оя принца или маршала!
– О его освобождении ходатайствовал сам Филипп Бургундский, – говорил Жанне Бертран де Пуланжи, – у которого монсеньер Ла Тремуй тогда был в услужении. – Тон рыцаря был насмешливым, и это понятно. – Будущий первый министр Карла Седьмого был так напуган пленом, что каждый день благодарил кровожадного разбойника, гори он в аду, за хорошее с ним обхождение, да-да, – кивал он, ловя удивленные взгляды девушки, – а его супруге Угетт де Корволь дарил подарки, которые привозили во владения Грессара слуги Ла Тремуя. – Бертран де Пуланжи сдержанно хохотнул. – Отпустив герцога, получив за него выкуп, этот мерзавец Грессар потребовал от монсеньера Ла Тремуя бумагу, в которой тот письменно снимал с бандита всю вину и закреплял свое слово гербовой печатью!
– Да ведь он – трус, этот ваш Ла Тремуй! – воскликнула Жанна.
– Молва утверждает, что монсеньер Ла Тремуй осторожен, – уточнил рыцарь. – А что нам скажет уважаемый Колле де Вьенн?
Пока Бертран де Пуланжи рассказывал Жанне о мытарствах Ла Тремуя в плену Перине Грессара, королевский гонец Колле де Вьенн только улыбался. Сам он вряд ли бы стал так пренебрежительно отзываться о первом министре.
– Скажу, что монсеньер Ла Тремуй и впрямь осторожен, равно как и мудр, – откликнулся гонец. – За что его и ценит государь.
Теперь пришла очередь улыбнуться Бертрану де Пуланжи. Он служил верой и правдой Роберу де Бодрикуру, а значит был в лагере Рене Анжуйского и Иоланды Арагонской, которая ненавидела бретонского герцога, на что у нее были все основания.
Но до Перине Грессара все же было далековато. Зато попасть в лапы к бургундским разбойникам, на той дороге, которую они выбрали, было куда проще. Правда, по ночам боялись выходить даже бандиты, если только вблизи не было их логова – сурового и неприступного замка. Ведь на один нож всегда может найтись два других, а на два – десять. Тем более, стояла зима, и далеко уходить от своих убежищ никто не решался. Это летом можно целым отрядом живодеров расположиться у опушки, выставить часовых и терпеливо дожидаться поживы.
Всеми этими неудобствами для бандитов и воспользовались храбрые рыцари, давшие клятву привезти Деву Жанну в Шинон живой и невредимой.
За Сент-Урбеном и Жуанвилем потянулись Клерво, Бар-сюр-Об и Бар-сюр-Сен, затем Потьер, за Потьером – Оксер. В Оксере, куда отряд прибыл перед самым рассветом, Жанна настояла, чтобы они прослушали утреннюю мессу. Это грозило опасностью, но девушка была тверда в своем решении. Рыцарям пришлось ей уступить. Весь день они провели в аббатстве, настоятеля которого знал Бертран де Пуланжи, отсыпались, а с темнотой выехали в сторону Жьена.
Только бледная и скучная луна освещала заснеженную дорогу, по которой двигался отряд из восьми человек. Черный лес с одной стороны, поле – с другой. Они сделали не более двух лье, когда лучник Ричард негромко сказал:
– Сир де Вьенн, сир де Пуланжи, тише!
Бертран де Пуланжи, натянув поводья, поднял руку. Отряд остановился. Впереди уже были различимы тени – всадники! Человек двадцать, если не больше!
– Ричард! – бросил лучнику Колле де Вьенн, и шотландец, поняв его с полуслова, немедленно спрыгнул с коня.
– Не раньше, чем я скажу: «Черт вас подери!» – рявкнул Бертран де Пуланжи. – Понял меня?!
– Да, сир де Пуланжи! – кивнул шотландец.
Прихватив два колчана стрел, снимая на ходу лук с плеча, Ричард скрылся за ближайшими деревьями.
А всадники тем временем приближались – их и впрямь оказалось десятка два с половиной. Жанна и Бертран переглянулись. Это были воины! В бригандинах, кольчужных капюшонах…
– Куда держите путь, господа? – приблизившись, спросил первый из них, замедляя ход коня.
– Это наше дело, – ровным голосом сказал Бертран де Пуланжи.
– Наше и Господа Бога! – выехал вперед и Жан де Новелонпон, прикрывая Жанну.
– Что же такое доверил вам Господь, чем вы не хотите поделиться с нами?
Несколько человек из темной толпы на ночной дороге рассмеялись, остряк-главарь – громче других. Они съехались тесно, образовав полукруг. Таких не объедешь! Все шло к драке – кровопролитному бою.
– Мы просим, господа, пропустить нас, – сказал Бертран де Пуланжи.
– Пропустить вас? – в голосе главаря была усмешка. – Мы с удовольствием пропустим вас, но вначале вам стоит пожертвовать золото и серебро нашей общине. Мы берем дорогим оружием, кольцами и перстнями.
– У нас нет денег, – мрачно ответил Пуланжи.
Он, как и все остальные, давно держал руку на эфесе меча. Жанну так и подмывало назвать этих татей свиньями, как они того заслуживают, и броситься на них! Но сейчас не она была главной. И потом, разбойников и впрямь оказалось много…
– Нет денег? – удивился главарь разбойников, и на этот раз ватага его засмеялась куда дружнее. – Это плохо, очень плохо. Вы обижаете нас. Те, у кого нет золота и серебра, расплачиваются жизнью. – Тон главаря тоже изменился. – Я вижу, среди вас есть рыцари. Кажется, так? Но что вам делать ночью – здесь? Уж не скрываетесь ли вы от кого-нибудь? А может быть, среди вас есть важная персона? – Он пригляделся к лицам противников. – Сдается мне, что вон того юнца вы опекаете так усердно! – главарь указал на Жанну, которую пытался загородить Жан де Новелонпон, но не слишком успешно. – По всему, сынок важного барона, не так ли? И с таким юнцом, да без звонкой монеты? Хоть убей, не поверю!
– Лучше вам поверить, – грозно сказал Бертран де Пуланжи.
– Неужто угрожаете нам? Я вот что хочу вам сказать, – тон разбойника стал совсем ледяным, – нас в три раза больше. Мы перебьем вас. Так стоит ли из-за туго набитого кошелька расставаться с жизнью? – Кажется, он раздумывал. – А может быть, нам взять вашего юнца-барона? – Он оглянулся на товарищей. – Чую, за него отвалят раз этак в сто больше, чем есть у вас сейчас! Что скажете?
– Скажу, черт вас раздери! – громко и свирепо рявкнул Бертран де Пуланжи. – Проклятое отребье!
Едва он договорил, как тугой острый звук разрезал ночную тишину, главарь охнул, покачнулся и стал заваливаться на бок. Тот же звук повторился – второй разбойник дрогнул в седле и тоже стал сползать вниз. За вторым – третий. Странная это была картина – малый отряд против большого, никто не двигается, не вступает в битву. Только большой отряд редеет на глазах. Разбойники очнулись, когда седьмой их браток захлебнулся морозным воздухом и, схватившись за грудь, повалился через конский круп назад.
– Из леса! Они бьют из леса! – выкрикнул один из разбойников, но его тотчас сразила стрела. – Их тут… – он захлебнулся кровью из разорванной шеи.
Бертран де Пуланжи поднял руку, это означало – ни с места! Если они сейчас бросятся в битву, то лишат Ричарда возможности заниматься делом, в котором он был мастером. Ночью, тем более в сумятице, можно легко перепутать и подбить своего.
Разбойники не знали, как им быть. Главарь был убит. Нападать? Но в лесу целый отряд! А они за пару минут лишились трети своих людей. Разбойники крутились на одном месте, а стрелы выбивали их одного за другим, и бандиты падали в снег. А отряд противника уже вытащил мечи и ждал сигнала к нападению.
– Уходим! – крикнул один из разбойников.
Они повернули коней. Но стрелы четко шли одна за другой – и каждая находила цель. Ночных татей оставалось меньше десяти, когда они, терзая конские бока шпорами, как ошпаренные рванули прочь. Из черного леса на заснеженную дорогу выбежал Ричард. Он быстро всучил колчан Жюльену и, широко расставив ноги, стал посылать длинные стрелы вдогонку врагу. Трое упали с коней. Еще под одним он сбил лошадь. Пять человек пытались избежать смерти, но пришла очередь Бертрана де Пуланжи.
– Нам не нужны свидетели! – бросил он. – Вперед! – и все понеслись за разбойниками.
За исключением Ричарда, все еще широко и твердо стоявшего на дороге, у целой горы трупов и раненых, крепко держа в каменном кулаке огромный английский лук.
– Защищайтесь! – кричала Жанна, догоняя врагов. – Стойте, сражайтесь, негодяи!
Но Пуланжи, Новелонпон и Дьёлуар не дали ей вмешаться в битву. Не досталась радость кровопролитья даже Колле де Вьенну, солдату Жану Онкуру и оруженосцу Жюльену. Что для матерого рыцаря Бертрана де Пуланжи два или три удирающих разбойника? Двух он срезал на полном скаку, еще двух прикончил Новелонпон. И одного – Дьёлуар. Жанна была огорчена такой скорой расправой, но недолго. Слава Господу, решила она, когда поворачивала коня, что не дал Он ей никого лишить жизни. Тем более – во время бегства врага…
Когда они вернулись, то обнаружили Ричарда с окровавленным топором – лучник был похож на палача. У нескольких бандитов, тех, что стрелы только ранили, были разрублены головы. Жанна смирилась. Такое, верно, часто случается там, куда она так яростно стремилась уже не один год. Надо привыкать…
Ричард вытащил из мертвых тел стрелы, обтер их о плащ одного из убитых, аккуратно сложил в колчаны.
– Они так дороги тебе? – поинтересовался командир отряда.
– Именно так, сир де Пуланжи, – кивнул лучник. Он поднес рыцарю последнюю из смертоносных стрел. – Взгляните, у самого оперения.
Взяв стрелу, Бертран де Пуланжи присмотрелся.
– Буква «Р»? – вопросительно проговорил он. – Да они у тебя именные?
– Все правильно, на каждой – мое имя, – вновь кивнул Ричард.
– Зачем это тебе?
– Чтобы не было путаницы, – деловито заявил шотландец, точно речь шла о счетах за снедь в таверне. – После битвы всегда интересно узнать, скольких врагов ты, а никто другой, отправил в ад.
– Хм, – улыбнулся Бертран де Пуланжи. – И сколько на твоем счету загубленных английских душ?
– Не считая таких вот крыс, – кивнул шотландец на убитых бандитов, – семьдесят шесть, сир де Бодрикур. Из них – двенадцать дворян. А из последних – пять рыцарей.
– Впечатляет, – на этот раз рассмеялся капитан отряда.
Трупы стащили с дороги к деревьям. Сели на коней и двинулись в путь.
Кровавая сцена то и дело возвращалась к молчаливой Жанне, и сердце сжималось от страха, что и ей придется – вот так. Колоть, сражать наповал – мечом ли, топором. Убивать. А что еще хуже – добивать. Она пригляделась к лицам мужчин – ничего не было написано на них. Ни жалости, ни сострадания. Та же улыбочка на устах гонца де Вьенна. Точно они возвращались с удачной охоты домой – в мешках подбитые утки, а через седла переброшена туша оленя.