Историческая справка: Софья Бригген, жена декабриста Александра Бриггена, не смогла оставить детей, к мужу не поехала, но и развод не оформляла. Супруги долго жили перепиской. И Софья была одной из немногих женщин, которые дождались амнистии декабристов. Вот только за время, что супруги прожили в разлуке, декабрист в ссылке сумел нажить с гражданской супругой крестьянкой Александрой пятерых детишек.
Поэтому я еще в школе сильно недоумевала, о каких таких жертвах идет речь? Был выбор: ехать с мужем или остаться. Были сопутствующие потери. Женщины просто сделали свой выбор. Кто-то впоследствии пожалел об этом. А зная человеческую сущность, пожалели там все: и те жены, которые остались, и те, которые уехали. Да и те, к кому приехали жены, тоже, небось, пожалели.
Но вернемся к жертвенности. Всегда ли жертвенность базируется на любви? Оказывается, нет. Часто основой жертвенности являются страх и неверие в собственные силы. Человек уверен, что он не достоин признания и любви, потому завоевывает их, принося в жертву себя, свои взгляды, свою жизнь. Более того, самопожертвование становится элементом манипуляции. Мы все с этим сталкивались. Каждый мужчина хоть однажды слышал в свой адрес: «Да я ради тебя…», и дальше обычно идет перечень всего того, что она ради него.
Женщина считает себя не настолько хорошей, чтобы рядом с ней мужчина был просто так, поэтому прилагает недюжинные усилия, приносит себя в жертву. Вокруг существует много примеров того, как мужчины не оценивают подобные жертвы. Но предателями их называть нельзя. Если женщина добровольно отказалась от чего-то (пожертвовала), то рано или поздно она услышит вопрос, зачем она это сделала, кто ее просил.
Парадоксально, но женщина, которая жертвует напропалую, – эгоистична. Она ведет себя так, как считает верным, не учитывая мнение других людей. Кроме того, что она не интересуется, нужна ли ее жертва мужчине, она потом еще и требует благодарности за свои действия. Не получая этого, она чувствует дикую обиду. В итоге возникает ненависть к тому, ради которого совершалась жертва, кому она оказалась ненужной.
– Я ради тебя поехала сюда к твоим родителям на выходные в эту деревню, а ты даже спасибо мне не сказал, – обиженно зашипела я на своего мужа. Мне было до жути обидно, что мой мужчина не ценит этой жертвы.
Мой муж пожал плечами и сказал:
– Не надо было ехать.
– В смысле? Я ради тебя тут! Чтобы подружиться с твоими родителями и укрепить наши отношения, тупой ты, что ли? – не унималась я.
– Укрепила? – саркастично бросил мне муж, надел наушники и продолжил смотреть сериал в интернете и улыбаться. А я продолжила смотреть жизнь. И плакать.
Хотите принести себя в жертву – ваше право, это ваша жизнь. Но не ждите рукоплесканий и признаний за свои действия. Потому что, если вы ждете благодарности за свою жертву, – это не жертва вовсе. Это просто торгашество: ты – мне, я – тебе. Только вы очень плохой торгаш, который даже не интересуется у «покупателя», нужен ли тому этот ваш товар под названием «жертва».
Женственность не имеет ничего общего с жертвенностью, с ломкой себя, с переступанием через свои желания, свои эмоции и чувства. Женственность – это свобода быть собой. Такой, какой тебя создала природа. А природа нас создала разными. И вот сейчас мы переходим к дисморфофобии, которую формирует общество с его пресловутыми стандартами красоты.
Я была рождена в 1980 году, поэтому за свою жизнь я повидала несколько стандартов красоты: от челки с начесом и коричневых губ до натурэль во всем, от тощих параметров 90–60–90 до пышнозадых Кардашьян. Это все было модно. На моей памяти Памела Андерсон вшивала и вышивала себе силикон из груди несколько раз. Было бы проще вставить замок-молнию под грудь, чтобы варьировать пышность размеров.
Стандарты были разными, и всем им я пыталась соответствовать. Я старалась скрыть свою маленькую грудь. Неудачное выражение. Потому что скрывать-то ее и не надо было: ее и так никто не видел. Перефразирую. Я старалась скрыть ее отсутствие. Столько способов увеличить грудь, сколько знала я, не знал никто и никогда: контуринг; воланы и оборки в верхней части лифа; светлый верх, темный низ; свернутые рулоном носки, запиханные в пуш-ап; собственно, пуш-ап и многие другие приблуды.
В одежде моя фигура была приближена к совершенству: тонкая талия, объемная попа и грудь второго размера (по факту – нулевого). Я ходила по жизни, как Русалочка по суше: все вроде красиво, но по факту так неудобно, лямки китайского бюстгальтера впиваются в кожу, носки норовят выползти и испортить мне весь образ фем фаталь.
Я выглядела прекрасно, но чувствовала себя ужасно. Ужаса добавлял тот факт, что когда-нибудь (и я это понимала) у меня появится парень. И когда-нибудь (я это тоже понимала) дело дойдет до секса. И когда-нибудь (не на первом, а на пятом или сорок восьмом свидании) мой парень скажет мне: «Наташ, а почему мы занимаемся сексом в одежде? Снимай лифчик!» И тогда нам с ним придется расстаться. Потому что такого позора я не перенесу.
А потом у меня появился Миша. Все шло прекрасно, пока я вдруг не осознала, что дело идет к сексу. Он стягивал с меня джинсовку, а я ее обратно натягивала, потому что после джинсовки шла футболка, а под ней лифчик с носками, а под носками – ничего. И это «ничего» я показывать первому парню ой как не хотела, поэтому отдаляла этот момент оголения как могла.
– Мне нужно в ванную, – томно произнесла я, натягивая футболку чуть ли не до колен.
– Ок, – поспешно согласился Мишка. – Я пока шампанское в спальную перенесу и свечи зажгу.
«Зажги, конечно, при свечах все предметы меняют очертания. Возможно, при свечах мой нулевой размер будет выглядеть, как пятый», – с отчаянием подумала я и прошлепала босыми пятками по направлению к ванной комнате.
Там я включила душ, как будто струя воды могла скрыть мой вздох отчаяния, стянула с себя футболку, вытащила носки и сняла лифчик. Какое-то время я просто смотрела на свое отражение в зеркале. На меня оттуда глядела 17-летняя девочка с глазами олененка Бемби и сиськами того же самого олененка. Только их было не шесть, как у олененка, а всего две.
В дверь ванной постучали:
– Наташ, все в порядке? – Миша, видимо, уже начал нервничать. – Я свечи зажег!
Я еще раз критично посмотрела на свои сиськи. А точнее, на их отсутствие:
«Может, сейчас начнется пожар, тогда я незаметно выбегу и смогу сохранить тайну своих призрачных сисек».
– Приходи в спальню, – еще раз напомнил Миша на тот случай, если я, очевидно, совсем тупая и не знаю, куда идти за сексом.
Я склонила голову на бок и начала вспоминать все позы, о которых я читала в «СПИДинфо» за апрель.
«Если женщина ляжет на спину, грудь сплющится и затечет в подмышки, значит, теоретически я смогу выдать свою плоскую грудь за растекшуюся… Фу, нет. Звучит мерзко. А если я буду сверху, тогда грудь будет удалена от его глаз. Соответственно, как и все удаленные предметы, она будет казаться еще меньше, чем вблизи… Так, стоп. А если он будет все время сзади, тогда он не сможет увидеть мою грудь вообще!» – победоносно умозаключила я и прикрыла кончиками пальцев соски.
«Если бы не соски, можно было бы подумать, что спереди у меня тоже спина», – зачем-то подумала я. Секса не хотелось совершенно. Хотелось домой и реветь.
– Наташ, если нужно полотенце, там на стиралке чистые лежат! – подкинул спасительную идею Миша.
Я радостно замоталась в чистое полотенце, подоткнула свободный конец в район сисек, имитировав их наличие, выключила душ и максимально загадочно выползла из ванной. Миша сделал шаг ко мне, я затаилась, крепко прижимая полотенце к груди. От волнения сердце бешено заколотилось, было слышно, как оно бьется о грудную клетку. Мне казалось, что у женщин с пышной грудью не так слышно сердцебиение: сиськи, как глушитель, делают звук ровным и приятным. Мое же сердце стучало, как отбойный молоток. И нечему было заглушить этот стук.
Миша нежно и уверенно притянул меня к себе левой рукой, а правой попытался стянуть с меня полотенце. Я отчаянно вцепилась в махровый кусок обеими руками, отдаляя миг неминуемого позора: в коридоре горели не свечи, а лампа на 120 вольт. В этом освещении никак нельзя заголяться.
– Если ты стесняешься, не переживай, – вдруг вкрадчиво сказал Миша и добавил: – Я видел много разных сисек.
Много разных сисек. Они в ту же секунду заполнили собой мое воображение. Миллионы разнокалиберных сисек вихрем пронеслись по моему сознанию. Меня вдруг обдало жгучей волной негодования, смешанного со стыдом: то есть он видел, получается, и идеальную грудь. Получается, ему есть с чем сравнивать. Получается, он, как путешественник, видел много разных гор. Он покорял разные вершины. Он видел даже Эверест. Что он подумает, когда увидит мою Северо-Европейскую равнину? Вряд ли он восторженно скажет: «Как красиво, тут овец пасти можно!» Все это за секунду пронеслось в моей голове, и я сказала:
– Блин, я сейчас вспомнила… Мне маме надо помогать… Там с огорода папа огурцы привез, они в ванне дома лежат… Я твою ванну увидела и вспомнила… Я домой, наверное…
Не думаю, что Миша поверил в сказку про огурцы и ванну. Просто Миша был джентльменом. А еще Миша достаточно видел сисек, еще одна пара ему погоды бы не сделала. Поэтому он хмыкнул, что-то пробурчал и пошел задувать свечи в спальню. Задувая свечи, наверное, он загадал желание. Которое сбылось только через полгода.
А мое желание сбылось только через 20 лет. Да, я устала пытаться принять себя такой, какая я есть, пошла к хирургу и сделала маммопластику. Как типичная Русалочка, я сделала это для того, чтобы привлечь к себе внимание моего мужчины. Как типичная Русалочка, я осталась после этого одна. А мой мужчина ушел к нормальной адекватной женщине с нулевым размером груди. Они поженились и уже лет 10 как перманентно счастливы.