— Он обезумел!
— Надо пойти за стражей!
Клод упал на колени. Он кричал, звал, умолял. Но никто не осмеливался приблизиться к нему.
В эту минуту какой-то человек — одетый в черное дворянин — прошел мимо размеренным и быстрым шагом, не замечая происходящего, и вошел в соседний дом, трактир «Железный пресс». Этот человек не видел Клода, а Клод не видел его…
Долго еще несчастный бился, стучал, колотил; долго боролся с железной дверью. В конце концов он понял всю тщетность своих попыток и удалился, глотая слезы.
Клод вернулся в свой дом и принялся бродить по комнатам. Госпожа Жильберта исчезла; все двери были распахнуты; в комнате, где спала Виолетта, он обнаружил следы борьбы: перевернутые стулья, сорванные шторы. Машинально Клод стал наводить порядок.
Он произносил бессвязные слова, судорожно сжимая в руках какие-то предметы, которых могла касаться Виолетта… Иногда он подходил к двери, которую оставил открытой, и выглядывал наружу, потом быстро возвращался в свою спальню… Он больше не плакал. Наконец он бросился в кресло, закрыл глаза и попытался сосредоточиться.
— Вот что, — прошептал он со странной улыбкой, — вот что, я должен умереть!.. Как я раньше не додумался до этого?..
Он поспешно поднялся и направился в комнату, куда давно уже не входил. Комната эта пропахла плесенью. Клод распахнул окно и откинул ставни. Яркое полуденное солнце осветило топоры, покрытые ржавчиной, дубины, деревянные молотки, ножи. Все это было аккуратно развешено по стенам… Здесь он хранил зловещие атрибуты своего прежнего ремесла!
В углу лежали мешки с веревками. Клод схватил одну, с петлей на конце, и бегом вернулся к себе.
Он испытал веревку на прочность; руки его при этом не дрожали, словно все приемы его ремесла вдруг вспомнились ему; он очень старательно смазал веревку жиром, потом почти под потолком вбил в стену большой гвоздь и укрепил на нем веревку… Стоя на табурете, он в последний раз обвел взглядом комнату, вздохнул, что-то прошептал (наверняка это было имя Виолетты) и надел петлю на шею. Потом ударом ноги Клод отшвырнул табурет и… провалился в пустоту.
В это мгновение какой-то человек появился на пороге комнаты. Он увидел, как повисло тело Клода, и стремительно перерезал кинжалом веревку… Клод безжизненно сполз по стене… Человек развязал узел на его шее и принялся растирать ее. Через несколько минут Клод открыл глаза… Спасший его мужчина был дворянин в черном, который тремя часами раньше, когда Клод пытался высадить дверь дома Фаусты, вошел в «Железный пресс». И этот черный дворянин был отец Виолетты кардинал принц Фарнезе.
Клод, придя в себя, узнал кардинала. Кровь бросилась ему в голову, и крик сорвался с его губ. Он поднялся, грубо оттолкнул Фарнезе и с диким хохотом бросился вон из комнаты. Через несколько мгновений он вновь появился на пороге с тяжелым топором в руках. Кардинал не пошевелился. Он застыл на том же месте, где его оставил Клод… В такие минуты глаз очень ярко и отчетливо отмечает все детали: Клод заметил то, чего не видел раньше… Утром в соборе волосы и борода кардинала были почти черными… Теперь они стали белыми… Кардинал Фарнезе за несколько часов постарел на двадцать лет!
Клод не придал этому никакого значения. Он двинулся на Фарнезе со словами:
— Спасибо, святой отец! Я тебя забыл, и ты пришел мне напомнить о себе перед смертью!
— Я пришел напомнить тебе, что ты должен еще многое сделать, — сказал Фарнезе странно спокойным голосом.
Поднятый топор замер в воздухе…
— Что еще я должен делать? — прохрипел Клод. — Говори! Страдать? Плакать? Убить тебя перед смертью?
— Убей меня, если хочешь, но я пришел сказать тебе, что наш долг — отомстить за дитя…
— Отомстить за нее? — пролепетал Клод, вздрогнув. — Кому?
— Женщине, — сказал Фарнезе все так же спокойно, — воспользовавшейся твоим отсутствием, которое было подстроено самим дьяволом, женщине, у ног которой я пресмыкался, женщине, которая нуждалась во мне для убийства ребенка… женщине, которую я называл «Ваше Святейшество», а ты — «государыня», убийце моей дочери… Палач, неужто ты хочешь, чтобы эта женщина жила?
Клод отбросил топор, взял руку Фарнезе и крепко ее сжал.
— Палач, — продолжал Фарнезе, — я пришел сказать тебе следующее: хочешь ли ты помочь мне настичь эту женщину? Она могущественна. Ее власть не имеет границ. Она может уничтожить нас. Скажи, любил ли ты дитя так, чтобы согласиться стать моим помощником? Моим помощником на один год… И не просто помощником, а — рабом? Потому что только я один знаю тайные тропы, которые приведут нас к ней… И когда мы ее настигнем, ты вновь станешь палачом и я скажу тебе: «Теперь ты можешь меня убить!» Ты согласен?
Клод, дрожа всем телом, слушал Фарнезе. Мрачная радость горела в его глазах. Он ответил, коротко усмехнувшись:
— Милостивый государь, с этой минуты я принадлежу вам телом и душой, как будете принадлежать мне вы, когда дело будет сделано! Сначала — она! Потом — вы!..
— Хорошо, — холодно сказал Фарнезе. — Вот моя рука.
Клод мгновение колебался. Потом закрыл глаза, замутненные ненавистью к этому человеку, и его рука легла в руку кардинала… Затем кардинал посмотрел на письменный стол.
С леденящим душу спокойствием Фарнезе заявил:
— В таком случае подпишем бумаги, скрепляющие наш союз.
И начал писать:
«14 мая года 1588. Я, принц Фарнезе, кардинал, епископ Моденский, объявляю и подтверждаю: через один год, день в день или ранее указанного срока, если женщина, называемая Фаустой, умрет, я обещаю предстать перед мэтром Клодом, палачом, днем или ночью, когда он пожелает, в час, который ему подойдет; обязуюсь повиноваться ему, что бы он мне ни приказал. Я даю ему разрешение убить меня или прогнать, что и удостоверяю своей подписью: Жан, принц Фарнезе, епископ и кардинал милостью Божьей».
Фарнезе поднялся, протянул бумагу Клоду. Тот, внимательно изучив документ, кивнул и положил его в карман.
— Твой черед! — сказал кардинал.
Клод сел за стол, взял лист и своим корявым почерком написал:
«14 мая года 1588. Я, мэтр Клод, палач Ситэ, присяжный палач Парижа и палач душой, объявляю и подтверждаю: чтобы настичь женщину, именуемую Фаустой, обещаю в течение года, начиная с сегодняшнего дня, слепо повиноваться монсеньору принцу и кардиналу Фарнезе; не отказываться от выполнения приказов, которые он мне даст, и следовать его указаниям, не имея другого желания, кроме как быть его покорнейшим рабом. И пусть я буду навеки проклят, если хотя бы один раз в течение этого года я откажусь повиноваться. В чем и подписываюсь…»
В этот момент с разбитого лба Клода, который все еще кровоточил, упала на бумагу большая капля крови. Клод было вскочил, но потом вновь наклонился над столом. Пальцем он нарисовал кровавый крест и проговорил:
— Вот моя подпись!
— Я принимаю ее! — произнес Фарнезе.
Кардинал взял бумагу, перечитал ее, сложил и спрятал. Мгновение двое мужчин стояли лицом к лицу, бледные, мрачные, и смотрели друг на друга. Потом кардинал молча направился к двери, а палач, опершись кулаком о стол, пристально смотрел ему вслед и глухо шептал:
— Сначала государыня, а потом — вы, милостивый государь!
Глава 12ФАУСТА
Мы вновь приглашаем нашего читателя в таинственный дворец принцессы Фаусты. Читатель, конечно, помнит, что вечером того дня, когда Виолетта была схвачена в доме Клода, то есть через несколько часов после заключения договора между Фарнезе и бывшим палачом, туда вошел Пардальян.
Снаружи, в темноте, Моревер вместе с Пикуиком и Кроассом поджидал шевалье. Что же до Пипо, то не особенно тревожась за судьбу хозяина, ленивый пес полаял немного для очистки совести и направился к «Ворожее».
Из персонажей, которых читатель видел мельком на оргии, нас интересуют семеро: трое мужчин и четыре женщины.
Герцог де Гиз. Мы оставили его бесчувственным в кабаке, где он упал, преследуя Екатерину Клевскую, герцогиню де Гиз…
Монах Жак Клеман… тот самый, который в Соборе Парижской Богоматери вернул к жизни кардинала Фарнезе. Мы видели, как он бежал — и мы снова встретим его.
Граф де Луань, любовник герцогини. Умирающим он был перенесен в дом Руджьери.
Мария Лотарингская, герцогиня де Монпансье, сестра Гиза. Через потайную дверь она проникла в дом Фаусты.
Клодина де Бовилье (кто такая Клодина де Бовилье, читатель вскоре узнает). Она проделала тот же путь, что и герцогиня де Монпансье, то есть из кабачка Руссотты попала в дом Фаусты.
Маргарита, королева Наваррская, которую также называют «королевой Марго», выбежала на улицу и исчезла.
Наконец, герцогиня де Гиз. Она упала на руки Пардальяна, который постучал в железную дверь и только что вошел в вестибюль, день и ночь охраняемый двумя стражами.
Фауста поговорила с Руджьери и вернулась к себе, уверенная, что граф де Луань умрет. Почему она была так заинтересована в смерти одного из самых верных слуг Генриха III, станет ясно в ходе дальнейшего повествования.
Она прошла в свой элегантный будуар, где до этого принимала Генриха де Гиза. Ее любимые служанки Мирти и Леа находились здесь же, беспокойно ловя каждый взгляд, каждую улыбку своей покровительницы. Но чело странной принцессы было омрачено; прекрасные черные брови хмурились, грудь вздымалась… Служанки трепетали.
— Несчастный трус! — цедила она сквозь зубы. — Человек, который заставляет дрожать Францию, который носит имя Гиз, видит свою жену на коленях у своего смертельного врага… и теряет сознание! Ни смелости, ни решительности. Разве этого я ждала от него?
Она глубоко задумалась.
— Да, — прошептала она, — вот каков будущий король Франции! Впрочем, может быть, это и к лучшему. Но Екатерина Клевская… как заманить ее в сети, которые я расставила?..
Она вышла, бросив служанкам несколько слов на чужом языке.
Дворец был разделен на три части. Справа располагались пышные официальные комнаты, окружавшие тронный зал. Слева были жилые покои, уютные и элегантные. В глубине находились помещения для гвардейцев и офицеров охраны, за ними — комната смерти… Это был не просто дворец… Это был целый город… Некое подобие Ватикана… Рим в сердце Парижа…