Двое опешивших лучников отступили… Рыцаря легко сбить с коня английской стрелой, коль руки у лучника сильны и глаз точен, прошить, как иглой – кожу, его доспех. Но если оставить рыцарю его меч и выйти на него с тем же оружием, быть беде. Ведь меч для рыцаря – продолжение его руки, сердца, разума бойца, самой его воинственной породы. Меч для рыцаря – его жизнь, честь и слава…
Несколько мгновений было дано Карлу Орлеанскому, чтобы оглядеться. Чудом оставшийся в седле де Буа-Бурдон отбивался от пяти, а то и шести английских рыцарей. Конь под уже немолодым, но сильным и выносливым командиром фланга, вертелся юлой. Лучники не могли помочь своим рыцарям, лошади затоптали бы их. Карл Орлеанский видел только, как длинный меч де Буа-Бурдона, воистину – молния, разил своих врагов налево и направо. В ста шагах, через битву, пролетел мимо них конный отряд англичан, выследив крупную добычу. Карл Орлеанский успел разглядеть королевский штандарт Генриха Пятого и самого короля в пурпурно-алом плаще, окруженного своими рыцарями. Такие же схватки шли повсюду – по всем четырем сторонам света. Лязг оружия, истошные крики, вырывающаяся из разорванных жил человеческая кровь…
На помощь двум вилланам спешили трое лучников с топорами и рыцарь с большим конусообразным щитом. Двое из лучников издалека метнули свое оружие: первый топор вскользь задел шлем герцога, от другого Карл Орлеанский увернуться не сумел. Топор тяжело ударил в середину кирасы, и молодому герцогу, которого качнуло назад, резко обожгло грудь. Топор так и торчал из брони Карла Орлеанского, когда на него бросились двое осмелевших лучников. Они думали, что юный вепрь, на которого они так смело пошли, смертельно ранен, но не тут было! Карл Орлеанский вырвал из кирасы топор, перехватил его за рукоять. Лучник нанес удар сбоку, но два топора в руках врагов пересеклись, а меч тут же, точно вертел, прошил виллана насквозь. Карл отступил, желая уйти от удара второго лучника, но оступился и упал на несколько лежавших за его спиной трупов. Это помогло ему – он воткнул меч точно в мошонку нападавшему виллану. Его смелость и ловкость поразили противника; к нему торопился один только рыцарь, вооруженный мечом и щитом. А вилланы уже поднимали с земли луки и шарили глазами в поисках уцелевших стрел.
Оступившийся победитель поднялся вовремя. Его доспехи были прочны и легки одновременно. Молодой герцог был одним из самых богатых людей французского королевства. Лучшие кузнецы-оружейники Орлеана по заказу города ковали их для своего сюзерена. Помимо хорошей школы боя, которую ему давали лучшие фехтовальщики королевства, включая его отца, это было тоже немалым преимуществом! Меч Карла Орлеанского был длиннее, чем меч наступавшего англичанина. Ему было легко держать на дистанции своего врага. И пока он еще не избавился от топора. Отбив очередной удар меча, он изловчился и нанес ответный – топором – в шлем противнику. Рыцаря повело. Еще один удар топором сбил того с ног. Карл Орлеанский не видел никого и ничего. Придавив врага ногой к земле, он за несколько секунд превратил забрало англичанина в железное месиво, откуда наплывала кровь. И только тогда осознал всю опасность положения – лучники успели вооружиться. Отбросив топор, молодой герцог отсек руку упавшего навзничь противника, выбросил обрубок и схватил щит. Все это он проделал как раз в то самое время, когда две английских стрелы дрожали в натянутой тетиве. Третий лучник, вооруженный топором, ждал минуты, чтобы добить противника. Обе стрелы ударили в щит, пробили его, наконечник одной из них уперся Карлу Орлеанскому в распоротую топором кирасу… На этот раз его руке не повезло. Вторая стрела прошила ее насквозь, пробив и наручи, и кольчугу под ними. Молодой герцог не сразу почувствовал эту боль. Главное, кость его руки была цела, потому что он отразил удар топора тем же щитом, и привычным колющим ударом поразил напавшего на него виллана. Перешагнул через него и двинулся на двух лучников. Первый сразу же отбросил лук и рванул назад, второй отыскал на земле стрелу и теперь натягивал тетиву.
Карл Орлеанский шел на него, опустив щит. Его грудь была открыта для выстрела. Но стрела подвела лучника – она оказалась сломанной. Виллан растерялся. Какие-то мгновения он выбирал, что ему делать, найти другую стрелу, убежать или схватить с земли оружие, топор или копье, и попытаться сразиться с рыцарем. Это и погубило его. Карл Орлеанский был уже рядом. Как хворостинка, английский лук разлетелся надвое от удара меча. А следующий удар, тяжелый, наотмашь, пришелся на шею отступающему англичанину – с тяжелым хрустом голова его отделилась от тела, перевернулась, обрызгав молодого герцога кровью, шлепнулась в грязь. Фонтан крови ударил из шеи, заливая топкую грязь под ногами герцога и лежавшие рядом трупы. Первый лучник, что дал деру, оглядываясь, улепетывал все дальше в сторону своего лагеря. Ведь у француза, как он убедился, была дьявольская сила!
Вокруг все звенело, ревело на все голоса, кипело…
Карл Орлеанский поднял голову к небу. Оно был хмурым. Нескончаемый мелкий дождь смывал кровь тысяч убитых в черную жижу раскисшего поля.
Он услышал свист стрелы и почувствовал толчок. Три намокших гусиных пера дрожали перед самым его носом. Чуть ниже правого плеча, пробив броню, торчала стрела. Еще один свист и еще один толчок. И вновь три гусиных пера. На этот раз стрела торчала из его бедра. Неожиданно подкатила боль.
Он сделал шаг и едва не лишился от боли чувств.
Карл Орлеанский не сразу увидел целившегося в него лучника. Тот стоял за трупами двух лошадей, готовясь как можно точнее выпустить стрелу. Звуки плыли в ушах молодого герцога, то становились громче, то затихали. Голоса, окружавшие его со всех сторон, полные бешенства, агонии, страха, отчаяния, безумия, пробивались к его слуху и куда-то уплывали вновь. Карл Орлеанский тупо двинулся на врага. Выпущенная стрела, едва коснувшись его плеча, ушла в сторону. Переступая через трупы, хромая, Карл шагал на противника, так старавшегося прикончить его.
Он опомнился от лошадиного ржания за спиной. Оглянулся. Несколько всадников, французов, теснили англичан, хотя тех было больше. Французские рыцари уже не верили, что их армия победит, что сами они живыми и здоровыми возвратятся в лагерь. Круша мечами и боевыми молотами черепа противников, они знали, что сегодня, уже скоро, погибнут на этом поле. И эта уверенность давала им непобедимую силу. Увидев эту картину, молодой герцог нашел в себе силы улыбнуться. Он был одним из этих героев. Ему тоже оставалось жить считанные минуты. Он взглянул на кончик стрелы, целившейся в него, и вдруг увидел, что она ползет вверх и в сторону. Лучник нашел себе более достойную мишень – одного из конных рыцарей-французов, что сейчас старались забрать с собой как можно больше англичан.
– Сюда, – наполняясь гневом, хрипло прошептал он в сторону лучника, – сюда!..
Но тот не слышал его: виллан старался не промахнуться – сразить одного из отчаянно бившихся французов, не попасть в своего. Карла Орлеанского покачивало. Да как смеет этот крестьянин пренебрегать им – принцем королевской крови? Как смеет он мешать битве рыцарей? Их героизму? Их презрению к смерти?..
Карл Орлеанский хотел было переложить меч в левую руку, но та не слушалась его; тогда он зло воткнул меч перед собой – лезвие вошло в тело убитого англичанина, и оперся о рукоять. Ему нужно было передохнуть. Он делал все медленно, тяжело, точно в полусне. А за его спиной сцепившиеся англичане и французы, закованные в доспехи, всей громадой двигались в его сторону. Что было силы мучая лошадей, заставляя увертываться от оружия противника, они двумя противоборствующими волнами накатывали друг на друга, отступали, теряя товарищей, и вновь, тут же затаптывая убитых и раненых, бросались в атаку. Молодой герцог взглянул на лучника – в этот самый момент англичанин и сам уставился на него. Но лучника и разрезавшие пространство за ним конные отряды, бьющихся пеших уже проглатывала бездна. В глазах герцога темнело. Он крепче ухватился за меч, но все же нашел в себе силы выдернуть его из мертвой плоти. Что было дальше, он так и не узнал. Над ним истошно заржала лошадь, а затем что-то тяжелое и громоздкое накрыло его, уже теряющего сознание, с головой…
Генрих Пятый скакал вдоль рядов дерущихся англичан и французов. Англичане брали верх, но их расторопность снижала алчность. В общей свалке опрокинув очередного рыцаря в богатом доспехе крюком или скрутив раненого рыцаря, подбитого стрелой, зажатого собственной лошадью, тоже раненной или убитой, они волокли его за палисад. Такой рыцарь уже превращался в товар. Иногда тащили и тяжело раненных, истекавших кровью, обезображенных, уже не жильцов, вместо того чтобы добить их тут же и дальше броситься в бой. Некоторые, самые жадные, сами становились жертвами – их сминали и закалывали разрозненные и малочисленные отряды французов, редевшие с каждой минутой, но ожесточенно отбивавшиеся от наседавших англичан.
Тысячи людей копошились на поле – вдоль английского палисада, местами разломанного, где-то уцелевшего, в грудах оружия и море стрел, в грязи и крови, под мелким дождем, идущим на убыль. Взлетали топоры и мечи, луки были втоптаны в разбухшую от дождя землю. А по полю, в их сторону, уже двигалась вторая волна французского войска. Но лучники не видели ее, они были заняты своим товаром, доставшимся им так легко в этот осенний день!
Бросив свиту, Генрих пришпорил коня и помчался вдоль рядов ополоумевших от легкой добычи лучников, копейщиков и спешенных рыцарей, не видевших приближавшейся опасности. Точно пламя, бился за его спиной пурпурно-алый плащ.
– Французы наступают! – ревел английский король. – Не щадите рыцарей! Не думайте о выкупах! Дробите им черепа! Убивайте под ними лошадей и не давайте подняться! Режьте их как свиней! Всех до единого! Французы уже близко! Беритесь за луки, черт вас раздери!
Король промчался мимо рыжебородого Джека, едва не сбив того с ног. Но лучник услышал обрывки последних фраз и теперь, оставив своего пленника лежать в грязи, тянул голову вверх, пытаясь разглядеть за спинами своих же ратников, за мечущимися лошадьми французов, за мельканием алебард, мечей и копий движение на поле. А темная полоса пеших французов и впрямь приближалась. Солдаты противника, взбивая грязь, уже перешли на бег. Они торопились что было силы: на глазах второй линии войска вырезали первую, а также лучших рыцарей Франции, раненых, сбитых с лошадей, покалеченных во время неудачного наступления.