вяных людей, – и эти создания соединялись с ветвями дерева стеблями, что росли из макушек их голов. Бутоны, из которых происходили существа, напоминали большие орехи, около фута в диаметре, но внутри они были разделены на четыре части. В одной подрастал травяной человек, в другой – шестнадцатиногий червь, в третьей – предок белых обезьян, а в четвертой – первобытный черный человек Барсума. Когда бутон лопался, травяной человек оставался висеть на своем стебле, но три остальные части ореха падали на землю, и их обитатели старались высвободиться, отчего орехи рассыпались в разные стороны. И со временем весь Барсум был засыпан этими скорлупками с заключенными в них существами. Бесчисленные века они жили в твердой скорлупе, прыгая и перекатываясь по всей планете; они падали в реки, озера и моря и плыли по ним, они все дальше распространялись по поверхности нового мира. Миллиарды лет прошли, прежде чем первый черный человек пробил стены своей тюрьмы и вышел на дневной свет. Подстрекаемый любопытством, он расколол другие скорлупки, и так началось заселение Барсума людьми. В моих жилах течет чистая кровь перворожденных. Наша раса никогда не смешивалась с другими существами, но от шестнадцатиногих червей, первой обезьяны и черного отступника произошли все остальные формы животной жизни на Барсуме. А ферны, – черный воин ехидно усмехнулся, – всего лишь результат долгой эволюции белой обезьяны древности. Они занимают самую низшую ступень. На Барсуме есть лишь одна раса бессмертных. И это раса черных людей. Древо жизни погибло, но прежде травяные люди научились отделяться от него и теперь бродят по Барсуму вместе с другими детьми Праотца. Двуполый организм позволяет им размножаться, подобно растениям, но в остальном они почти не продвинулись вперед за долгие века своего существования. Их поступки и побуждения в основном подчиняются инстинктам, а вовсе не разуму, потому что мозг у травяного человека чуть больше, чем ноготь твоего мизинца. Травоеды питаются растениями и кровью животных, и их мозга хватает лишь на то, чтобы двигаться в сторону пищи, он улавливает запах и доносит его до глаз и ушей. У травяных людей нет чувства самосохранения, и потому они не испытывают страха перед лицом опасности. Именно поэтому они страшны в битве.
Я пытался понять, почему чернокожий воин взялся так подробно рассказывать врагу о происхождении жизни на Барсуме. Момент казался весьма неподходящим для благородного принца гордой расы – с чего бы ему вступать в беседу со своим захватчиком? В особенности с учетом того факта, что черный воин все так же лежал на палубе, надежно связанный.
Но тут его взгляд на долю секунды скользнул мимо меня, и это объяснило мне причину: он просто старался отвлечь мое внимание своей захватывающей историей.
Я держал руль, а пират лежал передо мной лицом к корме корабля. Рассказчик обращался ко мне, но, когда он заканчивал описание травяных людей, я уловил, как его глаза сфокусировались на чем-то за моей спиной.
И уж точно я не ошибся, когда заметил вспышку торжества в этих темных зрачках.
Некоторое время назад я снизил скорость, потому что долина Дор осталась далеко за кормой, и чувствовал себя в относительной безопасности.
Теперь же я бросил назад опасливый взгляд – и это заморозило проклюнувшийся в моей душе росток надежды на свободу.
Огромный военный корабль без огней бесшумно приближался в темноте ночи.
VIIIГлубины Омина
Да, теперь я понял, зачем черный пират отвлекал меня своей странной сказкой. Он уже давно заметил своих спасителей, и, если бы не его один-единственный красноречивый взгляд, крейсер очень скоро был бы над нами, и абордажная команда спрыгнула бы с киля на нашу палубу, лишив меня всякой надежды на избавление.
Но я был слишком опытен в воздушных войнах, чтобы растеряться и не суметь выполнить правильный маневр. Я одновременно изменил направление движения и бросил наш корабль вниз на добрую сотню футов.
Над головой я видел уже готовую к прыжку абордажную команду, когда черный крейсер проносился над нами. Я тут же сделал резкий поворот и до предела выжал скорость.
Мое прекрасное судно рванулось, как стрела из лука, и его стальной нос нацелился на вращающиеся винты гиганта. Если задеть их, огромный корпус окажется неуправляемым на несколько часов, и бегство станет возможным.
В то же мгновение над горизонтом появилось солнце, осветив сотню мрачных черных лиц, смотревших на нас с кормы крейсера.
Когда они нас увидели, из сотни глоток разом вырвался рев ярости. Кто-то выкрикивал приказы, но уже невозможно было спасти гигантские винты, мы с грохотом врезались в них.
Одновременно с ударом я дал задний ход, однако нос моего корабля застрял в дыре, пробитой им в корме вражеского судна. Всего на миг я завис на месте, прежде чем вырваться, но и секунды хватило для того, чтобы на мою палубу хлынули черные дьяволы.
Драться не пришлось. Прежде всего потому, что сражаться было просто негде. Нас задавили количеством. Рядом со мной уже сверкали мечи, но тут раздалась команда Ксодара, стоявшего в окружении соплеменников.
– Свяжите их, – сказал он, – но не причиняйте вреда.
Несколько пиратов уже освободили его. И теперь он лично присмотрел за тем, чтобы меня обезоружили и как следует связали. Вероятно, он думал, что путы вполне надежны. Да, их прочности хватило бы, будь я марсианином, но я лишь улыбнулся, ощутив хилые веревки на своих запястьях. В подходящий момент я мог разорвать их, как хлопчатые нитки.
Девушку пираты тоже скрутили, а потом еще и привязали нас друг к другу. Одновременно наш корабль подогнали к борту обездвиженного крейсера и вскоре нас перевели на его палубу.
Не меньше тысячи черных воинов уже занимались огромным поврежденным мотором. Палуба большого корабля была заполнена людьми, и многие старались подойти к нам поближе – насколько позволяла военная дисциплина, – чтобы рассмотреть пленников.
Красота девушки вызвала много бесцеремонных замечаний и вульгарных жестов. Было очевидно, что этим самоуверенным суперменам по воспитанию и галантности далеко до краснокожего народа Барсума.
Мои коротко остриженные черные волосы и телосложение, как у ферна, стали предметом еще более энергичного обсуждения. Когда Ксодар рассказал своим благородным друзьям о моей боеспособности и странном происхождении, они забросали меня вопросами.
Тот факт, что на мне были ремни и украшения ферна, убитого одним из членов моей команды, убедил их в том, что я враг их старинных недругов, и это несколько улучшило их мнение обо мне.
Все черные воины без исключения отличались красотой и прекрасным сложением. Их офицеры выделялись из общей массы благодаря невероятному великолепию своего снаряжения. Многие ремни были сплошь изукрашены золотом, платиной, серебром и драгоценными камнями.
Перевязи и портупею командира густо усеяли бриллианты. На фоне его эбонитовой кожи они сияли особенно ярко. Вообще вся картина была захватывающей. Красивые люди; варварская роскошь снаряжения; отполированная палуба; обшивка кают, сложно и прекрасно инкрустированная драгоценными камнями и металлами; пылающее золото поручней; начищенный металл орудий…
Меня и Файдор, связанных вместе, отвели в трюм и запихнули в маленькое помещение с одним-единственным иллюминатором. Затем наши конвоиры снаружи заперли дверь на засов.
Мы слышали, как команда трудилась над сломанными винтами, а через иллюминатор могли видеть, что корабль неторопливо дрейфует на юг.
Некоторое время мы оба молчали. Каждый погрузился в свои мысли. Я гадал, какова могла быть судьба Тарса Таркаса и той девушки, Тувии.
Даже если им удалось ускользнуть от преследования, они неизбежно должны были попасть в руки либо красных людей, либо зеленых и в качестве беглецов из долины Дор могли подвергнуться немедленной и ужасной казни.
Как мне хотелось оказаться рядом с ними! Думаю, я сумел бы убедить умных красных барсумиан в том, что их суеверие глупо, бессмысленно и в долине Дор их ждет жестокая гибель.
Тардос Морс поверил бы мне. В этом я не сомневался. Насколько я знал характер джеддака, он бы храбро отстоял свои убеждения. И Дея Торис поверила бы мне. На сей счет у меня тоже не возникало ни малейших сомнений. И было еще с тысячу красных и зеленых воинов, моих друзей, которые ради меня презрели бы вечное проклятие. Они пошли бы за мной, куда бы я их ни повел.
Единственной опасностью, подстерегавшей меня в случае побега от черных пиратов, была встреча с враждебными красными или зелеными племенами Барсума. Тогда я не успел бы даже исповедаться.
Впрочем, пока на этот счет тревожиться было незачем, потому что перспектива бегства выглядела весьма отдаленной.
Мы с девушкой были связаны вместе веревкой, позволявшей разойтись не более чем на три-четыре фута. Когда нас втолкнули в маленькую каюту, мы сели на низкую скамью напротив иллюминатора. Скамья, сделанная из древесины сорапуса, представляла собой единственную мебель в этом помещении. Пол, потолок и стены были из карбидного алюминия, светлого твердого сплава, который широко использовался в конструкциях марсианских военных кораблей.
Я сидел, размышляя о будущем и глядя в иллюминатор, находившийся на уровне моих глаз. И вдруг взглянул на Файдор. Она рассматривала меня со странным выражением, какого я еще не видел на ее лице. И выглядела особенно прекрасной.
Девушка тут же опустила глаза, и мне показалось, что легкий румянец выступил на ее щеках. Ее явно смутило то, что я заметил, как она разглядывает низшее существо, – так мне подумалось в тот момент.
– Что, интересно посмотреть на плебея? – со смехом спросил я.
Она опять глянула на меня с коротким смешком.
– О да, очень. Особенно когда у него такой великолепный профиль.
Настала моя очередь смутиться, но я решил обойтись без этого. Мне казалось, что она подшучивает надо мной, и я восхитился ее храбростью. У марсианской девы нашелся повод для юмора по дороге к смерти, и я рассмеялся вместе с ней.