— А где написано, что в раю этого не делают? — спросил муж, мягко приглашая супругу сменить сидячее положение на лежачее.
— Кажется, об этом нигде прямо не сказано, — ответила Илона, задумчиво опуская голову на подушки. — Но ведь... — Она так и смогла придумать, что сказать дальше.
— Наверное, для тебя это не будет убедительно, — меж тем произнёс супруг, — но магометане полагают, что мужчины в раю не теряют своих мужских качеств.
— Ну, это же нехристи! — возмущенно воскликнула Илона, но, минуту или две понаблюдав за действиями супруга, спросила: — А почему нехристи верят, что в раю такое возможно?
Влад посмотрел ей в глаза и, стараясь оставаться серьёзным, рассказал:
— Когда-то давно я беседовал с одним турком и спросил его, почему магометане верят, что мужчины в раю могут делать вот это всё. Турок посмотрел на меня как на дурака и ответил: «Иначе это был бы не рай».
— Да ну тебя! — Илона смущённо улыбнулась и отвернулась, потому что больше не могла выдержать этого взгляда, а затем подумала: «А попаду ли я сама в рай?» Ведь она даже забыла, который сейчас день: постный или непостный.
Наверное, Илона перестала обращать внимание на правила, потому что вполне допускала, что эта встреча может стать последней.
И, возможно, муж тоже допускал. Поэтому забыл о тех правилах, которые сам установил для себя и жены, касающихся того, когда следует снова быть супругами.
Празднества по случаю свадьбы Его Величества, начатые в Секешфехерваре, продолжились в Буде. Матьяш, его невеста, матушка и прочие королевские родственники, а также вся свита и гости были встречены на подступах к столице огромной толпой из мелких придворных чинов, дворян, богатых горожан и даже жителей Еврейской улицы. Один из приглашённых немецких князей опять изобразил потешную рыцарскую схватку, а затем собравшаяся толпа наводнила Верхнюю Буду.
Оказавшись в городе, Матьяш, Беатрикс, королевская родня, свита и гости проследовали в «собор Матьяша», бывший собор Божьей Матери, где слушали, как лучшие певчие королевства исполняют гимн «Тебя, Бога, хвалим».
Все, кого огромный собор не вместил, смиренно мёрзли снаружи, а затем все двинулись в королевский дворец, где король не без гордости показал будущей жене её новое жилище.
Пока длился осмотр дворца, гости шептались по поводу шутки, придуманной Его Величеством: нарочно для дворцовых празднеств он пошил своим казначеям новые кафтаны, где на каждом рукаве было вышито изображение печального человечка и надпись: «Я грущу, и до сих пор не знаю, почему». Именно в этих кафтанах казначеи вышли встречать Матьяша во дворце, а гости восприняли это как тонкий намёк на то, что расходы в связи с королевской свадьбой оказались столь велики, что вогнали казначеев в тоску.
Илона, стыдя себя за то, что опять считает деньги в чужом кошельке, опять думала о ста тысячах золотых, которых не хватает её мужу, а на следующий день во время очередного праздничного пира вдруг совершенно случайно услышала, что пришли новости из Валахии.
Эти новости достигли венгерской столицы ещё в самом начале декабря, когда тётя Эржебет вместе со всеми родственниками из числа Силадьи подъезжала к Потою в Словении. Суть заключалась в том, что муж Илоны вместе с Иштваном Батори и молдавским князем пришли в Валахию и выгнали оттуда Басараба и турецкие отряды. Сначала удалось захватить один из главных городов Валахии — Тырговиште, а затем, после весьма кровопролитного сражения, была взята валашская столица — Букурешть.
Иштван Батори доложил об этом в письме Матьяшу, которое и пришло к адресату в начале декабря, а Матьяш почти сразу отправил ответ, где, поздравив с победой, повелевал Иштвану и венгерским войскам возвращаться домой.
Илона сразу вспомнила слова мужа: «Что я буду делать, когда воины из Эрдели и молдаване захотят вернуться домой? На кого мне тогда опереться?» К тому же её насторожило то, что ни от Влада, ни от пасынка, который сейчас тоже находился в Валахии, не было вестей. Почему они не воспользовались случаем, чтобы вместе с докладом королю, отправленным от Иштвана Батори, прислать ей весточку?
III
Маргит, очень довольная тем, что во дворце что ни день, то новый пир и бал, была весьма недовольна, когда Илона отвлекла её от веселья. Это случилось в минуту передышки между двумя танцами. Старшая из сестёр Силадьи как раз подавала руку очередному кавалеру, чтобы снова оказаться в рядах танцующих, когда Илона буквально перехватила эту руку, сказала кавалеру «извините нас» и потащила сестру куда-то прочь.
— Илона, что такое? — спросила Маргит, нехотя следуя туда, куда её тянули, а между тем младшая сестра нашла в зале угол, где никто сейчас не стоял, и остановилась там:
— Маргит, помнишь, в прошлом году осенью ты... водила довольно близкое знакомство с личным королевским секретарём?
— А что?
— Этот секретарь рассказывал тебе, что пишет мой муж нашему кузену Матьяшу.
— Да. И что?
— А ты всё ещё... знаешься с этим человеком?
— А что тебе от него нужно?
— Ты можешь попросить его показать мне письмо, которое Иштван Батори прислал нашему кузену? Оно пришло в начале декабря. Из Валахии.
Маргит улыбнулась:
— Значит, ты совершенно напрасно тащила меня через ползала.
— Напрасно? То есть ты не можешь его попросить?
— Личный секретарь Матьяша — как раз тот человек, с которым я собиралась танцевать, а ты мне не позволила.
И вот обе сестры Силадьи, стоя в кабинете Его Величества, держали в руках тот самый документ, а королевский секретарь, снисходительно улыбаясь, слушал их беседу.
Бояться того, что король вдруг войдёт в комнату и увидит, что его родственницы читают его переписку, не приходилось. Матьяш сейчас сидел за пиршественным столом рядом со своей невестой и поднимал очередной кубок в ответ на очередную поздравительную речь или, может, находился среди танцующих. В любом случае он временно позабыл о государственных делах, потому что прощался с холостяцкой жизнью. Менее чем через неделю ему предстояло жениться.
— Илона, я так и не поняла, к чему это беспокойство, — меж тем говорила Маргит. — Ты же сама говорила, что Матьяш уже ответил на это послание, то есть приказ войску возвращаться уже отдан. Если ты полагаешь, что наш кузен не должен был отдавать такого приказа, то уже поздно просить Матьяша передумать. Слишком много времени прошло.
— Я хочу точно узнать, чем закончилась эта война в Валахии, — отвечала Илона. — Что случилось с этим Басарабом, с которым воевали мой муж, дядя Иштван и молдавский князь?
— Басараб потерпел поражение и отступил, — сказала старшая сестра. — Про его казну тут ничего не сказано. Захвачена ли она, я не могу тебе сказать. Сказано только то, что во время сражения близ Бокориштие...
— Этот город правильно называется Букурешть.
— ...так вот во время этого сражения, где Басарабу помогали турки, был захвачены в плен какие-то важные слуги Басараба, а также много турецких знамён.
— А кто из слуг попал в плен? — спросила Илона, потому что не могла прочитать письмо, написанное по-латыни. Латыни она не знала, так что старшей сестре приходилось переводить прямо с листа.
— Написано, что какой-то командующий войсками и начальник канцелярии, — сказала Маргит.
— Начальник канцелярии? Точно не казначей?
— Нет, не казначей.
Незадолго до Рождества из Валахии приехал Ласло — один, без отца, но уверял, что привёз радостные вести.
Когда Илона, вернувшись в Пешт с очередного дворцового празднества, откуда постаралась улизнуть пораньше, вошла в свой дом, то увидела пасынка, который вышел её встречать к дверям.
— Ласло! — Илона всплеснула руками. — Ты один или...
— Отец остался в Валахии.
— Я всё равно очень рада, — сказала Илона и обняла пасынка. — Я не ожидала. Отец прислал тебя к Матьяшу с поручением?
— Нет, прислал к вам, матушка, — ответил Ласло, помогая мачехе снять зимний плащ, подбитый мехом. — Я привёз вам от отца подарки и письмо.
— А как дела в Валахии? — спросила Илона, отдавая плащ подошедшей служанке и проходя в столовую.
— Хорошо, матушка, — отвечал пасынок, проходя следом. — Хорошо. Отец вместе с господином Иштваном Батори и с молдавским государем выгнал Басараба и всех турок. Отца провозгласили правителем Валахии. Я уехал на следующий день после того, как все знатные люди страны...
— Бояре?
— Да. Все бояре собрались на большой совет, как у них принято, и провозгласили, кто будет новым государем. Отца в тот же день помазали на трон.
Мачеха и пасынок сели в кресла возле жарко натопленной печки.
— А денег в казне сейчас много или мало? — продолжала спрашивать Илона. — Твой отец говорил мне, что очень важно, чтобы Басараб, когда его выгонят, не увёз с собой казну.
— Денег в казне маловато, — признался Ласло, — но отец обязательно что-нибудь придумает. Он уже набирает своё войско из верных ему людей. Пока под его началом лишь несколько тысяч, но это пока.
Илона опустила голову и глубоко задумалась.
— Матушка, но что же вы грустите? — не понимал Ласло. — Разве вы не хотите прочитать письмо, которые прислал вам отец? А подарки не хотите увидеть? Я думаю, он нарочно подгадал к Рождеству. Потому я и старался ехать побыстрее, чтобы быть в Пеште до праздника.
«Это будет уже второе Рождество, которое я встречаю без Влада», — сказала себе Илона, а вслух произнесла:
— Да, конечно, покажи мне письмо. И подарки.
В письме муж в полушутливой манере извинялся за то, что ничего не подарил своей супруге ни на свадьбу, ни по случаю рождения сына, а после извинений сказал, что теперь «исправляется». Вот почему Илона получила большую деревянную шкатулку, отделанную серебром, а внутри оказалось множество дорогих, но немного необычных женских украшений.
Например, там было длинное-длинное жемчужное ожерелье, которое, наверное, положено было носить, сворачивая в несколько раз. А ещё там было другое ожерелье, где на толстой цепочке, как листья на веточке, висели три золотых диска, украшенные чеканкой, а внизу каждого диска болталось по несколько подвесок. Если бы в узоре чеканки ясно не проглядывал крест, Илона подумала бы, что это турецкое украшение.