ПЕРЕД ВСЕМИ.
— В основе своей «Коса!» — это пьеса о любви. Но рассказ о великой Розагунде — это гораздо больше, чем просто любовная история. Фактически, это... — тут бабушка сделала паузу. Не только для пущего драматического эффекта, ко и для того, чтобы отхлебнуть из стоявшего на столе стакана. Была ли то вода? Или чистая водка? Этого мы никогда не узнаем. Если только я сама не подойду и не хлебну из того же стакана. — ...Это мюзикл.
О боже.
Бабушка написала МЮЗИКЛ на основе истории моей прародительницы Розагунды!
Вообще-то я люблю мюзиклы. Например, «Красавица и Чудовище» — мой самый любимый Бродвейский спектакль всех времен, и это мюзикл. Но это мюзикл про принца, на которого наложили проклятие, и начитанную красавицу, которая его все равно полюбила.
Но этот мюзикл НЕ про феодального наемника и девушку, которая задушила его насмерть. Видно, не я одна это поняла, потому что Лилли подняла руку и выкрикнула с места:
— Разрешите?
Бабушка как будто испугалась. Она не привыкла, чтобы ее перебивали, когда она произносит речь.
— Все вопросы попрошу придержать и задать в конце, — сказала она немного растерянно.
Но Лилли проигнорировала эту просьбу и спросила:
— Ваше величество, вы хотите сказать, что шоу « Коса!» — это на самом деле история жизни прапрапра-и так далее-бабки Миа Розагунды, которую в 568 году от Рождества Христова насильно выдали замуж за вестготского полководца Албуана, который завоевал Италию и объявил ее своей?
Бабушка ощетинилась, точь-в-точь как Толстый Луи, когда у нас кончается кошачье питание с цыпленком и тунцом и мне приходится давать ему другое, например с индейкой.
— Именно это я и собираюсь сказать, — холодно заметила бабушка, — если, конечно, вы дадите мне закончить.
— Да, — продолжала Лилли. — Но МЮЗИКЛ? Сюжет о женщине, которую насильно выдали замуж за убийцу ее отца, который к тому же в их брачную ночь заставил ее пить вино из черепа ее отца, и в результате она убила его, когда он уснул, — вам не кажется, что это несколько ТЯЖЕЛОВАТО для мюзикла?
— А если действие мюзикла происходит на военной базе во время Второй мировой войны, это, по-вашему, не тяжеловато? Кажется, этот мюзикл назвали «Южный Тихий». — Бабушка изогнула одну бровь. — А есть еще мюзикл о войне между городскими бандами в Нью-Йорке пятидесятых годов. «Вестсайдская история», если не ошибаюсь...
Все в зале начали перешептываться — все, кроме сеньора Эдуарде, — он, кажется, задремал. Раньше я как-то об этом не задумывалась, но, похоже, бабушка права. Если вдуматься в сюжеты мюзиклов, во многих есть очень серьезный подтекст. При желании можно даже сказать, что «Красавица и Чудовище» — история об отвратительной скрюченной Химере, которая похитила и держала в заложниках молодую крестьянскую девушку.
Ну конечно, бабушка не могла не испортить единственную историю, которую я когда-либо любила всем сердцем!
— Или даже, — продолжала бабушка, перекрывая всеобщий шепот, — мюзикл о распятии человека из Галилеи, некая вещица под названием «Иисус Христос Суперзвезда»?
Было слышно, как люди в зале заахали. Бабушка нанесла сокрушительный удар и победила, и она это понимала. Теперь публика готова была есть с ее ладони. Все, кроме Лилли.
— Прошу прощения, — снова выступила она. — Но когда точно этот... э-э мюзикл должен быть поставлен?
Тут только бабушка почувствовала себя немного — самую малость — неуверенно.
— Через неделю, — заявила она с уверенностью, про которую я точно могла сказать, что она целиком напускная.
— Но, вдовствующая принцесса!.. — вскричала Лилли, перекрывая аханье и перешептывание всех присутствующих (естественно, кроме сеньора Эдуарде, потому что тот все еще дремал). — Вы что, рассчитываете, что исполнители ролей к следующей неделе выучат весь спектакль? Но мы все-таки учимся, нам задают домашние задания. Я лично — редактор школьного литературного журнала, первый выпуск первого тома которого я хочу сдать на следующей неделе. Я не могу заниматься и этим делом, и одновременно учить всю пьесу.
— Мюзикл» — прошептала Тина.
— Весь мюзикл, — исправилась Лилли. — Если я буду в нем участвовать, конечно. Это... это просто НЕВОЗМОЖНО!
— Ничего невозможного нет, — заверила нас бабушка. — Вы можете себе представить, что бы произошло, если бы покойный Джон Ф. Кеннеди сказал, что отправить человека на Луну невозможно? Или если бы Горбачев сказал, что разрушить Берлинскую стену невозможно? Или если бы мой покойный муж в последнюю минуту пригласил на официальный обед короля Испании и еще десятерых своих партнеров по гольфу, а я бы сказала, что организовать званый обед так быстро невозможно? Это вызвало бы международный скандал! Но в моем словаре нет слова «невозможно». Я велела мажордому поставить на стол еще одиннадцать приборов, приказала кухарке добавить в суп воды, а кондитеру — взбить еще одиннадцать суфле. И прием имел такой потрясающий успех, что король и его друзья провели у нас еще три дня и оставили в казино сотни и тысячи долларов, которые пошли на нужды бедных всей Дженовии.
Я не понимала, о чем бабушка говорит. В Дженовии нет голодающих сирот. И в правление моего деда их тоже не было. Но это неважно.
— Упоминала ли я, — продолжала она; взглядом выискивая в зале сочувствующие лица, — что каждый участник шоу получит сто дополнительных баллов по английскому? Я уже решила этот вопрос с вашей директрисой.
Шепот в зале стал вдвое громче и перешел в гул, в котором сразу почувствовалось возбуждение. Амбер Чизман уже пошла было к выходу — наверное потому, что ее не устраивал короткий срок, за который участники спектакля должны будут выучить свои роли, — но тут замялась, потом повернулась и возвратилась на место.
— Прекрасно. — Бабушка просияла. — А теперь, может быть, приступим к прослушиванию?
— Мюзикл о женщине, которая собственной косой задушила убийцу ее отца, — пробормотала под нос Лилли, записывая что-то в свой блокнот. — Теперь я все увидела,
И не одна она была встревожена. Сеньор Эдуардо тоже, казалось, заволновался. Ой, нет, постойте. Он просто поправлял кислородный шланг.
— В первую очередь, конечно, мы должны отобрать исполнителей главных ролей — Розагунды и мерзкого наемника, от которого она избавилась с помощью своей косы, Албуана, --продолжала бабушка. — Но есть еще отец Розагунды, ее горничная, король Италии, ревнивая любовница Албуана и, конечно, храбрый возлюбленный Розагунды, кузнец Густав.
Минуточку! У Розагунды был любовник? Как это вышло, что в книге по истории Дженовии, которую я читала, об этом не написано ни слова? И, кстати, где он был, когда его подруга убивала одного из самых жестоких социопатов, когда-либо живших на свете?
— Так что без лишних слов начинаем прослушивание! — воскликнула бабушка.
Даже не взглянув на сеньора Эдуарде, который к этому времени слегка похрапывал, она выбрала две заявки с приложенными фотографиями.
— Кеннет Шоутер и Амбер Чизман, будьте так любезны подняться на сцену.
Только, конечно, никакой сцены в зале не было, поэтому возникло небольшое замешательство — Кенни и Амбер не знали, куда им идти. Бабушка указала им на место перед длинным столом, за которым дремал сеньор Эдуардо, а Роммель сидел, облизывая свои причинные места. Бабушка вручила Кенни листок бумаги и сказала:
— Густав.
Потом вручила другой листок Амбер:
— Розагунда.
Лилли рядом со мной прямо трясло — она изо всех сил старалась не расхохотаться вслух. Не знаю, что уж ее так рассмешило.
Хотя когда Кенни начал читать свой текст, я тоже чуть было не расхохоталась:
— Не бойся, Розагунда! Хотя сегодня ночью ты, возможно, отдашь ему свое тело, я знаю, что сердце твое принадлежит мне.
А особенно ясно я поняла, почему Лилли смеется, когда мы перешли к музыкальной части прослушивания и Кенни попросили спеть песню, какую он хочет (парень за роялем должен был ему аккомпанировать), и он выбрал песню бэк Сэра Михалота. Он запел:
Встряхни, встряхни, встряхни своей здоровой задницей.
Это было так смешно, что я расхохоталась и хохотала до тех пор, пока из глаз не полились слезы. (Хотя я пыталась смеяться очень тихо, чтобы никто не услышал.)
Дальше стало еще хуже. Бабушка сказала:
— Э-э… спасибо, молодой человек.
Пришла очередь Амбер исполнить песню, и она выбрала «Мое сердце», которую Селин Дион поет в фильме «Титаник». Лилли в это время на пальцах изображала танец, который показывают в Лас-Вегасе в отеле «Белладжио». Танец идет под эту же музыку в огромном фонтане перед подъездной аллеей отеля и длится,
наверное, целый час, его смотрят туристы, которые прогуливаются по Стрипу.
Я так смеялась (беззвучно, правда), что даже не слышала, кого бабушка пригласила прослушиваться на роль Розагунды дальше, Я услышала имя, только когда Лилли, перестав изображать на пальцах танец, не ткнула меня пальцем в бок.
— Амелия Термополис Ренальдо, прошу, — объявила бабушка снова.
— Неплохая попытка, — крикнула я с места. — Но, если кто не знает, я не подавала заявку.
Бабушка метнула на меня зловещий взгляд, все остальные резко втянули воздух.
— Если ты не собиралась участвовать в прослушивании, то зачем ты вообще пришла? — язвительно поинтересовалась она.
«Ха, потому что вот уже полтора года я каждый день после уроков встречаюсь с тобой в «Плазе», или ты забыла?» Но вслух я сказала другое.
— Я просто пришла поддержать друзей.
На что бабушка ответила:
— Амелия, не морочь мне голову, на это у меня нет ни времени, ни терпения. Подойди сюда. Сейчас же.
Она произнесла эту фразу тоном вдовствующей принцессы — я его сразу узнала. Точно таким же голосом она начинает говорить прямо перед тем, как завести какую-нибудь невероятно неловкую историю о моем детстве, которая унизит меня перед всеми.
— Ладно, — процедила я сквозь зубы и пошла на прослушивание. В это время бабушка объявила имя следующего мальчика, которого она хотела прослушать.