– Я должна спасти Францию, – просто ответила Жанна. – Скоро я уйду от вас – ждать осталось недолго.
Жак д’Арк покачал головой, точно хотел сказать: «О чем ты говоришь, и в такие минуты?!» Мать плакала.
– Вы никогда не понимали меня, – с глубокой грустью сказала Жанна. – Мне больно от этого. Очень больно. Но все уже решено.
В королевском дворце Буржа разгорался пир. Один из тех бесконечных пиров, который давался молодым королем Карлом Валуа Седьмым в честь его прекрасной супруги, самого себя, друзей-рыцарей, да просто нового дня! Нынче – зимнего дня! Где-то за Луарой шли полусонные по-зимнему бои – то англичане теснили французов, то наоборот, а тут столы ломились от яств, рекой лилось южное французское вино – из бочек и кувшинов, музыканты играли на арфах, лютнях и виолах, жонглеры и акробаты показывали фокусы и смешили аристократов, стаями носились в погоне за жирным куском псы. Здесь было весело. Горели сотни факелов, освещая залу. Тут не знали беды. Не желали думать о ее возможном приближении. В Бурже наслаждались жизнью. Земной рай на рыцарский манер.
– Каждый день веселье, – недобро бросила Иоланда, кутаясь в меховой плащ, наброшенный на подбитое горностаем сюрко.
– Они молоды, ваше величество, – скромно заметил францисканец Ришар, исповедник королевы.
– Нет, святой отец, все только для того, чтобы забыться – закрыть глаза на опасность, которая надвигается с каждым днем. Ах, Карл… Ла Тремуй точно сонного зелья подливает ему в кубок!
Они стояли на балконе, в темноте. Под ними простиралась гостевая зала Буржского дворца. Внизу все кипело: пировал весь двор – бравые капитаны, боевой пыл которых охлаждала зима, и прекрасные дамы, предпочитавшие это время года, потому что именно зимой вся энергия мужчин уходила на любовные приключения. Сейчас Иоланда смотрела из темноты сверху вниз на юную дочь и молодого короля, щечки которого уже пылали от вина и сливой висел нос над пухлыми губками, недовольно поджатыми даже тогда, когда Карл Валуа был счастлив. Впрочем, был ли он счастлив когда-нибудь, всегда чувствуя опасность, оставалось для всех тайной.
– Когда я отдавала свою дочь за этого юнца, я не думала, что попаду в медвежий капкан, – сказала Иоланда Арагонская своему собеседнику, монаху-францисканцу. – Правда, я никогда не могла предположить, что Марии грозит стать королевой Франции. – Она усмехнулась. – Буржской королевой! А мне – бороться за ее корону и тратить на эту борьбу всё новые средства. То, что мать Карла Валуа – шлюха, было известно всем. В конце концов, мне безразлично, чья кровь течет в моем скромном зяте – Карла Шестого, герцога Орлеанского или другого аристократа. Мне бы даже не хотелось, чтобы его отцом был несчастный Карл. Как известно, отравленная кровь передается по наследству. – В глазах королевы четырех королевств промелькнул стальной блеск. – Меня в этом вопросе занимает только одно – власть! Мне не дает покоя главный вопрос: в чьих руках окажется корона Франции!
Иоланда посмотрела вниз – при виде дочери выражение ее лица смягчилось. Юная и веселая Мария, ее беззаботность вызывали улыбку на губах матери. Трубадур закончил пение баллады, низко поклонился аристократам. Вот руки Марии, всплеснув широкими рукавами с узкими манжетами, поднялись, и юная королева, захлопав в ладоши, закричала:
– Еще! Пой еще!
Пирующие поддержали свою королеву оглушительными рукоплесканиями. Громче всех аплодировал захмелевший Орлеанский Бастард, уже прозванный при дворе «красавчиком», ему вторили другие молодые люди. Ла Тремуй хлопал в ладоши умеренно – пора подлизываться к молодой королеве для него прошла. Он давно понял, что Мария не имеет большого влияния на своего мужа, а орудием своей матери юной красавице уже не быть. Он сделал все, чтобы любой совет Иоланды Арагонской вызывал в зяте раздражение. Юноша с виолой в руках, в красном кафтане и берете, заломленном набок, решал, какую балладу исполнить ему на этот раз, чтобы угодить прекрасной королеве Марии. Его длинные пальцы замерли над струнами, вот они коснулись их, и музыка, рожденная прекрасным инструментом, звуча глубоко и сладко, вновь полилась по притихшей зале.
– Мой зять точно кораблик, что забыл о парусах и веслах и отдался течению волн! – продолжала Иоланда Арагонская, не оборачиваясь на францисканца. – Он даже не представляет себе, как зыбко его положение. Посмотрите на этих аристократов, которых Карл именует друзьями, а они называют его своим королем. Они окружили его тесным кольцом только потому, что смертельно ненавидят англичан. И хоть с чертом пойти готовы, только бы обратить меч против сына Екатерина Валуа, за которым гранитной скалой стоит всемогущий Бедфорд! Но все до поры до времени…
– Что вы хотите этим сказать, ваше величество?
Иоланда Арагонская усмехнулась:
– Знаете, святой отец, что будет, если Карл Орлеанский вырвется из английского плена и провозгласит себя королем Франции? Все эти доблестные рыцари, которых вы видите внизу, – и Бастард, и де Буссак, и граф Клермонский, и даже Ксентрай и Ла Ир, – все они встанут на сторону первого из сыновей Людовика Орлеанского. Все до одного! Потому что у орлеанов больше прав на престол Франции. Их рожала добродетельная Валентина, а не распущенная Изабелла! В них никто не может усомниться. А от моего зятя отказались родители перед всем миром! Вот о чем я хочу сказать, святой отец. Нам нужно торопиться. Карл должен упрочить свое положение до того, как один из орлеанских принцев ступит на землю Франции. А также раньше, чем Бедфорд окончательно перекроит захваченные земли на английский манер и решит перейти Луару. Ах, если бы моего несчастного зятя миропомазать и короновать в Реймсе!
– Но как это сделать, если англичане то и дело теснят французов на поле брани?
Иоланда задумалась, точно немедленно решила ответить на этот вопрос. Она смотрела вниз, но пиршество, его круговорот из кавалеров при мечах и кинжалах, прекрасных дам в роскошных меховых сюрко, жареных свиней и уток на серебряных подносах, рек вина, прыгающих акробатов и жонглеров, рыщущих псов и музыкантов, услаждающих слух аристократов веселыми и грустными песнями, – все смешалось и превратилось для нее в один мелькающий калейдоскоп, гул.
Отец Ришар не отваживался нарушить молчание великой женщины и королевы в одном лице. Его взгляд, до того блуждающий, остановился на тяжелом деревянном распятье, резном, инкрустированном серебром и золотом, в нише на стене.
– Что говорит вам Господь, святой отец? – глухим голосом спросила Иоланда.
– Простите, ваше величество? – не понял он.
– Вы же смотрите на распятие…
– Как вы догадались? – смутился он.
Королева Иоланда! Точно она видела, знала и слышала ровным счетом все.
– Так что говорит вам Господь, почтенный отец Ришар? – повторила она свой вопрос. – Уверена, вы спрашивали у него, отчего Франции так не везет? В чем ее вина?
Мудрый отец Ришар не растерялся – на то он и был авторитетным членом своего ордена.
– Короли Франции много грешили, ваше величество, – смиренно заметил францисканец. – Блуд – главный бич Валуа, не говоря уже о тяге к магии. А это – грех великий. Любая магия – измена Вседержителю. Так просто подобные слабости, назовем их слабостями, пройти не могут. Теперь все королевство платит за своих королей.
– Женщины не раз губили эту землю, – все так же задумчиво промолвила Иоланда Арагонская. – С Алиенор все началось, Изабеллой закончилось. Традиция! – зло усмехнулась она. Иоланда неожиданно замолчала. Затем, точно сделав открытие, сказала: – Хорошо бы женщине и принести мир во Францию…
Францисканец задержал вопросительный взгляд на своей патронессе.
– Вы говорите о себе, ваше величество? – учтиво спросил он.
– Были бы у меня силы вдохновить все королевство одним порывом, святой отец, за мной дело бы не стало, можете мне поверить. Но здесь нужная другая фигура, – она усмехнулась, – я не настолько добродетельна и чиста.
– Никто не смеет сомневаться в вашей добродетельности!
– Знаю, – оборвала его Иоланда. – Но я простая смертная. Хотя, видит Бог, каждый день я молюсь, чтобы Дева Мария помогла нам.
Священник оживленно закивал:
– Я слышал разговор сержантов и солдат, они толковали, что только дева, чистая, как Дева Мария, и способна спасти эту заблудшую во грехе страну. Только она и способна остановить кровопролитие на земле многострадальной Франции.
– Девственница?
– Да, ваше величество, дева. Девственница.
Глаза королевы вспыхнули, неожиданный огонь дрожал в них. Улыбка затеплилась на ее губах. Она взглянула на священника:
– Своей благодатью?
– Да, ваше величество.
– Силой своей любви к этой земле?
– Именно так.
– Одна женщина погубила Францию, другая спасет ее. Почему бы и нет, верно? Это ли будет не чудо?
Священник смотрел на королеву и ждал. Огонь, вспыхнувший в ее глазах, не угасал. Наоборот – разгорался.
– Вот он, промысел Божий, – не спуская глаз со священника, проговорила она. – Подчас великое войско может погибнуть, если ему не хватает уверенности в победе. Если оно хоть на мгновение дрогнет – усомнится, что Бог на его стороне. А если – наоборот? Если изначально оно будет знать, что Господь с ним? Что копье и меч каждого воина держит не только рука смертного, но сила и воля Всевышнего? Его правда? – Музыка как-то сразу вернулась к ней. И весь зал, наполненный светом факелов, вспыхнул другими красками, куда более отрадными. – Что скажете на это, святой отец?..
– Я внимательно слушаю вас, ваше величество…
– Разве Бернар Клервосский не вдохновил рыцарей всей Европы на крестовый поход? А позже – Фульк из Нейи?[16]
– Поход, на который вдохновил святой Бернар рыцарей Европы, провалился. Да и рыцари, вдохновленные Фульком, не дошли до Иерусалима…
– Да, потому что они перегрызлись друг с другом из-за сокровищ Востока! Но они делили чужие земли…