О том, пользовался или нет, Илона никогда Вацлава не спрашивала, но когда он вернулся домой, и супруги зажили, как прежде, у Илоны появилось странное чувство, что её муж стал как будто бы более умелым в обращении с ней, когда приходил в её спальню. Что именно в его действиях изменилось, Илона не могла бы сказать и поэтому убедила себя, что ей просто кажется, и что её муж в отличие от других мужчин — просто святой.
«Ни одна из женщин, продающих себя за деньги, ему бы не понравилась», — твердила она себе, а через год состоялся ещё один поход. Матьяш отправился воевать в Богемию, и пусть в редких письмах, отправленных домой, Вацлав уверял, что почти никаких сражений не происходит, Илона чувствовала себя подавленной и просила Господа только об одном — чтобы муж поскорее вернулся к ней.
И вот теперь у Илоны появилось такое же чувство подавленности, когда она думала о том, что будет происходить в сербских землях, под крепостью Шабац, которую венгерские войска собирались осадить, выбить оттуда турецкий гарнизон и тем самым вернуть христианам власть над прилегающими к крепости областями. Неизвестно, сколько могла продлиться осада. Говорили, что крепость сильная, поэтому Илона думала: «Если войско надолго остановится под крепостью, чтобы ждать, когда противник сдастся, значит, воинам будет особо нечего делать. И начальникам — тоже. И моему мужу. А что он предпримет, пытаясь развеять скуку?»
Последний вечер перед Рождеством Илона то и дело вспоминала то, что когда-то сказал священник, нарочно приглашённый во дворец, чтобы разъяснить семье Силадьи суть смешанного брака. Священник сказал, что супруги в таком браке смогут праздновать Рождество вместе, поэтому теперь казалось немного обидно, что совместного празднования не получилось. «Откуда же святой отец мог знать, что зиму Ладислав Дракула проведёт в походе! — думала Илона. — Конечно, этого нельзя было предугадать». И всё же она чувствовала себя слегка обманутой.
В Рождественский сочельник вся семья должна собираться за праздничным ужином, поэтому родители Илоны пригласили к себе обеих дочерей, ведь муж Маргит тоже ушёл в поход вместе с Его Величеством, так что и старшая, и младшая коротали дни в одиночестве.
«Поживите у нас дня два», — предложила мать, но Илона предпочла остаться в своём доме и сказала слугам, что в честь большого праздника хочет, чтобы все они, если по тем или иным причинам не пойдут отмечать Рождество со своими семьями, сели за один стол с хозяйкой. Опять же вместе со слугами она нарядила ёлку, приготовила праздничное угощение, а в первую очередь напекла сладких пирожков, а также запасла побольше орехов, чтобы награждать детей, которые придут к воротам петь рождественские песни[13].
Все дети, желающие заслужить подарки, заходили прямо в дом — на этом настояла Йерне, ведь иначе госпожа могла простудиться, то и дело выходя к воротам, — а в итоге застолье, которое было устроено в большой обеденной комнате, почти всё время сопровождалось «представлениями» и даже музыкой.
— Госпожа, мы как будто во дворце пируем, — простодушно призналась одна из служанок, ведь все знали, как проходят пиры во дворце Матьяша, но Илона, глядя на поющих детей, думала совсем про другое: «Скоро у меня будет свой ребёнок», — тем более что время от времени ощущала, что малыш у неё в животе толкается. К пению малыш оставался почти равнодушен, но как только слышал, что дудочки наигрывают весёлую мелодию, пробовал пуститься в пляс. В итоге Илона то и дело гладила живот, а один раз даже велела дудочникам замолчать, потому что «малыш совсем расплясался».
На ночную рождественскую службу она, конечно, пошла, но до конца выстоять не смогла, вернулась, легла спать и мгновенно заснула, а на следующее утро едва вспомнила, что надо ехать к тётушке на обед.
В Рождество по традиции полагалось навещать родственников, так что Эржебет заранее пригласила к себе всех Силадьи и представителей других семейств, считавшихся королевской роднёй: Понграцев из Денгеледя, а также Розгони и кое-кого из рода Батори.
Через три дня пришлось опять ехать в Буду, потому что был День святого Иоанна, или святого Яноша, как называли его в народе, а в этот день тётя Эржебет всегда ходила на мессу и, разумеется, всё семейство Силадьи должно было тоже пойти.
По дороге в храм, которую как будто нарочно посыпали чистым снегом ради матушки Его Величества, Илона вспоминала, что, кажется, именно в этот день несколько лет назад тёте пришло в голову отправить письмо Папе Римскому с необычной просьбой. Тёте захотелось, чтобы её покойного супруга, Яноша Гуньяди, причислили к лику святых.
Господин Янош не позволил туркам захватить крепость Нандорфехервар и избавил весь христианский мир от турецкой опасности, поэтому вполне заслужил особую признательность церкви, однако просьба всё равно могла показаться чересчур смелой. Тётушка более полугода сомневалась, а затем всё же не утерпела и написала в Рим, но ответа так и не последовало.
Эржебет вспоминала об этом при каждом удобном случае, в том числе и во время мессы, благо священник не слышал. Матушка Его Величества слушала мессы, находясь не перед алтарём, в передних рядах толпы, а сидя на балконе, специально построенном для королевской семьи, поэтому могла позволить себе разговаривать, однако Илона, сидя на скамье рядом с тётушкой, чувствовала себя неуютно. Хотелось уйти, но повода не было.
Жене Ладислава Дракулы не давало покоя одно обстоятельство: когда-то очень давно отец её нынешнего мужа был обезглавлен по приказу Яноша Гуньяди. «Что бы Влад сказал, если б узнал, что господин Янош стал святым?» — думала Илона. А ещё она впервые за всё время по-настоящему задумалась, как её муж и её тётушка относятся друг к другу.
Муж всегда называл вдову Яноша «почтенная» и вроде бы говорил без неприязни, а Эржебет вела себя так, как будто оказывает Ладиславу Дракуле покровительство, но ведь они оба помнили, что в своё время по воле Яноша Гуньяди был умерщвлён отец Дракулы. И не только отец, но и старший брат! Впервые услышав эту историю от старшей сестры, Илона за минувшие месяцы успела многое выяснить, послушать молву, и теперь знала, что семью её нынешнего мужа связывают с семьёй Гуньяди весьма долгие отношения.
Согласно слухам, началось всё около сорока лет назад как дружба: Янош Гуньяди и отец Ладислава Дракулы заключили военный союз, но затем рассорились, а спустя некоторое время Янош пришёл в Валахию с войском и отобрал валашский престол у своего бывшего союзника. Дальше состоялась казнь, но некоторые уверяли, что отец Дракулы умер ещё до неё от болезни, а голову отрубили мертвецу. Однако на этом ничего не закончилось, потому что вскоре умер старший брат Дракулы, и умер очень «вовремя», потому что мог бы претендовать на трон своего покойного отца.
Претендент мешал бы Яношу Гуньяди посадить на валашский трон своего человека, и вдруг «преграда» устранилась. Что же такое произошло, никто толком объяснить не мог. Говорили лишь, что Янош не имел отношения к новой смерти, а лишь «позволил влахам самим уладить их дела и освободить трон для того государя, который будет угоден Венгрии». Это можно было бы назвать весьма обычными политическими событиями, которые не следует принимать близко к сердцу, но Илона не могла не принимать, потому что чувствовала: её нынешний муж тоже не способен относиться к этому безразлично.
Разумеется, тётушка Илоны ни на минуту не допускала, что Янош был неправ, а муж Илоны ни на минуту не допускал, что его отец и брат заслужили свою печальную участь, так что казалось достаточно одной искры, чтобы между госпожой Эржебет и Ладиславом Дракулой разгорелась непримиримая вражда, но обе стороны чего-то выжидали.
«Мой муж куда умнее меня, — вдруг подумала Илона. — Даже при таких разногласиях он умудрился не разругаться с моей тётушкой, а вот я порчу с ней отношения всё больше. Возможно, этим я наврежу своему супругу, ведь если у него с Матьяшем возникнет размолвка, то Эржебет окажется чуть ли не единственной, к кому мой супруг сможет обратиться за помощью. Конечно, в любом споре тётя Эржебет будет всегда и всецело на стороне своего сына, а не моего мужа, но если она сочтёт, что примирение может быть выгодно, то... Эх, ну почему у меня не получается ладить с тётушкой, как раньше!»
Часть VIIIНаконец-то!
I
После Рождества тётушка Эржебет ещё не раз устраивала во дворце застолья для родни, а поскольку большинство мужчин отправились на войну, за столом собирались почти одни женщины, и светская беседа неизменно переходила к обсуждению последних новостей похода.
Матушке Его Величества как будто именно это и было нужно. Это её очень развлекало. Сидя во главе стола, она внимательно слушала, как женщины рассказывают, что им пишут мужья, а Илона, тоже слушая, чувствовала себя необыкновенно счастливой, ведь ей тоже было, о чём рассказывать: «Влад мне пишет, то есть всё совсем не так, как в прошлый раз, когда он уехал в Эрдели и пропал!»
Пусть письма жене были короткие и редко состояли более чем из дюжины строк, но Илона понимала: это лишь потому, что подобные письма — дело для него непривычное. У неё и раньше возникали подозрения, что Ладислав Дракула пишет по-венгерски совсем не так легко, как разговаривает. А вот теперь это подтвердилось.
Далеко не всё, что муж мог сообщить в разговоре, он сумел бы изложить на бумаге и именно поэтому хитрил: составлял ответы на послания жены из тех слов, которые находил в её же письмах. Он просто переписывал эти слова, составляя свои фразы. Илона поняла это, поскольку грамматические правила в венгерском языке были не слишком строги. Многие слова позволялось записывать, как слышится[14], поэтому у разных людей написание одного и того же слова могло различаться, и тем удивительнее поначалу показалось Илоне, что муж пишет все слова в точности как она. Лишь на втором письме ей удалось разгадать эту загадку.