— Йерне! Йерне!
— Да, госпожа, — Йерне показалась в одной из дверей.
— Ты слышала? Наши мужчины возвращаются. У нас всё готово к их приезду?
— Да уж давно готово, госпожа. Всё сделано, что вы велели. И стол накроем.
Когда Илона, на всякий случай надев тёплую накидку, наконец, выбралась на крыльцо, во двор уже въезжал Ласло. Мачеха даже не успела обрадоваться при виде пасынка, потому что увидела, что вслед за Ласло, привязанный за повод к хвосту его лошади, бежит конь с пустым седлом.
«Конь Влада без седока?» — у Илоны сердце ёкнуло, но не успела она толком испугаться, как следом за Ласло во двор въехали слуги, один из которых правил небольшой телегой, а в телеге полулежал Влад, вполне себе бодрый.
— Ласло, что случилось? Твой отец ранен? — спросила Илона своего пасынка вместо приветствия.
— Нет, матушка. Он не ранен, — непринуждённо ответил тот, спрыгивая с седла, а затем направился к телеге, где продолжал полулежать отец.
Только сейчас, когда телега встала боком к крыльцу, стало заметно, что одной длинной стенки у неё не хватает — выломана, чтобы пассажиру было удобнее вылезать.
Ласло нагнулся, подставляя отцу плечо, на которое Влад оперся, и в это мгновение Илона всё поняла. Она с искренним состраданием наблюдала, как муж, оставаясь в полулежачем положении и опираясь на плечо своего сына, медленно переместился к краю телеги. Затем свесил одну ногу, другую и очень осторожно сел.
Наконец Ласло, на плече которого по-прежнему покоилась отцовская ладонь, ухватил отца сзади за пояс и, рывком вытянув из телеги, поставил на ноги.
— Дальше я сам, — глухим голосом произнёс Влад и сделал маленький шаг по направлению к крыльцу. Затем — другой маленький шаг. Он старался не морщиться, но было видно, что каждое подобное движение означает для него острый приступ боли в спине, и эта пытка продолжается уже не один день.
Илона хотела кинуться вперёд, позабыв про свой тяжёлый живот и про то, что у неё самой из-за этого живота поясница побаливает, но муж остановил.
— Не надо. Я сам. Сам, — он улыбнулся через силу.
— Добро пожаловать домой, мой супруг, — произнесла Илона, когда тот взошёл на крыльцо и наконец поравнялся с ней.
Сейчас от него даже лёгкого поцелуя ждать не следовало, да и беременная супруга не смогла бы поцеловать мужа. Ей мешал дотянуться до его лица необъятный живот, а муж никак не смог бы нагнуться к ней из-за больной поясницы, хотя если бы он встал сбоку, нагибаться пришлось бы всего ничего.
— Рад найти тебя в добром здравии, моя супруга, — ответил Влад и всё такими же мелкими осторожными шажками направился в дом.
Следом за отцом к Илоне подошёл пасынок, поцеловал ей руку:
— Доброго дня, матушка. Есть, чего перекусить с дороги?
— Да, конечно, — рассеянно ответила мачеха. — Я велела накрыть в столовой... А что же мазь, которую я давала? Не помогла?
— Она давно закончилась.
Эх, опять у Илоны не вышло встретиться с мужем так, как хотелось бы! Но долго грустить было некогда: следовало заняться лечением.
II
Мазь, овчинная шкура, обёрнутая вокруг поясницы, и постоянное пребывание в тёплой комнате, где нет и намёка на сырость, сделали своё дело. Если весь первый день после приезда муж лежал пластом в своей спальне, то уже на второй день порывался встать с постели.
— Ну, как знаешь, — сказала Илона, помня о том, что прямых запретов Ладислав Дракула не выносит. — Но если сейчас встанешь, то ещё через день станет, как было вчера. И придётся начинать лечение с самого начала.
— Может послать за лекарем? — предложил Ласло, на что услышал «нет!», причём сказали одновременно и Илона, и её супруг.
— Я не болен, и, значит, ни к чему посылать за лекарем, — сказал Влад.
— Ещё придёт какой-нибудь коновал, — замахала руками Илона. — Нет, с болью в пояснице мы и сами справимся.
Так и вышло: муж уже через полторы недели расхаживал по дому широким свободным шагом и, наверное, предпочёл бы совсем забыть о недавнем недуге, из-за которого не мог даже сидеть. Мужчины не любят вспоминать время, когда были беспомощны.
Илона поначалу обрадовалась, что супруг здоров и сможет думать не только о своей пояснице, но, увы, проявлять некое особенное внимание к жене он даже после выздоровления не спешил. Всё осталось так же, как было в день приезда. Конечно, Влад говорил с ней заметно теплее, чем до похода, был вежлив, но замечать в своей супруге женщину не хотел. Лишь тогда, когда она спрашивала: «Хочешь почувствовать, как шевелится ребёнок?» — и прикладывала его ладонь к своему животу поверх платья, на лице мужа появлялось выражение, которое можно было бы принять как свидетельство сердечной привязанности. Но к кому была эта привязанность? К супруге или к ребёнку? И насколько сильной эту привязанность следовало считать?
Илона забеспокоилась, что её супруг вот-вот придумает себе некое занятие и начнёт целыми днями пропадать где-нибудь, и, значит, не следовало откладывать разговор, который уже давно пора было начать.
Однажды утром, по окончании семейной трапезы, когда муж с пасынком начали выбираться из-за стола, Илона вдруг протянула руку и ухватила мужа, только что сидевшего по левую руку от неё, за рукав:
— Влад, подожди. Нам надо поговорить об очень важном деле.
— О чём? — спросил тот.
Илона отпустила мужнин рукав, бросила взгляд на Ласло, уже направившегося к дверям, и пояснила:
— Мне скоро рожать, а мы до сих пор не обговорили, как будем крестить нашего будущего ребёнка.
— Ах, об этом! — муж как будто считал, что говорить тут особо не о чем, и всё же сел на место. — Всё согласно брачному договору. Если будет мальчик, то его окрестит священник из той церкви, куда я хожу с сыном. Большого празднества устраивать не будем, ведь много гостей всё равно не придёт. А если родится девочка... тогда твоя родня, конечно, захочет сделать из этого знаменательное событие. Наверняка устроят праздник во дворце, как было полгода назад, и всё это, не спрашивая меня.
— Нас, — поправила Илона.
— Ну, хорошо — не спрашивая нас, — кивнул Влад. — Вот и всё. О чём же ты беспокоишься?
— Как! — Илона всплеснула руками от удивления и даже ощутила, что ребёнок у неё в животе шевельнулся, потому что почувствовал волнение матери. — А как же крёстные? Если родится мальчик, кто будет крёстными для него? Тебе нужно найти их заранее, ведь это должны быть достойные люди...
— Крёстные? — переспросил муж. — Почему ты говоришь о них так, будто их должно быть много, или я ослышался?
— А разве их не должно быть много?
Илона всегда знала, что у ребёнка должно быть по меньшей мере три крёстных, потому что три — священное число. Если крестят мальчика, то у него должно быть два крёстных отца и одна крёстная мать, а если девочку, то — наоборот: две матери и один отец. И вот теперь она услышала, как её муж утверждает что-то странное:
— Нет, крёстный нужен всего один[15], — сказал он.
— Да? — Илона продолжала удивляться. — У влахов так положено? А больше нельзя?
— Нет, нельзя. А зачем?
— Потому что чем больше у ребёнка крёстных, тем лучше. Ведь они все будут заботиться о нём. А если они не только достойные, но и высокопоставленные люди, то ребёнку это в будущем очень поможет, когда он вырастет. У него будет много знатных покровителей. Вот, к примеру, я уже говорила со своей сестрой. Если у меня родится девочка, я хочу, чтобы моя сестра стала ей крёстной матерью. Второй крёстной матерью, наверное, захочет быть тётушка Эржебет, а крёстным отцом — Матьяш. Ну, а если Матьяш не захочет исполнять эту обязанность, то назовёт подходящего человека из своих родственников. В любом случае выбирать крёстного отца будем точно не мы с тобой. А может, крёстных отцов будет даже двое. Простым людям не дозволено выбирать больше трёх крёстных, но в знатных семьях другие правила.
Теперь муж выглядел удивлённым:
— Я знал, что у католиков много странного, но чтобы много крёстных... Если родится сын, то мы будем крестить его по правилам моей веры. Нужен всего один крёстный, и я уже поговорил об этом с одним из своих бояр. Он приедет в Пешт вскоре после того времени, когда тебе положено родить, и, если нужно, станет крёстным.
— Один из твоих бояр? А он точно достойный человек? — осторожно спросила Илона.
— Недостойные у меня не служат, — нарочито спокойно произнёс Влад, то есть было видно, что он начинает уставать от этой беседы.
— Хорошо, я верю тебе, — примирительно улыбнувшись, сказала Илона, но оставить разговор всё же не могла. — А крёстных точно-точно не может быть больше одного?
— Нет.
— А если бы по правилам твоей веры мы крестили девочку?
— Тогда следовало бы найти достойную женщину, чтобы она стала крёстной.
— То есть по твоей вере у мальчика должен быть только крёстный отец, а у девочки — только крёстная мать?
— Да.
— И у мальчиков не может быть крёстных матерей? А у девочек — крёстных отцов?
— А зачем?
Илона вздохнула:
— Ах! Получится, что они как будто сироты. Родителей должно быть по меньшей мере двое, даже если это крёстные родители.
— А давай-ка ты будешь спорить об этом со священником моего прихода, а не со мной, — Влад поднялся из-за стола, давая понять, что беседа подходит к концу.
Илона тоже встала и снова ухватила мужа за рукав, не желая отпускать:
— Да-да, пригласи этого священника к нам, чтобы я могла поговорить с ним. Если он будет крестить нашего ребёнка, то я обязательно должна с ним поговорить. Он ведь серб, да?
— Да, и...
— А он знает местный язык? Мы сможем объясниться без толмача?
— Сможете, — нарочито резко произнёс муж и продолжал, пока жена-болтушка снова не перебила: — Но если родится девочка, то в этом священнике не возникнет надобности. А сейчас ещё не ясно, кого предстоит крестить, и значит, со священником тебе знакомиться пока ни к чему.