ливым? – поинтересовалась девушка чуть погодя.
– Нет. Должно же быть в мире что-то вечное.
В моей прошлой жизни говорили, что звезды гаснут. И что когда-нибудь умрут и они, и Вселенная. Или, как феникс, Вселенная все же возродится вновь из Большого взрыва, и так будет повторяться вечность. Я боялась сказать подобное сейчас – это наверняка было противно местным сказаниям и девушки бы решили, что принц снова несет чепуху.
– Я не услышу об этом стих, Ваше Высочество? – сказала девушка, помолчав.
– Я больше не сочиняю стихов.
– Отчего же? – она искоса посмотрела на меня.
– Память отшибло.
Прозвучало это грубо, и девушка замолчала. А я вдруг поняла, что мне не хватает ее голоса – уж очень гармонично он звучал с флейтой.
– Простите, госпожа. Я не хотел вас обидеть.
– Вы и не обидели. – Она тоже не опускала головы.
Создавалось впечатление, что на звезды ей смотреть приятнее, чем на жениха. Я не страдаю иллюзией, что принц безумно красив, но разве не интересно взглянуть на будущую корону, которую вот-вот наденешь?
– Принц, – продолжила эта странная невеста, – я понимаю, что вам неприятно говорить со мной. Вы дали матери обещание, и вы здесь. Я тоже дала обещание. Мы оба здесь из чувства долга. Давайте потерпим еще немного и разойдемся, а завтра вы скажете государыне, что я вам не понравилась, и больше мы никогда не встретимся.
Обомлев, я продолжила смотреть на звезды. Что, вот так? Все хотят замуж за принца, а эта тут из чувства долга. Ну да, как же!
– И что же, госпожа даже корону не хочет? – недоверчиво спросила я.
– Корону? – удивилась она.
Святая наивность!
– Да. Мою. – Я по-прежнему любовалась звездами, говоря это. – Ваш отец, или дядя, или кто там, убьет меня, когда вы забеременеете, и вы станете императрицей-регентшей. Или, в крайнем случае, матерью императора.
Девушка усмехнулась, тоже не сводя со звезд задумчивого взгляда.
– У меня нет ни отца, ни дяди, Ваше Высочество, я сирота. И если убьют вас, то несдобровать и мне. Мне жаль, что Вашему Высочеству приходят в голову такие мысли о предстоящей свадьбе.
А какие еще мысли должны мне приходить?
– Как вас зовут? – снова нарушила тишину я.
– Мэ́йли́н, – просто ответила она. Ни рода, ни титула – ничего.
– А что вы сделаете, если я скажу завтра, что вы мне понравились, Мэйлин?
Она улыбнулась. Грустная получилась улыбка.
– Значит, завтра вечером я снова буду смотреть здесь на звезды.
У меня впервые мелькнула мысль, что эта Мэйлин, пожалуй, лучшая невеста среди всего цветника на отборе. Она хотя бы на человека похожа, а не на моего убийцу.
– Почему мать выбрала именно вас, Мэйлин? – спросила я напрямик.
– Мне не дано постичь мысли и решения государыни, – тихо и равнодушно ответила девушка.
– И все же, – настаивала я, – какие-то соображения у вас наверняка есть?
– Да. Государыня почему-то высокого мнения обо мне и хочет вам счастья, принц, – вздохнула она.
– Но она ошибается? – не сдержалась я.
Мэйлин на шутку не ответила, лишь тихо произнесла:
– Этого мне точно знать не дано.
Мы опять замолчали, и на этот раз тишину нарушила Мэйлин:
– Что вы собираетесь делать, Ваше Высочество?
Наверное, она спрашивала о том, что я отвечу завтра матери, когда она спросит о своей протеже. Или о том, кого я выберу в конце отбора, но я ответила:
– Смотреть на звезды, Мэйлин. Смотреть на вечность.
Она впервые окинула меня долгим взглядом и кивнула:
– Да, принц. Давайте смотреть на звезды.
И мы смотрели на звезды. Такое вот свидание. А завтра я скажу матери, что мне нравится ее выбор и я согласна, но пока что стоит потянуть время. Мне почему-то кажется, что из этой Мэйлин выйдет толк. Я не знаю какой, но в моей партии она что-то вроде если не королевы, то ладьи.
Узнать бы, она не Шепчущая? Мой ручной колдун в гареме еще не отлежался – лекарь передал, что беспокоить без особой надобности его пока не стоит.
Что ж, подождем.
Принцесса Намонаки
Свиток пятнадцатый
Ох и жара! Ивы с вишнями давно отцвели, а воздух теперь душен и влажен, давит, как в сауне. Говорят, в море пришли медузы – кто-то из сынков правого министра искупался, обжегся и теперь помирает.
Я спросила у Рен, всегда ли здесь так. Она сказала, что да, это и для слив полезно, урожай будет хороший. Рен не зря за сливы переживает: из них вино делают, сладкое, золотистое – пьешь как сок и вроде не пьянеешь. Потом, правда, встать не можешь – до того в голове шумит.
Все вокруг влажное, не только воздух. Постель, одежда, а особенно я – пот в прямом смысле течет ручьями. Придворные и старшие слуги обмахиваются веерами – на них снова мода, и чтобы рисовая бумага обтягивала бамбуковые рейки, а на ней обязательно был написан стих какого-нибудь местного философа.
Мне вручили любимый веер принца, на котором огромными изящными иероглифами красуется: «Всегда будь готов умереть». Рен очень удивилась, когда я в нее этим веером запустила. Оказалось, это написано изречение великого Ханабу́сы-но Сумире́ко и оно никак не может считаться оскорблением. Я поинтересовалась, как долго жил этот Ханабуса, оказалось, до глубокой старости – лет так до восьмидесяти. Долго же он готовился умереть.
Пишу это сейчас, и одна у меня забота: как бы пот со лба на бумагу не капнул. Позвала слуг, сидят рядом на подушках, обмахивают меня чьими-то перьями. Я прямо как персидский царь! Только никакого толку от этих обмахиваний – горячий влажный воздух туда-сюда гоняется, как в бане березовым веником.
Наверное, помру я отнюдь не от яда или кинжала в спину, а от местной погоды.
Этой ночью скоропостижно скончались пятеро наместников из двадцати. С остальными я просто не успела пообщаться.
Говорят, народ сопоставил факты, и слух о том, что я не принц вовсе, а о́ни, стал громче. Пришлось сходить в местный храм, обкуриться ароматными травами, ополоснуться святой водичкой и ударить в гонг. Последнее мне особенно понравилось: я дубасила в этот гонг, как ребенок в игрушечный барабанчик, аж все монахи сбежались, потому что я их медитацию нарушила. Пришлось извиняться.
Храм я специально посетила тот, что располагается ближе всего к торговой площади, поэтому на выходе нас с Рен встречали. Телохранителей я с собой не взяла – Пауки что-то пока не прислали своих, а императорские не вызывали доверия, – но посмотрела на толпу и поняла, что зря, наверное, без охраны пришла.
Толпа смотрела на меня и молчала. Может, все ждали, что я полыхну? Или из кожи вон выскочу – что тут с чудовищами после святой водички случается?
Положение спасла Рен, завопив очень громко, противно, но представительно:
– Дорогу наследному принцу!
Я вскинула голову и приняла важный вид: мол, ну и что, что одежды на мне попроще, – я, может, инкогнито. А так глядите: принц. Не верите? Да как вы, чернь, смеете во мне сомневаться?
Невероятно, но это сработало. Люди расступились, а потом даже упали ниц, образовав узкий коридор, по которому величаво прошла я, а за мной – Рен, недовольно зыркая вокруг. Так нас провожали до самого дворца.
Вот не понимаю я народ: когда император своих братьев из окон выкидывал – это, значит, было нормально, а когда я с нежитью договаривалась и творила, между прочим, справедливость, – это прямо жуть как странно, а может, даже грешно.
Главное, что все получилось. По дворцу тоже поползли слухи – министры, как и народ, сложили два и два, только сумму получили немного другую. Я явилась без приглашения к еще пятерым, и видели бы вы их лица! Бедняги! Словно я их на горячих углях танцевать заставила.
– Господин, вы ищете смерти, – говорили они, а сами прятали глаза. – Будет буря.
– Укроетесь, пока гроза молодые деревья ломает? – подхватывала я. – Смотрите, как бы гроза потом не сломала вас, вместе со старым кленом. А то всякое бывает.
Сегодня мне тоже ничего определенного не сказали, так что я с чистым сердцем оставила у министров могильную землю и прах. Во-первых, я юрэй обещала, во-вторых – эти тру́сы были мне невероятно противны. Ах, император страшный; ах, принц тоже почему-то озверел. А может, это и не он вовсе, а совпадение и те умершие наместники просто чем-то отравились? Ничего, еще пятеро сдохнут этой ночью, и мы посмотрим, какое это совпадение, сморчки трусливые. Тьфу на вас!
Поговаривают, резко выросли в цене амулеты от нечистой силы, а за раба-колдуна на черном рынке такую цену дают – просто держись! Давайте-давайте, не помогут они вам – от совести не спрячешься. Мерзавцы, сначала наплодили нежить, а потом… Ну и черт с вами!
Днем на обед – еще раньше матушки – меня позвал император. Этого следовало ожидать, и я думала, что, как приду, в меня полетит чаша с рисом или вином. Ну хотя бы светильник!
Нет, Его Величество встретил меня ласково, как настоящий заботливый отец. Подкладывал любимые блюда, улыбался, глядел задумчиво, а у меня вдруг резко пропал аппетит. У наших ног крутилась белая кошка, которой я незаметно все куски и скармливала. Император, конечно, это видел.
Он очень удивил меня, когда отбросил фальшивую нежность и прямо спросил:
– Ичи, чего ты хочешь?
– Государь? – Я уставилась на него в изумлении.
– Ты изменился, – сказал император. – Или все-таки извлек урок с прошлого раза. Если так, то это хорошо, это показывает тебя как будущего правителя с нужной стороны. Скажи, Ичи, ты правда думаешь, что мать позволит тебе править самому?
Вряд ли слух о том, что сын хочет его свергнуть, стал для императора новостью.
– Ваше Величество, я не понимаю… – Я равнодушно пожала плечами.
– Все ты понимаешь, Ичи, – перебил государь. – Как говорят, голодная собака палки не боится. Чего ты хочешь, Ичи? Клянусь, я дам это тебе. Наш союз будет куда плодотворнее, чем с твоей матерью. Подумай об этом.