де Арагонской, тем самым ослабив Карла Валуа материально.
– Мы пробьемся через богатое герцогство Анжуйское и соединимся с нашими войсками в Гиени, – заключил лорд Бедфорд, в ногах которого лежали три его любимых гончих пса, – а потом дадим французам сражение на их территории, между Вьенно и Луарой, где-нибудь на полях Берри, при участии бургундцев. Если это сражение будет французами проиграно, то ими будет проиграна вся война. Орлеан сам откроет нам ворота!
– А если это сражение на полях Берри проиграно Карлом Валуа не будет? – спросил рассудительный Солсбери. – План блестящий, милорд, но у нас не пятнадцать тысяч солдат, а только пять. До того, как мы дадим Карлу Валуа битву между Вьенно и Луарой, нам придется дать кровопролитное сражение на живописных равнинах Анжу, а это может сильно ослабить наше войско. Прошлогодняя битва под Монтаржи, где мы оказались не на высоте, вдохновила французов. – Суффолк при этих словах потупил взгляд: как ему хотелось отомстить за тот позор! – Войска в Гиени не выставят более полутора тысяч нам в помощь – Гиень окружена южными городами, преданными Карлу Валуа. Да и не близко до нее, нашей Гиени! Что на уме у бургундцев – одному Богу известно. Мы можем победить под Анжером, перейти Луару, но проиграть решающее сражение, потому что, во-первых, у нас не хватит солдат, а во-вторых, на своей территории французы встанут насмерть. И потом, в каждом взятом городе придется оставлять гарнизон, а пространство, где нам предстоит поддерживать коммуникации, будет огромно.
Многие полководцы, в том числе Суффолк и Джон Талбот, энергично закивали.
– Какого же ваше мнение, граф? – спросил у Солсбери лорд Бедфорд.
– Нам не стоит разбазаривать силы и прежде времени исходить кровью. Нужно сразу, не откладывая, идти на Орлеан. Взять все города вокруг у нас хватит сил. Мы обложим Орлеан, возьмем его в кольцо, а затем на приемлемых условиях принудим город сложить оружие. Тем более, – он усмехнулся, – этот город некому защищать. Его хозяин – наш пленник, и шансов оказаться во Франции у него нет никаких. Держать в плену хозяина земли это то же самое, как захватить прежде самой крепости донжон. Орлеанцы изначально будут знать, что первая часть сражения ими уже проиграна, и потому будут сговорчивее.
Бедфорд усмехнулся образному сравнению первого из своих полководцев. Но тут же заметил:
– У орлеанцев есть молодой командир, их Бастард, сводный брат Карла Орлеанского, что одолел наших лучших людей у Монтаржи, о чем вы только что упомянули.
Граф Суффолк засопел – его раздражали подобные разговоры.
– Это была победа незрелой юности над силой и опытностью, – продолжал Солсбери, – иначе говоря – случайная победа. Наскоком. Внезапностью. Если бы войска благородного графа Суффолка, – он встретился взглядом с Вильямом де Ла Полем, – и графа Уорвика приняли бой в открытом поле, французы были бы раздавлены. У Монтаржи была не война – короткий часовой бой. Не стоит относиться к молодому и бесстрашному рыцарю, каковым безусловно является Орлеанский Бастард, как к заслуживающему внимание полководцу. – Суффолк был благодарен ему за поддержку. – Надо идти сразу на Орлеан, милорд, – поклонился он Джону Бедфорду.
– Но по законам рыцарства нельзя осаждать город человека, который находится в плену, – неожиданно высказался двадцатидевятилетний Томас Скейлз.
Все взгляды обратились к нему – молодой полководец был прав: это противоречило законам рыцарской войны.
– А французы воюют по законам рыцарства? – с неожиданным ожесточением спросил граф Суффолк. – Скажите мне, уважаемый лорд Скейлз! По законам рыцарства они напали на нас под Монтаржи и вырезали всех, даже не успевших взять в руки оружие?
Теперь лорд Скейлз потупил взгляд. Что правда, то правда. Но в этой войне обе стороны могли до бесконечности упрекать друг друга в жестокости и непорядочности. Правда, в эту минуту граф Солсбери, Томас де Монтегю, подумал о том, что Карл Орлеанский вовсе не из тех разбойников-капитанов дофина, что ведут партизанскую войну, нападая со спины, под покровом ночи. Если кого и можно было назвать образцом рыцарства их жестокой эпохи, так это именно Карла Орлеанского!
– Что ж, господа, думаю, граф Солсбери меня убедил, – вставая под взглядами трех своих псов, лежавших на полу, сказал Джон Бедфорд. – Недаром он был любимым полководцем моего покойного старшего брата Генриха Пятого, да хранит Господь его душу! – Регент кивнул. – Мы идем на Орлеан.
В июле 1428 года англичане готовили армию к походу, а их союзники решили отхватить кусок от общего пирога, именуемого Францией, но на востоке, как и предполагал Робер де Бодрикур. Братья-разбойники Антуан и Жан де Верни, возглавлявшие бургундское войско численностью в тысячу человек, осадили Вокулер и разграбили до основания Домреми и Грё. Но за неделю до этого все жители обеих деревень, взяв самое ценное, включая скот, ушли в крепость Нефшато, откуда стекались беженцы со всей округи.
Семья д’Арков поселилась в гостинице, принадлежавшей женщине по прозвищу Рыжая, – все в двух маленьких комнатах.
Находиться на постоялом дворе Рыжей для Жанны было пыткой, тем более что после похода в Вокулер к капитану де Бодрикуру Жак д’Арк не разговаривал с приемной дочерью. И потому Жанна много бродила по Нефшато.
Ох и толчея же там была! Все постоялые дворы были забиты до отказа. Горожане, солдаты, крестьяне. Крепость походила на Ноев ковчег. Коровы бродили по улицам, тщетно ища корм, свиньи валялись в редких лужах, припускали по улицам, сшибая нерасторопных беженцев, бараны сбивались в отряды и тупо преграждали путь повозкам. И все это мычало, хрюкало и блеяло на все голоса. Стаями бегали куры, смешно унося ноги от проворных солдат, так и норовивших зацепить улизнувшую себе на беду и на разорение своим хозяевам птицу. Мрачно взирали на весь этот бедлам хмурые индюки и устрашающе гоготали, образовав целые армии, отважные гуси.
Никуда не денешься – такова жизнь любого средневекового замка, чья округа подвергается угрозе полного разграбления, а жители – неминуемой смерти! А из Вокулера поступали недобрые вести. Поговаривали, что Робер де Бодрикур согласился капитулировать, и если гарнизон пока оставался в крепости, то лишь потому, что за какими-то отговорками комендант тянул время.
В один из тех дней, когда семья д’Арков пребывала в Нефшато, с Жанной приключились две истории. Одна подарила Жанне новые крылья, вдохнула десятикратно мужество и заставила ее сердце стать крепче сердца любого античного героя; другая – привела девушку на скамью подсудимых в город Туль.
По времени обе истории переплелись.
В Нефшато она познакомилась с юношей Жюльеном. Отряд всадников мчался мимо гостиницы, давя домашнюю птицу, люди разбегались в стороны. Одной из тех, кто едва не попал под копыта, была Жанна. Когда она обнаружила себя сидящей в пыли, ей протянул руку парень, им и оказался Жюльен из Туля. Его родители были состоятельными людьми. Молодые люди подружились. Все две недели, пока семья Жанны жила в Нефшато, они проводили время вместе. Жюльен оказался симпатичным малым, добрым собеседником, но на свое несчастье влюбился в девушку из Домреми. И когда он предложил ей руку и сердце, она, конечно, отказалась.
– Я принадлежу Господу Богу, – сказала Жанна.
– Ты… хочешь стать монахиней?! – испугался Жюльен.
– Нет, – честно ответила она. – Я должна спасти Францию от англичан и бургундцев.
– Как это – спасти Францию?
Она открылась ему: рассказала о голосе, взывающем к ней, о той цели, которую поставила перед собой. Жюльен облегченно рассмеялся – ну дает девчонка! Пойти к дофину! Спасительница отечества! Так в считанные минуты из друзей они стали неприятелями. Для нее это был еще один глухой и слепой человек, который не понял ее. Точь-в-точь, как отец, – нет, как человек, который называл себя ее отцом! А в юноше взыграла гордость – ему отказали, отговорились, да еще так нелепо, а он уже сказал друзьям, что нашел даму сердца. Жанна не могла рассказать ему, кто она. Изабелла де Вутон предложила мужу переговорить с юношей, но Жак д’Арк отказался: их Жаннета умнее всех, пусть и разбирается сама. А почему бы ей и впрямь не выйти замуж? Может быть, хоть так она избавится от дури, поселившейся в ее голове. Он даже согласится дать за нее хорошее приданое! Его ярость, вспыхнувшая, когда он узнал о походе Жанны в Вокулер, так и засела иглой в сердце.
А Жюльен тем временем пошел на штурм. Кто-то ему посоветовал, что с девчонкой, которая упрямится, надо быть построже. Крепко обнять, подарить ей горячий поцелуй, а то и не один. Ведь он не просто хочет поразвлечься с ней, а желает создать добрую семью, нарожать детей! Жюльен так и сделал – выбрал время и заключил свою избранницу в объятия. Не совсем умело, зато очень горячо. Жанна вырвалась, с ходу нашла обломок черенка от копья и, сбив парня с ног, приставила острый конец ему к горлу.
– Еще раз так сделаешь, поплатишься жизнью, – сказала она. – Ты понял меня?
Оторопевший юноша едва сумел задушенно произнести: «Да».
Но что хуже всего, у сцены были свидетели.
Пока Жюльен приходил в себя от обиды и никуда не выходил из дома, Жанна от прохожих услышала, что на рыночной площади три монаха-францисканца говорят о девушке, что должна спасти Францию. И, подумать только, они утверждают, что дева-спасительница родом из этих краев! Жанна со всех ног поспешила туда. Среди толчеи она и впрямь отыскала трех монахов, которые исповедовали граждан Нефшато и беженцев со всей округи. Никто не знал, что в скором времени ждет их, и каждому хотелось получить благословение от Бога.
– Меня зовут Жанной, святой отец, – когда дошла очередь до нее, смиренно сказала девушка. – Но все называют меня Жаннетой, чтобы не путать с крестной. Я родилась в Домреми, в семье д’Арков. Но мои родители – другие люди, и я никогда не видела их.
Смуглое лицо монаха-францисканца стало очень сосредоточенным, но Жанна замолчала, точно искала слова. Монах терпеливо ждал, разглядывая девушку.