Смирнов вышел от Лики с неспокойным сердцем…
ГЛАВА 9
Еще два человека не могли найти покоя в эту холодную мартовскую ночь – Ростовцев и Альбина.
Они расстались в напряжении и недовольстве друг другом. Вопреки ожиданиям, Альберт не пригласил госпожу Эрман к себе, как это обычно бывало в подобных ситуациях. Задержавшись в ресторане, на концерте или в клубе, они ехали к нему и продолжали проводить время вдвоем – в постели. На сей раз Ростовцев назвал шоферу адрес Альбины, и она поняла, что они поедут спать каждый к себе домой. От обиды закипели в глазах злые слезы, на ее счастье, в салоне машины царил полумрак, а подвыпивший «жених» не приглядывался к ее состоянию.
На первый взгляд Альбина вела открытый образ жизни – везде и всюду ее знали, о ней говорили, она имела множество приятелей, приятельниц и знакомых, тогда как на самом деле за этой мнимой общительностью стояли одиночество и нежелание никого подпускать слишком близко. Светски-вольное поведение Альбины скрывало пустоту ее частной жизни. Да, она посещала вечеринки, фуршеты, презентации, премьеры и прочие подобные мероприятия, но исключительно потому, что того требовал бизнес. Ей до тошноты наскучили и опротивели одни и те же лица, слова, шаблонные манеры, дежурные комплименты, непременная натянутая улыбка, вид преуспевающей, сияющей красотой и довольством деловой женщины. Она воспринимала эти «тусовки» как часть своей работы и мечтала обрести то общество, те развлечения и того мужчину, которые давали бы ей истинное удовлетворение и питали бы ее интерес. Увы! Она вынуждена была признать, что реализовать свои желания будет трудно. Мужчина – Альберт Ростовцев – наконец, нашелся… все шло как по маслу и вдруг наткнулось на невидимую, но жесткую преграду. Без всякой причины усилия госпожи Эрман, до сей поры приносившие ей победу за победой, начали разбиваться о непонятное упрямство или нерешительность Ростовцева, как морские волны об утес. Ни с того, ни с сего он перестал двигаться в ее фарватере, хоть тресни! Вроде бы все было по-прежнему: они оставались любовниками, продолжали встречаться, появляться вместе на людях, Альбина получала дорогие подарки, цветы… но какая-то тяжесть разлилась в воздухе, какая-то невидимая трещинка в чувствах мужчины подспудно делала свою черную работу, без всякого смысла и цели разрушая с таким старанием создаваемую Альбиной модель будущего.
Взять, к примеру, ужин в «Триаде». Ну, что может быть общего у столичного бизнесмена и неотесанной девицы из таежного поселка? Впрочем, не такая уж она неуклюжая простофиля, эта Лика Ермолаева! Увидела красивого мужика, небось не растерялась: давай глазки строить и корчить китайскую принцессу! Унюхала, что к чему! А он и рад стараться, философию разводить… инь и ян, Великое Единое! Тьфу! Неужели, эта зачуханная курица могла заинтересовать его? Нет… исключено. Ростовцева наверняка взбесил ее непрезентабельный вид и старомодное кокетство, а любезничал он с «лесной отшельницей» назло Альбине.
«Черт меня дернул пригласить ее в ресторан! – запоздало корила себя Эрман. – Но Альберт! Он просто чудовище! Как он мог преподнести первой встречной такое же украшение, как и мне?! Галантность хороша до определенного предела, за которым она превращается в глупость».
Альбина вспоминала подробности совместного ужина и едва сдерживала негодование. Высказать все Ростовцеву ей мешал страх – кабы хуже не было! Но лишить себя удовольствия съязвить по поводу Лики она не могла.
Когда «мерседес» замер у ее подъезда, а Ростовцев помог ей выйти из машины, Альбина сказала:
– Извини, Альберт. Не стоило мне брать с собой эту нескладную девицу! Она все испортила. Кто ж знал, что она вырядится, как чучело?
– Ты права, – коротко ответил он, блеснув глазами. – Не стоило.
Он проводил ее до квартиры, но не поцеловал ей руку, как всегда при расставании. Сердце Альбины ухнуло куда-то вниз, в бездну.
– Ладно, пока, – беспечно бросил он. – Поеду домой спать.
И начал спускаться по лестнице! Он не сказал ей, что позвонит, что будет скучать. Его словно подменили!
– Позвони мне завтра! – наступив на горло своей женской гордости, крикнула, перегнувшись через перила, госпожа Эрман.
Он не услышал, или сделал вид… Дверь парадного хлопнула, как выстрел. Альбина вздрогнула и пошатнулась. «Все летит в тартарары…» – подумала она.
Как во сне она вошла в квартиру, разделась, включила чайник. После горячей ванны и чая положение перестало казаться ей безнадежным. Пришла привычная мысль: «Куда он денется? Семейная жизнь – не трактат по философии Дао. Жена Ростовцева должна быть представительной, умной, безукоризненной во всем, что касается имиджа такого мужчины, как он. Жена – это часть его бизнеса, своеобразная марка. Игра на публику, к которой он привык, не позволит ему ошибиться в выборе».
Альбина боялась признаться себе в том, что Ростовцева – пусть на час, на минуту – чем-то привлекла Лика. Такая женщина совершенно не в его вкусе.
Немного успокоившись, госпожа Эрман прослушала сообщения на автоответчике. Этим вечером ей звонила старая знакомая по институту, которая хотела устроить в один из салонов «Камелия» свою сестру, и муж постоянной клиентки, бывший прокурор Лавринский.
– Альбина Романовна, – вежливо произнес он. – По поводу вашей просьбы навести справки… есть некоторая информация. Предлагаю встретиться. Если получится, завтра в десять утра. Жду вашего звонка.
– Уже сегодня, – вздохнула она, взглянув на часы.
Тем временем господин Ростовцев ворочался в своей постели, тщетно пытаясь уснуть. Не получалось. Из головы не шла новая знакомая… ее дом на Неглинной улице, гулкая тишина парадного, в котором, он, кажется, уже бывал; какой-то нелепый, стародавний покрой ее пальто до пят, ее волосы в тающих снежинках…
– О, черт! – выругался он, ложась на другой бок. – Черт! Столько выпить, еще не то померещится.
В детстве его пугали ночные путешествия, о которых в памяти ничего не оставалось. Мама называла его лунным мальчиком.
– Лунатика нельзя будить, – говорил отец. – Он может легко пройти по самому краю крыши или узкому мостику без перил. Но если его разбудить – упадет.
Маленький Алек не помнил ни одного своего лунного путешествия, а родители помалкивали. Со временем хождение по ночам прекратилось, но провалы в памяти продолжали вызывать тревогу. Он не говорил о них никому, чтобы не возбуждать нездорового любопытства и ненужных кривотолков. Не обращался и к врачам. Существуют области человеческого поведения, куда медицина не заглядывает. Ростовцев был убежден: отклонение от нормы еще не есть болезнь. Сами «нормы» вызывали у него сомнения. Кто их установил и по какому принципу? Если привычки, присущие большинству людей, считать «нормой», можно далеко зайти. Все относительно, – здоровье, болезнь. Существуют индивидуальные особенности. Быть не-таким-как-все – это не диагноз, а свойство личности.
Люди – не оловянные солдатики, отлитые по одному образцу! Таков был внутренний девиз Альберта Ростовцева, он не кричал о нем, не объявлял на каждом перекрестке, никогда его не отстаивал и не доказывал. Он жил по нему.
Наверное, оттого и пришлась по душе Ростовцеву культура средневекового Китая, что она всегда ценила внутреннее выше, чем внешнее.
Незаметно мысли его потекли спокойнее, выровнялись, упорядочились, замедлились и уступили место сну. Во сне человек не думает, он видит картинки иной реальности, похожей на повседневную жизнь или далекой от нее.
Давно в сны Альберта не приходил его странный враг – «канатоходец». Так он окрестил человека, идущего по канату над бездной. Удивительно, но «канатоходец» начал являться ему лет с пяти: вполне уже взрослый – такой, каким Альберт увидел его впоследствии. Ужаснее всего, что «канатоходец» не просто балансировал над бездной, а заманивал туда Ростовцева. Он пятился назад, осторожно ступая по канату, ставя ноги чуть наискось, и протягивал обе руки вперед, делал радушный приглашающий жест: иди, мол, сюда, ко мне, не бойся! Канат словно висел в пустоте; вверху, в дымном ореоле, застыла на черном небе луна, зазывая лунного мальчика; внизу клубилась бездонность… над которой двигался «канатоходец». И вот уже они вдвоем, лицом к лицу стояли на этом призрачном мостике, на губах «канатоходца», еще играла скептическая улыбка, а в глазах нарастал ужас… Лунный мальчик делал шаг вперед, и «канатоходец» покачнувшись, терял равновесие и медленно, плавно клонясь назад и в сторону взмахивал руками, пытаясь удержаться. Его пальцы судорожно хватали воздух… тщетно! Ступни срывались с каната, и «канатоходец» летел вниз, стремительно уменьшаясь…
– А-а-а-аааа-а! – повторяло эхо его предсмертный крик. – А-а-а-аааа-а! – многократно отражались, рассыпались вокруг тягучие, полные отчаяния звуки.
Ростовцев проснулся – раз за разом он просыпался в один и тот же момент, – открыл глаза и с облегчением вздохнул. Ф-ффу-у-у! Это всего лишь сон.
За желтыми шелковыми шторами светлел квадрат окна. Неужели наступает рассвет? Альберт Юрьевич перевел взгляд на китайские эротические гравюры… в серо-желтых красках раннего утра выделялись на стене только рамки: окна в другую, забытую жизнь, которая никогда не повторится.
«По законам кругового движения можно вернуться в ту же самую точку, – подумал Ростовцев. – Хотел бы я этого?» Однозначного ответа он дать не мог.
Подчиняясь непонятному импульсу, он набрал номер своего начальника охраны.
– Георгий, – устало произнес он. – Найди-ка мне телефон по адресу…
И Альберт назвал улицу, дом и квартиру Лики Ермолаевой, – как ни пьян он был, провожая ее, все запомнил в точности. Отчего же иногда он будто выпадает из жизненных обстоятельств, времени и пространства, вдруг начиная осознавать себя где-нибудь на совещании или за накрытым столом, стараясь не подать виду, что не возьмет в толк, как он тут очутился, о чем говорят и по какому поводу застолье? Словно он выключился в одном месте, а включился в другом. Но окружающие люди не выказывали удивления, не задавали ему вопросов. Значит, не замечали? Или эти «выключения» были столь краткими, что их не успевали отследить, или… господин Ростовцев продолжал, фактически сознательно не присутствуя, все же выполнять положенные действия и вести себя подобно заведенному механизму.