Эржебет правильно делает, что заставляет их всех вышивать, — думала Илона. — Когда они молчат, занятые работой, то выдержать их общество можно гораздо дольше».
Меж тем в зале становилось душно — близился к концу ноябрь, на улице сделалось довольно прохладно, поэтому окон не открывали. Да ещё и свечи, зажжённые, чтобы развеять полумрак хмурого осеннего дня, довольно сильно чадили. Гул разговоров смешивался с однообразной мелодией, которую наигрывали музыканты в центре зала, и от всего этого лоб начал медленно наливаться тяжестью.
— Можно я пойду на воздух? У меня голова разболелась, — сказала Илона, обращаясь к тётушке.
— Если голова стала часто болеть, то будет мальчик! — заявила ещё одна придворная дама. Она как будто не чувствовала настроение Илоны, а вот настроение своей госпожи — матушки Его Величества — чувствовала прекрасно. Эржебет вовсе не собиралась отпускать племянницу, поэтому и придворные дамы продолжали говорить.
— Зачем тебе куда-то идти, моя девочка? — сказала тётя. — Лучше оставайся сидеть, а мы приоткроем окно, — она сделала знак служанке и добавила. — Ты любишь уединение, я знаю, но нельзя всё время прятаться от людей.
— Тётушка, у меня действительно голова болит.
— Ты ещё успеешь намёрзнуться на улице, — сказала тётя. — После пира все туда пойдут.
Эржебет имела в виду представление, которое должны были разыграть во дворе перед главным крыльцом уже вечером, при свете факелов. Обещали изобразить будущую битву крестоносцев с турками. «Туркам» следовало засесть в крепости, а «крестоносцам» — взять её штурмом под всеобщее одобрение зрителей. «Победу» Матьяш решил ознаменовать фейерверком — очередное модное новшество, позаимствованное из Италии.
— Скажи-ка мне, — продолжала матушка Его Величества, понижая голос, — ты не передумала на счёт брачного договора?
— Тётушка, ну, к чему опять об этом! — воскликнула Илона, но затем тоже понизила голос и пояснила: — Мы с мужем живём мирно, спокойно. Я не хочу перемен.
Маргит определённо была права, когда говорила, что теперь тётушка будет смотреть на младшую племянницу как на дуру. Эржебет едва могла скрыть снисходительное пренебрежение под милостивой улыбкой.