– Простите, господин, – невозмутимо сказал он и легко перекатился на пол.
Наложница испуганно пискнула, а я подняла взгляд на потолочные балки. Пожалуй, удобные, да.
– Господин, работа выполнена, – доложил Шики.
– Это что – все? – я посмотрела на пленника.
– Живые – да, господин. Есть еще двое сумасшедших. Привести?
– Не надо. – Плохо у ребят, видать, шла расшифровка моих записей.
Шики кивнул и – я моргнуть не успела – исчез, только бамбуковая занавеска стукнула о раму окна.
Наступила тишина, лишь пленник часто и затрудненно дышал. Я посмотрела на наложницу.
– Все, сказка закончена.
Девушка покорно встала и с очень-очень жалобным видом, прижимая рукава к глазам, словно смахивая слезы, скрылась за дверью.
– Рен, проследи, чтобы нас не подслушивали, – приказала я, уверенная, что, несмотря на все предосторожности, новость о том, что принц украл у императора пленника, наутро разнесется по всей столице.
Служанка поклонилась и шагнула к двери. Непродолжительные звуки возни – и все стихло. Но Рен не вернулась. Я не стала ее ждать: вытащила маленький кинжал, спрятанный за поясом, и осторожно перерезала веревки пленника. Острый кинжал, я его хорошо вчера наточила… Думаю, Шепчущий тоже оценил. По крайней мере, он замер и как будто стал медленнее дышать. Медленнее и тише.
Окровавленные веревки упали на пол. Я убрала кинжал, налила в чашу вина и поднесла Шепчущему. Он затаил дыхание.
– Пей. – В тишине комнаты мой голос прозвучал чересчур громко и требовательно. – Ну же, это просто вино.
Пришлось сунуть чашу ему в рот, чтобы юноша все-таки отмер и правда выпил, а потом под моим внимательным взглядом сполз с обломков стола и растянулся на полу ниц.
Я налила еще вина.
– Ты знаешь, кто я?
– Этот человек знает, – после паузы выдохнул Шепчущий. Голос у него был хриплый, еле слышный. – Ваше Высочество.
Мне было жаль его до слез. Окровавленный, избитый, униженный лежит у моих ног. Но принц не имел права на жалость.
– Правильно. Поднимись.
Помедлив, Шепчущий сел на пятки и по-прежнему смотрел в пол.
Я снова протянула ему чашу.
– Пей еще.
Юноша повиновался и вдруг закашлялся. Я заметила кровь у него на губах и не выдержала:
– Рен! Лекаря!
– Не надо, господин, – зашептал колдун. – Не надо, пожалуйста!
– Надо. Лекарь будет молчать, не беспокойся. Он немой.
Нет, я еще не дошла до такой степени отчаяния, чтобы отрезать язык врачу – я просто приказала Рен найти немого. Его привезли откуда-то из провинции, и пока что справлялся он отлично. Для местных, конечно. Дворцовым лекарям я не доверяла.
Пока лекаря вели, я села на пол рядом с Шепчущим и поинтересовалась:
– Ты знаешь, зачем ты здесь?
Он молчал и пытался пару раз на меня посмотреть, пока наконец не ответил:
– Нет, Ваше Высочество.
– Отец приказал вам расшифровать мои записи. У вас не получилось? – Колдун вздрогнул и снова склонился ниц. – Да или нет?
– Нет, господин.
– Замечательно. – Я не смогла сдержать вздох облегчения, но быстро взяла себя в руки и продолжила: – Государь убил бы тебя, но мне нужен верный Шепчущий. Как тебя зовут?
Он снова помедлил с ответом, словно решил, что ослышался.
– Ми́чи, господин.
Только имя, без рода. Любопытно.
– Мичи, – повторила я, запоминая. – Ты будешь мне верен?
– Да, господин. – Он задрожал, по-моему, заплакал.
Я потянулась было погладить его по плечу, успокоить… и отдернула руку, сказав только:
– Я буду хорошим хозяином, Мичи, лучше, чем мой отец. Если ты будешь мне верен. – И, помолчав, добавила: – Сейчас придет лекарь и осмотрит тебя. Еще тебе отведут комнату в моем гареме, здесь безопасно, тут тебя не будут искать. Ты отдохнешь, а завтра в это же время мы снова побеседуем.
Шепчущий все-таки рискнул поднять голову и разбитыми губами несчастно спросил:
– Что господин прикажет мне сделать?
– Сначала – узнать, кто поставил мне защиту от магии. – Я усмехнулась, поймав его изумленный взгляд. – Потом видно будет. Не бойся, расшифровывать мои записки тебе больше не придется. Все, отдыхай.
Оставалось только распорядиться, чтобы колдуна устроили с комфортом, и строго-настрого приказать Рен, чтобы объяснила наложницам и слугам: Мичи неприкасаем.
Заснуть этой ночью я так и не смогла. Одна из наложниц играет мне на флейте, пока я это пишу. Музыка очень красивая – могут же, когда хотят! Я слушаю, и мне видится задыхающийся на берегу реки Ли. Он снова зовет меня: «Гос-по-жа!»
Нужно было его выслушать. Кто еще мог поставить мне защиту? Уж точно не император. Но для чего?
Я боюсь оставаться одна. Даже зная, что рядом неизменно предупредительная Рен и другие слуги, я все равно боюсь. Рен не спит со мной, это позволено только наложницам, но и даже красавицу с флейтой в роскошных зеленых одеждах я боюсь – кинжал лежит у меня на коленях.
Наверное, я снова заставлю ее полночи рассказывать мне сказки или играть со мной в го, чтобы отвлечься.
Снова бессонница.
Господи, как же мне страшно!
Принцесса Намонаки
Свиток четырнадцатый
Суток не прошло с тех пор, как в Лунной роще появились мои объявления, а я уже получила ответ.
Нежить в этом мире боятся. У нас дома тоже есть сказки про леших, водяных, Бабу-ягу, и иногда эти персонажи помогают Ивану-царевичу, если он достоин. Наверное, потому, что я выросла на этих сказках и, естественно, считала, что достойна, я была уверена: мне ничего не грозит. Я сделаю предложение, от которого они не смогут отказаться, и мне помогут. А как иначе?
Я не учла, что нежить – это не люди, поэтому мыслят и рассуждают они иначе. И от того, что они захотят, у меня волосы дыбом встанут.
Нежить в этом мире не помогает людям. Люди им – тоже, и то, что я однажды спасла кицунэ, было поступком из ряда вон, как и ответная помощь от кицунэ мне.
Нежить здесь ненавидит людей или, в лучшем случае, презирает. Рен еще после кицунэ рассказала мне, как именно нежить людей ненавидит. Какие там злые шутки! Если от встречи с потусторонним удастся уйти живым – это счастье. А если еще и здоровым, то вообще небывалая удача.
Большая часть персонажей местного фольклора именно нежить – не живые и не мертвые. Они вернулись с того света, точнее, если верить местной религии, не смогли переродиться. Кого-то держит незаконченное дело, кого-то – страшное преступление, кто-то умер так плохо, что просто не может уйти не отомстив. После смерти они превращаются в чудовищ, о́ни, и движет ими лишь одно желание: убивать. Если перед этим с жертвой удастся поиграть – хорошо, но потом обреченный, когда-то обидевший чудовище, умрет, и смерть его будет мучительной. Например, открывает наивная девушка дверь на стук – и чудовище сдирает с нее кожу, само становится этой девушкой, а потом пирует на костях ее родственников, не распознавших подмену.
Я спросила у Рен: неужели кицунэ тоже плохо умерли или грешили? Служанка улыбнулась и сказала, что нет, кицунэ – существа иного порядка. Они духи этой земли, только никто не станет делать кицунэ подношения – может, поэтому они такие злые?
Я вспомнила золотоволосого мальчика в Лунной роще и его серьезные, совсем не детские глаза. А кирин, он кто? Такой же, как кицунэ? Рен ответила, что да, и ки́рин, и тану́ки, и речной дракон, и онама́дзу, и многие-многие другие – все они духи. Они никогда не были людьми, именно поэтому ничего хорошего от них ждать не стоит. Кто поймет существо с образом мышления, отличным от человеческого?
Тогда я выслушала служанку, согласилась, но близко к сердцу не приняла. И сейчас, когда мне понадобилась помощь, а козырей на руках было раз-два и обчелся, я вспомнила о потустороннем мире. У меня преимущество: я-то мыслю иначе, я не местная и всех этих о́ни не боюсь. Я из другого мира и тоже, наверное, мертва. Я почти как они. Как-нибудь договоримся.
Рен считала, что принц с катушек съехал и вот-вот расшибет голову об уголок тофу, как здесь говорят про нелепую смерть. Но сказать это напрямую она, конечно, не могла. Да и я бы не послушала.
Зря, наверное.
В Доме Снежных Лилий сегодня было непривычно пусто, зато вокруг народ толпился ну просто как сельди в бочке, а в воздухе витал страх. Люди перешептывались, не решаясь даже голос повысить, кто-то рыдал, несколько куртизанок лежали в обмороке, и им никто не помогал. Все смотрели на закрытые ворота Дома так, словно внутри поселился сам дьявол.
– Ичи-кун, – ахнула хозяйка, когда я шагнула к воротам. – Не надо! Там ю́рэй!
Нежити в этом мире много, очень много, и я даже не пыталась запомнить ее всю. Гиблое дело.
Так что я ничего не поняла, зато поняла Рен. Она прижала широкие алые рукава ко рту и тихонечко заскулила от страха, как щенок. Я удивленно покосилась на нее: это моя-то храбрая Рен, которая и стражникам императора, если надо, даст жару? А тут, подумаешь, какие-то юрэй! Вот если бы засада Плащей – тогда да… Я даже обрадовалась: выходит, на мое объявление откликнулись. Что ж, устроим духам интервью!
– Господин! – воскликнула служанка, когда я стала протискиваться сквозь толпу. Между прочим, это она со слугами должна была расчищать мне дорогу. – Господин, куда вы? Там же… ю… ю… У-у-у!
Хозяйка Лилий упала мне в ноги, вцепилась в край одежд и заплакала, в унисон зарыдали и ее куртизанки.
Что ж, в их сказках нежить ест людей, конечно, они боятся, но я-то как Иван-царевич, и мне очень нужна помощь. Ха, и не таких уламывала, подумала я, глядя на этот великий плач. Впрочем, каких уламывала – я не помнила, но в себе не сомневалась.
Я наклонилась и как могла ободряюще сказала:
– Я заплачу вам за день простоя, госпожа. Простите меня.
Всхлипывая, женщина упала ниц, а Рен простонала:
– Господин! Господин, молю, не надо!..
Я сделала вид, что не слышу.
За моей спиной воцарилась абсолютная тишина, стоило толкнуть створку ворот. Я перешагнула порог, а ворота тут же со скрипом закрылись. Впервые меня кольнуло беспокойство, и, не сдержавшись, я нервно оглянулась. За спиной никого не было.