– Тогда и вы зовите меня просто Жанной, – сказала девушка. – А я с удовольствием буду звать вас «добрый Робер». Ведь если бы не вы…
– На все Божья воля, Жанна.
– И то верно, – сказала она.
– Вот что еще, – он в которой раз оглядел ее ладную фигуру. – Вы думаете ехать в женском платье?
– С большей охотой я бы отправилась в мужском костюме, который мне подарил герцог Рене. И в латах, ведь мы будем двигаться по землям Филиппа Бургундского, не так ли?
– Именно так, – кивнул Робер де Бодрикур. – Но я надеюсь, что все обойдется. Мы с моей супругой будем молиться за вас, Жанна…
Лицо девушки расцвело улыбкой.
– Столько людей обещали молиться за меня, что теперь я уверена наверняка – мы минуем все опасности!
Робер де Бодрикур тоже улыбнулся – уверенность девушки успокаивала его сердце. Он взглянул на Жана де Новелонпона:
– Дорога будет долгой, мой друг, разыщи сменную одежду для… Жанны. Прачек у вас не будет! – улыбнувшись девушке, со знанием дела добавил капитан Вокулера.
Рыцарь поклонился:
– Я найду для Дамы Жанны сменную одежду и обувь. Если что, возьму у моих людей.
– Именно так, – кивнул Робер де Бодрикур. – Этот день даю вам на сборы. – Он хлопнул по подлокотникам своего капитанского кресла. – Завтра утром – в дорогу!
Засыпая в доме супругов Руайе, Жанна даже не догадывалась, что находится в эпицентре настоящего смерча – из писем, касающихся ее персоны, переживаний многих влиятельных особ Европы, возлагающих на девушку с окраин королевства большие надежды, из яростных споров, недоверия, козней, огромной любви простого народа, особенно орлеанцев, которым уже сообщили о грядущей Деве. И конечно, ничего не знала Жанна о нарождающейся ненависти к ней со стороны ближайшего окружения Карла Валуа в лице Ла Тремуя и де Шартра, находящихся в эти дни на пике своего фавора. Как не знала и о надежном щите в лице королевы четырех королевств – Иоланде Арагонской.
Она жила только одним – встречей с «милым ее сердцу дофином Карлом».
Было еще темно, когда в дом супругов Руайе постучали. Это пришел Дьёлуар. Жюльен находился при Жанне. Пора было вставать. Жанна умылась, оделась в мужское платье, позавтракала.
Когда Дьёлуар и Жюльен разложили перед девушкой доспехи, в дверь вновь постучались – очень осторожно. Оруженосцы переглянулись. Прислуга Руайе открыла дверь – на пороге стоял заспанный Жан Фурнье, кюре Вокулера.
– За мной только что посылали, – сказал он хозяину дома. – Сир де Бодрикур попросил меня благословить Даму Жанну.
Кюре пропустили. Он вошел в комнату Жанны и обмер. Девушка изменилась – вся. Кюре даже перекрестился. Вместо длинных девичьих волос была короткая мужская стрижка. Вместо платья – черный мужской костюм. Он так откровенно обтягивал ее бедра! У девушки и глаза горели ярче! Точно зажег их кто-то неведомым огнем…
– Это ты, дочь моя? – спросил он, пораженный таким преображением.
– Я, святой отец, – просто ответила Жанна.
Для нее-то новый наряд был долгожданным, в самую пору.
– Но на тебе… мужское платье? И твои волосы…
– Я еду воевать с англичанами, святой отец. Короткая стрижка, чтобы волосы не мешали под шлемом, – она по-доброму усмехнулась, – и потом, не в платье же до пят сидеть мне на боевом коне!
Кюре с еще большей опаской посмотрел на разложенные латы.
– А не одержима ли ты бесом, дочь моя?
Жанна рассмеялась. Загоготали за спиной кюре и мужские голоса. Священник отпрянул, обернулся и вновь перекрестился. Там зубоскалили Дьёлуар и особенно Жюльен.
Жан Фурнье торопливо прочитал над Жанной молитву, которую девушка раньше не слышала.
– Что это, святой отец?
Но кюре опустил очи долу. Жанна нахмурилась.
– Не хотите, не говорите…
– Это формула заклинания злых духов, дочь моя. Если бы ты была ими одержима, то сейчас бы тебя затрясло, как трясет осиновый лист на холодном ветру, ты упала бы на пол и просила Бога освободить тебя от демонов.
Кюре был так серьезен, произнося эту тираду, что Жанна готова была обидеться на него. И чего только в голове у почтенного Жана Фурнье, столько раз исповедовавшего ее, пока она была в Вокулере?
– Спаси и помоги тебе Господь, – сказал кюре и, протиснувшись между Дьёлуаром и Жюльеном, покинул дом.
Жанна покачала головой:
– Веселое утро – из меня уже изгоняют злых духов!
Но отважный Дьёлуар махнул рукой:
– Было бы о чем печалиться, Дама Жанна!
Верные оруженосцы Рене Анжуйского, перешедшие в ее распоряжение, помогли ей облачиться в доспех. Тепло попрощавшись с хозяевами дома, Жанна и двое молодых людей, сев на коней, отправились в резиденцию Бодрикура, его замок в центре города. Капитан был уже на ногах, а с ним и госпожа де Бодрикур. Она не могла не проводить Жанну. Новелонпон, Пуланжи и де Вьенн были готовы к отъезду. С ними находилось еще два человека. Первого, Жана Онкура, испытанного солдата, девушка знала – он служил у Новелонпона. Второй был ей неизвестен. Широкий в кости, суровый на вид, в бригандине и шерстяном капюшоне, он был вооружен огромным английским луком.
– Это Ричард – первый лучник королевства, – представил Колле де Вьенн воина, – заткнет за пояс любого стрелка Бедфорда! Его руки сильны, как у великана, а глаз меток, как у ястреба!
Ричард поклонился. Жанна нахмурилась – английское имя смутило ее.
– Он шотландец, Дама Жанна, – объяснил королевский гонец, – и ненавидит англичан пуще вас!
– Пуще невозможно, де Вьенн, – усмехнулась Жанна.
– Что скажешь, Ричард? – спросил тот.
– Возможно, Дама Жанна, – мрачно сказал шотландец.
Жанна рассмеялась.
– Верю, мы поладим, Ричард, – кивнула она.
Все вышли за ворота замка. Пора было покидать Вокулер. Утро пока еще спало глубоко в объятиях ночи. Кутаясь в шубу, Аларда де Бодрикур взглянула на рыцарей своего мужа – Жана де Новелонпона и Бертрана де Пуланжи.
– Поклянитесь, что вы довезете ее до указанного места в целости и сохранности! – требовательно сказала она.
Жан де Новелонпон поклонился Роберу де Бодрикуру и его супруге.
– С божьей помощью мы доставим ее к королю. – Чувства переполняли его. Он взял руку девушки, одетой в броню. – Клянусь своей жизнью!
Аларда верила рыцарю своего мужа – все знали, что Новелонпон неровно дышит к Жанне. Да и Жанна простила маленькое прегрешение рыцарю, хоть и была яростной противницей любых клятв! Новелонпон был для нее не просто близким другом. Ей льстило, что она нравилась ему как женщина. Нравилась горячо. Да и не могло не льстить…
– Храни вас Господь, Дама Жанна, – перекрестив ее, сказала госпожа де Бодрикур.
Но на этом она не успокоилась – взяв голову девушки в руки, горячо поцеловала ее в лоб. Тотчас растроганная Аларда де Бодрикур разрыдалась, и неожиданно для всех Жанна заплакала тоже. Она закусила губу, а слезы все текли по ее щекам.
– Слава Богородице! – заметил капитан Вокулера. – А то я было подумал, милая Жанна, что вы отлиты из стали!
Девушка не ответила. Пора, пора было уезжать. Робер де Бодрикур, которому слуги подвели коня, решил проводить их до городских ворот.
Они проехали по улицам…
Со скрипом открылись тяжелые ворота, опустился над широким рвом могучий мост. Отряд проследовал по нему, миновал предмостную башню, выехал на открытое пространство.
– Когда окажетесь на бургундской территории, передвигайтесь только ночью! – сказал им на прощанье заботливый капитан Вокулера. – Бертран, не забудь, останавливаться будете в монастырях, которые верны Карлу Седьмому Валуа! Никаких людных мест и открытых всем и вся постоялых дворов! – Он обращался к своему конюшему, как к командиру отряда. – Слышишь меня?
– Да, сир де Бодрикур, – откликнулся рыцарь.
– И днем носа наружу не казать!
Девушка обернулась к нему:
– Спасибо вам, мой добрый Робер!
Капитан Вокулера кивнул:
– Поезжай, Жанна, и будь что будет.
Он помедлил, затем махнул рукой, что означало: все, с Богом, все! Повернул коня, легонько ударил шпорами по бокам и, миновав открытые ворота башни, рысью поехал обратно в город.
– Какой он, ваш король? – спросила Жанна у Колле де Вьенна.
Они ехали до захода солнца, взяв путь на Сент-Урбен. Первый день они могли позволить себе путешествовать открыто, а дальше нужно было пробираться ночью, точно они – тати. Превратиться в тени, избегать больших дорог.
– Государь – наше солнце, – улыбнувшись, ответил гонец.
Рыцари и оруженосцы оставались молчаливыми свидетелями этого диалога.
– Сказать так – значит не сказать ничего, – взглянула на него Жанна.
Колле де Вьенн продолжал загадочно улыбаться. Но что он мог ответить этой девушке, выросшей в деревне, но которая была ни больше и ни меньше, а принцессой крови? По роду своей службы де Вьенн находился в курсе всех событий Буржского королевства, конечно же, лично знал короля. А также знал, что о нем думают и говорят первые вельможи спрятавшегося за Луарой государства. Король образован на зависть любому грамотею, но трусоват и нерешителен, не забывает обид, часто живет чужим умом, боится большой воды, до смерти опасается покушений на свою персону, маниакально обожает лесть, да много чего еще!
– Он – солнце, – повторил Колле де Вьенн, – которое, увы, порой скрывают тучи. Но все мы надеемся, что вы, Дама Жанна, их разгоните!
Бертран де Пуланжи улыбнулся – так изысканно выражались только при дворе! Они переглянулись с Новелонпоном, затем Пуланжи скосил глаза на шотландца. Но лучник Ричард, у которого было три колчана стрел, точно он собирался охотиться на целую армию противника, казалось, не слышал ничего.
После Сент-Урбена и Жуанвиля дорога стала опаснее.
Владения Филиппа Бургундского разрастались, он продолжал путь, начатый еще его дедом! Филипп захватывал все новые земли, а те, что не успел присвоить себе герцог, грабили его капитаны. Налетали они на небольшие городки и деревни, требовали выкуп. Если деньги вовремя не приходили, смерчем проносились по селеньям, убивали жителей, уводили скот. Поэтому лучше было расплатиться вовремя. А дороги? От Жуанвиля до Жьена – с востока на запад – их надежно охраняли бургундцы, никого не пропускали просто так! Тоже – выкуп, а если нет – отправляйся в ад или в рай – на свое усмотрение. А где не успевали бургундцы, там искали добычу другие феодалы. Такие, например, как Перине Грессар. Отчаянный бретер и самый мрачный разбойник своего времени, которому никто был не указ! Южнее города Жьена он образовал целую разбойничью провинцию, где хозяйничал полновластно. Грессар, как матерый волк – жертву, задирал и бургундцев, и дофинистов, залетавших на его территорию, которую он выкроил из земель французского королевства. 30 декабря 1425 года он взял в плен самого Жоржа Ла Тремуя и отпустил его только за выкуп в 14 тысяч золотых экю. Это почти в полтора раза больше, чем берут за плененного на поле б