— Знаете, я ведь послушалась вашего совета, мой рыцарь, и подружилась с моим драконом. Если смотреть изнутри она ни такая и страшная. И она всё время, в любую минуту думает лишь о том, как защитить меня — Я говорила тихо, ежеминутно вытирая слёзы. Оно само так получалось. Но ведь не это главное. — И знаете, она научила меня одной вещи. Счастье других это конечно важно, но оно не должно отнимать наше собственное счастье. Кто защитит наше собственное счастье, если вся наша жизнь будет «как должно»? Да и никто не знает по-настоящему наверняка какой путь ведёт к счастью. Какой из них истинный. Менестрель сказывает одну историю, монахи другую… Это наверное слишком себялюбиво для леди… Но я ведь не отнимаю чужого счастья, просто и своё не отдам. Слышите, не отдам! Вас! Может я, конечно, не достаточно смиренна для леди, но мы с моим зверем мыслим… ну она так мыслит, но я тоже с ней согласна! Нам думается, что не защитить своё собственное счастье это предательство! Самое подлое в жизни предательство. Ведь предаёшь ты при этом самого что ни на есть близкого и родного человека — себя. Так что если придётся, мы с моим зверем расколупаем эту вашу башню, и всю эту обитель до последнего кирпичика… аккуратно. И украдём вас отсюда. Уверенна, в этом мире полно мест, где требуется благородный рыцарь, тысячи страдальцев ждут, когда вы их спасёте, а вы тут прохлаждаетесь!
Слёзы уже текли безостановочно. Застилая глаза и съедая фразы.
— Леди, конечно, не следует так говорить, но я люблю вас. В нашем мире гнусных мыслей и деяний, где каждый норовит втоптать ближнего и урвать себе его блага, вы словно единственный лучик света. Самый настоящий. Самый надёжный. Самый правильный. И самый мудрый.
Ладонь в моих руках была уже абсолютно здоровой и даже не синюшной. Возможно бледной, но человеческим глазом такого в полутьме не увидишь
— Я не знаю, чем бессердечный брат Урдас угрожал вам. Хотя абсолютно уверенна, что он нашёл самое болезненное, самое чувствительное ваше место. Скорее всего благородство. Вы очень благородны. Наверное, многие спешат этим воспользоваться. Но вы ведь и очень умны. Обмануть вас, поймать в сети заблуждений деяние не простое само по себе. Вы видите дальше многих, слышите больше, слагаете во едино увиденное с услышанным и узнаёте то, что для всех прочих тайна. Просыпайтесь мой рыцарь. Я могу сжечь всех этих людей, безжалостно играющих судьбами прочих, но вряд ли такой грубый ход сделает нашу жизнь светлее. Потому просыпайтесь и найдите нам иной выход.
Напротив меня тяжело перешагнула драконья лапа. Мой монстр. Она опять появилась. Пока мои глаза заняты слезами она следила за монахами и за фениксом в нетерпеливом ожидании прохаживающимся туда сюда по темнице.
— Вы же не станете никого слушать?! Не останетесь добровольно в этом аду? В собственном личном аду? Герцог Матчас говорит, что на западе в приграничье дела совсем плохи. Там во времена слабости барьера проникло много нелюдья и сил бороться с ними уже почти нет. Он даже готов жениться на любой леди лишь бы дядя признал его взрослым и позволил отправиться на войну. Давайте поедем туда. Будет даже спокойней, если дракон станет убивать настоящих врагов, а не случайных глупцов. Ну, или… куда вы хотите? Просыпайтесь мой рыцарь, в мире столько страждущих кого ещё можно спасти!
Послышался шум.
— Как ты смеешь, смерд, поднимать на меня руку!
Вредный феникс тыкал мечом в старого монаха. Монах на меч смотрел презрительно, но вокруг тела мальчишки как кокон вдобавок дыбились огненные крылья. В какой-то момент он распахнул их и монах вскрикнул. Ладонь Вазгара в моих руках пошевелилась и обняла мою.
- Это ваша броня, герцог? Вы способны удерживать её во время сражения?
На голос моего рыцаря обернулись все. Феникс встрепенулся и сложил свои крылья в ничто.
— Это часть моего благословения!
Но тут же послышался тихий голос безжалостного Урдаса:
— Он сможет удерживать её по желанию и более одного боя, но после совершеннолетия и если сумеет сохранить рассудок. Пока же как всё в юности непредсказуемо и кратковременно.
Герцог фыркнул и быстрым шагом приблизился к нам:
— Поднимайтесь сэр. Нам давно пора уходить. За проломом пара десятков монахов, но если вы велите ящерице их сжечь, мы на свободе.
Два десятка монахов? Два десятка может быть не плохих людей…
54. Трус или мученик
Вазгар:
Я приходил в сознание медленно, постепенно. Раньше так не было. Хотя, раньше никто не держал меня за руку и не молил проснуться:
— Я ведь не отнимаю чужого счастья, просто и своё не отдам. Слышите, не отдам! Вас!
Я ловил ей слова и бился в сомнениях. Я хотел поехать с ней, куда угодно быть рядом. Всей душой! Я был бы рад признать её своей женщиной и женой и дать всё что смогу. Но не становлюсь ли я сам при этом трусливым рыцарем Вазгаром покидающим войну своих предков? Чем я лучше? Тот мальчишка сбежал с битвы, на которой бились его деды и прадеды. Он просто хотел жить. А я… Я не хотел быть пленником? Не малодушие ли это отказываться от мучительного, но обоснованно нужного пути, который передал мне отец, пути принца Ранамира… Не трусость ли это?! Трус или мученик?
Илла продолжала говорить:
— Вы ведь и очень умны. Обмануть вас, поймать в сети заблуждений, деяние не простое само по себе. Вы видите дальше многих, слышите больше. Вы слагаете воедино увиденное с услышанным и узнаёте то, что для всех прочих тайна. Просыпайтесь мой рыцарь! Я могу сжечь всех этих людей, безжалостно играющих судьбами прочих, но вряд ли такой грубый ход сделает нашу жизнь светлее. Просыпайтесь и найдите нам иной выход
Я ощущал ладошки маленькой Иллы, её напор, её отчаянную храбрость… А собственно почему я решил, что должен выбирать только из двух? Почему я поддался этому навязанному мне обману, что дороги существует только две? Два старых интригана, каждый гнёт свою линию, но почему я не могу избрать свой собственный путь? Иной! Третий! Ни труса бегущего от погони и ни мученика в щастенках, а того, кто не покинет битвы предков, но и будет жить полной жизнью.
Под боком завозился Мудрец, как обычно окатывая меня своими мыслями: «Стая». — Какая стая, когда я в кругу врагов и интриганов? — Только глупец может думать, что твои сторонники это исключительно лучшие особи. Хорошие, честные! Твои сторонники, это те — кого ты смог привлечь на свою сторону и они хороши, пока воюют за тебя!
Привлечь? Обыграть двух старых интриганов? Хотя нет, почему обыграть? Скорее помочь им обоим победить, так чтоб это совпало с моими собственными планами…
Послышался шум. Илла дёрнулась и я сумел открыть глаза. Мальчишка феникс тыкал мечом в старика Махаора. А тот, мои глаза видели это и в темноте, уже обзавёлся парой кинжалов, видимо подобрав их у убитых. Но только мальчишку обнимал огненный кокон. Махаор обходил по кругу, держа кинжал за спиной, видимо искал, как обойти огонь. Только это пламя в какой-то момент просто дёрнулось и развернулось в пару крыльев, как ножом рассекая упрямого старика надвое. Нужно было подавать голос, пока не разразилась война:
— Это ваша броня, герцог? Вы способны удерживать её во время сражения?
Ответил мне Урдас:
— Сможет, по совершеннолетию, если сумеет сохранить здравый рассудок.
И так, вот она моя будущая стая. Какая досталась! Есть любимая и любящая меня женщина. Упрямая и вспыльчивая и за спиной её дракон. И насколько видно моим глазам полтора десятка бойцов обители уже отправились сегодня на встречу к предкам в когтях этого дракона.
Есть старик-чревоходец. Идеальный шпион. Полный знаний и великого опыта, а ещё печали, потому как нуждается в магии и продолжении рода. Но кажется на эти его печали у меня есть ключ, вот только… Скорее всего Ранамира предал именно чревоходец. И я уверен, именно Чхартш Дьямара предаст меня первым, если я не буду иметь над ним власти приструнить.
Феникс. Самая слабая фигура в наборе и потенциально самая сильная. Без магии он безумец. А с магией — предводитель огромной армии рыжих, огненных магов приграничья верящих в него как в символ своей силы. И он честен… Я могу попытаться дать ему требуемое, и скорее всего смогу доверять его слову.
Урдас. Длань ордена, который должен был служить моего роду, а превратился в пленителя и надзирателя. Умный и опытный. Чего он жаждет? Он преведен и послушен традициям и заповедям… А орден потерял власть кровопивцев, которую был поставлен охранять. Разве не задача Длани вернуть утерянное? И вернуть магию!
— Что ж господа, я благодарю вас за ожидание. Кстати, Чхартш, как вы сумели так запугать монахов ордена?
Чревоходец усмехнулся, голос его сейчас был молодой, но это не меняло самой манеры:
— Я всегда любил сказки, внимательнейший принц, а они любили меня. Большая часть тел, которые я носил, люди знавали менестрелями, мне по душе это ремесло. А когда я обнаружил, что вы ушли воевать, а молодая двуликая не справилась с ношей и теперь придётся ждать новую, я пошёл служить в орден. Я служил тут три года, переезжал из одной обители в другую и всюду читал песни о войне вечерами на утеху монахам. — Он взглянул на Урдаса смеясь — И следует указать, мой принц, я был красноречив в своих песнях, но не солгал ни единым словом. А там… Никто не верит в песни менестреля, но они пробираются в душу и зарождают страх или надежду, и человек уже не ведает откуда этот его страх явился, он живёт с ним, мыслит в его угоду, отдаёт ему в руки меч во время битвы.
— Могу ли я верить тебе, Чхартш?
Молодой голос старика снова усмехнулся:
— Смотря в чём надобна вера, замысловатейший принц.
— Я планирую связать цепь потомков основателей двумя браками, а так же клятвами верности. Ты говорил, что и один брак способен помочь, как думаешь два вернут этому миру магию?
Теперь в голосе слышалось буквальное восхищение:
— Уверен, что шансы очень велики, умнейший принц. Очень-очень велики!
— Хорошо значит если мы договоримся и я смогу верить тебе, я это сделаю и магия вернётся.