гтей богохульника, усомнившегося в ее небесной красоте. Нет, Ксодар, твоя Иссу – просто старая смертная женщина. Как только ты оказываешься вдали, она ничего не может тебе сделать. А теперь поразмысли вот о чем. Ты отлично знаешь эту удивительную страну, а я знаю мир внешний, и два таких воина, как ты и я, вполне могли бы пробить себе путь на свободу. Лучше погибнуть при попытке бегства, чем жить в неизбывном страхе перед жестокой и несправедливой тираншей – называй ее хоть богиней, хоть смертной, как пожелаешь.
Умолкнув, я отпустил Ксодара. Он не попытался снова ринуться на меня, но хранил молчание. Затем подошел к скамье и, сев на нее, на многие часы погрузился в глубокие размышления.
Прошло довольно много времени. Внезапно я услыхал какой-то тихий звук со стороны двери, что вела в другие помещения, и, оглянувшись, увидел молодого красного марсианина, внимательно смотревшего на нас.
– Каор! – произнес я приветствие красного народа.
– Каор, – ответил тот. – Вы что тут делаете?
– Полагаю, я жду своей смерти, – с улыбкой ответил я.
Юноша тоже улыбнулся, храбро и даже победоносно.
– Я тоже, – сказал он. – И конец мой близок. Я узрел сияющую красоту Иссу около года назад и не перестаю удивляться, как мне удалось остаться в живых при виде этого чудовища. А ее живот! Клянусь моим первым предком, никогда в целом мире не видели столь уродливой фигуры. Не понимаю, как такое жуткое существо могут называть богиней Вечной жизни, богиней Смерти, дочерью Младшей луны и еще полусотней столь же нелепых титулов.
– А как ты сюда попал? – спросил я.
– Да очень просто. Я летел на одноместном челноке-разведчике на юг, и мне на ум пришла блестящая идея – поискать затерянное море Корус, которое, по легендам, расположено у Южного полюса. Должно быть, от отца я унаследовал жажду приключений, а заодно и пустоту в том месте, где следует быть благоговению. Над вечными льдами мой левый пропеллер забарахлил, и я сел на землю, чтобы починить его. Однако не успел я опомниться, как воздух потемнел от множества кораблей, и сотня этих черных дьяволов, перворожденных, высадилась на лед и бросилась на меня с мечами. Но прежде чем они меня одолели, многие из них испробовали остроту отцовского меча. Отец был бы доволен мной, если бы мог видеть все это.
– Твой отец умер? – спросил я.
– Да, еще до того, как лопнула скорлупа моего яйца, позволяя мне выйти в этот добрый мир. Если не считать грусти оттого, что я не знал своего отца, я был очень счастлив. И теперь меня терзает одна печаль: моя мать, должно быть, оплакивает меня, как долгие десять лет оплакивала моего отца.
– А кем был твой отец?
Молодой человек уже собрался ответить, как вдруг наружная дверь нашей тюрьмы открылась, вошел здоровенный стражник, приказал юноше вернуться на ночь в свою камеру и запер дверь за ним на замок.
– Иссу пожелала, чтобы вы двое оставались в одной камере, – сказал он, вернувшись к нам. – И этот трусливый раб рабов должен хорошо тебе служить, – обратился он ко мне, махнув рукой в сторону Ксодара. – А если он этого делать не будет, ты должен заставить его повиноваться. Это желание Иссу – чтобы ты унижал и оскорблял его как можно сильнее.
С этими словами он нас оставил.
Ксодар сидел неподвижно, закрыв лицо ладонями. Я подошел к нему и положил руку на его плечо.
– Ксодар, – заговорил я, – ты сам слышал приказы Иссу, но тебе незачем бояться, я не буду их исполнять. Ты храбрый человек, Ксодар. Хочешь, чтобы тебя унижали, пусть так и будет, но на твоем месте я бы решил утвердить свое мужское достоинство и воспротивился врагам.
– Я очень долго размышлял, Джон Картер, – произнес он в ответ, – о тех странных идеях, которые ты изложил несколько часов назад. И понемногу я проник в смысл сказанного тобой, хотя поначалу мне все это показалось богохульством. Несмотря на то что мне многое довелось увидеть в своей жизни, я никогда и думать не смел о подобном, страшась гнева Иссу. Но теперь я уверен в том, что она обманщица; в ней не больше божественного, чем в тебе или во мне. Я даже допускаю, что перворожденные не более священны, чем священные ферны, а те не выше краснокожих марсиан… Вся система нашей религии выстроена на убеждении… нет, на вере в ложь, которую нам подсовывали в течение веков те, кто занимает высокое положение, ведь правителям очень выгодно, чтобы мы продолжали курить им фимиам. И я готов сбросить оковы и отвергнуть Иссу, но что в том проку? Будь перворожденные богами или смертными, они все равно могучая раса, а мы, их пленники, все равно что мертвы. Выхода нет.
– Знаешь, друг мой, мне в прошлом приходилось выкручиваться из передряг и похуже, – сказал я, – и, пока во мне теплится жизнь, я не отчаиваюсь и буду искать путь с острова Шадор к берегам Омина.
– Но мы даже из стен тюрьмы не можем выйти, – стоял на своем Ксодар. – Ты только пощупай эту поверхность – она как кремень! – воскликнул он, стуча по сплошному камню, окружавшему нас. – И посмотри, какая она гладкая, по ней не взберешься наверх!
Я улыбнулся:
– Это как раз не проблема, Ксодар. Обещаю, что вскарабкаюсь по стене и тебя прихвачу с собой, если станешь моим проводником. Скажи лучше, когда подходящее время для побега, и покажи дорогу к той шахте, что выводит из-под купола этого бездонного мира на свет божий.
– Лучше бежать ночью, тогда есть шанс на удачу, потому что стража спит, лишь несколько человек стоят на вахте на мостиках боевых кораблей. На крейсерах и лодках охраны нет. За ними присматривают те, кто сторожит крупные суда. Между прочим, ночь уже наступила.
– Но, – возразил я, – сейчас не темно! Какая же может быть ночь?
Ксодар усмехнулся.
– Ты забыл, – сказал он, – что мы находимся глубоко под землей. Солнечный свет никогда не проникает сюда. Ни луны, ни звезды не отражаются в Омине. А фосфоресцирующее мерцание, которое ты сейчас видишь, исходит от огромных подземных сводов над нашим миром постоянно, точно так же как по этому морю вечно катятся волны – бегут и бегут, хотя ветра здесь нет. Когда наверху наступает ночь, стражи сменяются, часть из них отправляется спать, но свет здесь всегда одинаков.
– Это может создать для нас трудности при побеге, – заметил я, но потом пожал плечами; и в самом деле, что за удовольствие браться за легкую задачу?
– Давай-ка выспимся как следует, – предложил Ксодар. – А утром, возможно, созреет план.
И мы улеглись на твердый каменный пол нашей темницы и заснули крепким сном усталых мужчин.
XIКогда ад вырывается на свободу
На следующее утро мы с Ксодаром принялись разрабатывать план побега. Прежде всего я набросал на каменном полу нашей камеры как можно более точную карту окрестностей Южного полюса, используя довольно примитивные инструменты: пряжку моего ремня и острую грань изумительного драгоценного камня, который я забрал у Сатора Трога.
С их помощью я определил направление к Гелиуму и расстояние, на котором он находился от тоннеля, ведшего к Омину.
Потом я предложил Ксодару начертить карту Омина, обозначив на ней остров Шадор и отверстие в куполе, что выводило во внешний мир.
Все это я внимательно изучал, пока планы не отпечатались намертво в моей памяти. От Ксодара я узнал об обязанностях стражей острова и об их привычках. Похоже, во время их бодрствования на посту находился только один человек. Он совершал обход тюрьмы на расстоянии примерно в сотню футов от ее стен.
Стражи ходили очень медленно, сказал Ксодар, и им требовалось почти десять минут, чтобы сделать полный круг. Это значило, что практически пять минут каждая из сторон тюрьмы оставалась без присмотра.
– Но все это, – заметил Ксодар, – будет весьма важным лишь ПОСЛЕ того, как мы выберемся наружу, а ты и не заикнулся насчет того, что нам необходимо в первую очередь.
– Мы выберемся, не беспокойся, – усмехнулся я. – Положись на меня.
– И когда мы попытаемся? – спросил он.
– В первую же ночь, когда какое-нибудь небольшое судно пришвартуется у берега Шадора, – ответил я.
– Но откуда ты узнаешь, что такое судно здесь появилось? Окна слишком высоко, нам до них не дотянуться.
– Не так уж это сложно, друг мой Ксодар. Смотри!
Резко подпрыгнув и ухватившись за решетку окна напротив нас, я быстро окинул взглядом окрестности.
В сотне ярдов от берега Шадора стояли несколько малых судов и два больших военных корабля.
«Сегодня», – подумал я и только хотел сообщить об этом Ксодару, как дверь нашей камеры распахнулась и вошел страж.
Если бы этот тип успел заметить мой прыжок, наши шансы на побег растаяли бы мгновенно. Я знал: меня сразу закуют в цепи, если кто-то узнает, какие возможности дает мне на Марсе сила земных мышц.
Вошедший страж стоял лицом к центру камеры, спиной ко мне. В пяти футах надо мной был верхний край перегородки, отделявшей нашу камеру от соседней.
У меня оставался единственный шанс избежать провала. Если страж обернется, все пропало; я не мог спрыгнуть на пол незаметно, потому что верзила находился слишком близко, я бы неминуемо его задел.
– А где белый раб? – резко спросил стражник Ксодара. – Иссу требует его к себе.
Он уже начал поворачиваться, чтобы оглядеть камеру.
Я полез вверх, цепляясь за оконную решетку, и наконец, опершись одной ногой на подоконник, тут же прыгнул к перегородке.
– Это еще что такое? – раздался низкий голос чернокожего.
Тот услыхал, как мои металлические украшения чиркнули по каменной стене, когда я соскальзывал вниз. Но я уже стоял на полу соседней камеры.
– Где белый раб? – снова крикнул охранник.
– Не знаю, – ответил Ксодар. – Только что был здесь. Я ему не сторож… сам его ищи.
Черный верзила проворчал что-то невнятное, а потом я услышал, как он отпирает камеру, расположенную напротив. Насторожившись, я уловил звук закрывшейся за ним двери. И тут же снова вспрыгнул на верх перегородки и очутился рядом с изумленным Ксодаром.