Колдун крупно задрожал, словно не мальчик сидел перед нами, а нечто пострашнее юрэй.
– Взамен я предлагаю тебе услугу, – сказал кирин. – Но только одну.
– А если я приведу тебе еще Шепчущих? – Я снова подалась к нему.
Кирин отшатнулся:
– Глупая несчастная девочка! Справедливость должна восторжествовать. Если ты приведешь ко мне невиновных, я не приду.
Я мало что поняла, но основная мысль до меня дошла: любой Шепчущий не подойдет.
– Чего ты хочешь, девочка? – спросил кирин, грустно глядя на меня.
Позже Рен объяснила, что просьба должна быть во благо, иначе кирин не только ее не выполнит, но и меня убьет. Я этого не знала, но мне повезло – просьба была следующей:
– Научи меня, как освободить наемников клана Синих Пауков. Они служат главе из необходимости, и он держит их колдовством… как я поняла.
Кирин кивнул и осторожно, словно я была страшным насекомым, взял меня за правую руку. Легкий зуд, а следом – холод. Через миг в центре моей ладони поселилась золотая искра. Она мерцает и сейчас, когда я на нее смотрю, почти незаметная. Думаю, императору о ней уже доложили.
– Коснись этим их татуировки. – Голос кирина звучал все так же печально. – Тогда они будут свободны.
Я поклонилась и посмотрела вопросительно: что теперь?
– Развяжи его, – вздохнул мальчик.
Я осторожно вытащила кляп изо рта Шепчущего, а потом перерезала веревки, но кинжал убирать не стала. Если сейчас этот мерзавец даст деру, как я его, спрашивается, догоню?
Но Шепчущий, дрожа, рухнул на пол. Мгновение, а может, и дольше он смотрел на кирина, а кирин – на него. Из глаз колдуна брызнули слезы, он схватил со стола чашку, разбил и осколком перерезал себе горло.
– Не зови меня больше, – сдавленно произнес кирин, стараясь не смотреть на кровь, и отступил к краю террасы.
Ты сам явился, подумала я. Позднее Рен рассказала, что кирины чуть ли не единственные духи, которые приходят к нуждающимся, но всегда просят за свои услуги соразмерную цену. А еще они обличают преступников, и те умирают. Обычно от мук совести.
Я посмотрела на труп Шепчущего и подумала, что представляла сделку с нежитью как-то иначе. Кирин исчез – не знаю как, может, в закатных лучах растворился, а я получила что хотела.
Наконец опомнившись, я неуверенно позвала:
– Шики? Ты здесь?
Наемник возник из тени, словно тоже был нежитью, посмотрел на меня и сказал:
– Не нужно, госпожа…
Меня осенило, что он же тоже все знает, он слышал если не юрэй тогда, то кирина сейчас.
Я залпом выпила весь чай и захотела просто… не знаю… не быть, наверное. Проклятье, как же достало все!
Еще и Шики меня добил – вытащил один из своих мечей и направил лезвие себе в грудь. Я еле успела удержать его руку:
– Что ты делаешь?!
– Так будет правильно, госпожа, – спокойно сказал он. – Вы хотели мне помочь, а я стану угрозой для вас. Чем больше людей знают вашу тайну, тем хуже для вас.
– Ты знаком с Ли? – дошло до меня.
– Отпустите, госпожа, – сказал Шики, кивнув.
Идиот благородный… Что ж здесь у убийц такая высокая мораль?!
Я чуть не порвала его рукав, потому что Шики сопротивлялся. Одновременно удерживать меч и вырываться из моей хватки ему было неудобно, иначе бы я с ним не справилась, наемник-то был куда сильнее.
Спустя несколько минут возни все получилось: Шики вздохнул свободно, и мертвый паук, здоровенный такой, упал на пол, дрыгнув напоследок лапками. Алый солнечный луч лег на него, и паук рассыпался жирным пеплом, пачкая пол. Мы с Шики опомнились одновременно. Наемник рванул меч на себя, так, что я даже случайно порезалась.
– Шики, мать твою, не дури!
– Госпожа, вы не понимаете, чем это вам грозит! – воскликнул он мне в тон.
– Да иди ты с миром! – возмутилась я.
– Тогда я вас выдам.
– Шики, – я покрепче вцепилась в его ладонь, пачкая рукав кровью, – что ты хочешь в обмен на свою верность? Клянусь, я это сделаю, но и ты принесешь мне клятву и будешь молчать. И разойдемся с миром!
Он словно бы обмяк и проговорил, не глядя на меня:
– Я больше не хочу убивать. Никогда. Это самое заветное мое желание.
Мне оставалось его только пожалеть:
– Что тебе мешает? Я сняла твою татуировку, затеряйся где-нибудь в горах и живи счастливо. Только молчи обо мне, и все.
Шики усмехнулся, словно говоря: «Если бы это было так просто!» – а потом все-таки выпустил меч, встал на колени и произнес ту же клятву, что и Ли когда-то.
– Ты же не хочешь убивать? – сказала я, не торопясь ее принимать. – Тогда зачем?
Шики нахмурился, словно не понял вопрос.
– Я буду с вами, госпожа, пока вы не добьетесь своего. Буду беречь вас, а после я надеюсь на вашу милость. Надеюсь, что вы отпустите меня, госпожа, – наконец пояснил он.
– Отпущу, – пообещала я. – Спасибо, Шики.
– Вы могли привязать меня этой клятвой до того, как сняли татуировку, госпожа, – усмехнулся он.
– Это было бы неправильно, – вздохнула я. – Пожалуйста, не зови меня госпожой. Если нас услышат…
– Не услышат, госпожа, но я повинуюсь.
Так у меня появился телохранитель, которому я могла доверять. И личный Шепчущий. Как говорится, повезло вдвойне.
– Когда ты видел Ли последний раз? – не могла не спросить я.
– Недавно, госпожа. Если вы хотите его вернуть, просто позовите.
– Лучше передай ему, чтобы валил куда-нибудь подальше от меня. Желательно на край света, – бросила я, подумав, что сделает император, если найдет его. Будет у него новый Ванъян.
Шики не стал ничего спрашивать и просто кивнул.
– Я приведу к вам других Пауков, Ваше Высочество. Они будут ваши, – уверенно добавил он.
Я представила толпу таких же, как Шики, которым убийства осточертели хуже некуда. Представила, как заставляю их клясться мне, и почувствовала себя такой сволочью, что хоть сейчас удавись. Но они были нужны мне. Позарез нужны, а потом я сделаю для них все, что смогу.
Господи, во что я превращаюсь!
– Ли говорил, что вы добры. Он не лгал, – добил меня Шики и исчез.
Словно плетью меня огрел.
Возле моих ног все еще была кровь Шепчущего – человека, чьей жизнью я купила себе отряд наемных убийц. Добрая, да.
Меня опять затошнило – теперь уже от отвращения к себе. Я начала понимать принца. Он-то, говорят, был добрый, но слабак. Я же стремлюсь стать сильнее и все больше теряю человеческий облик. Что же дальше будет?..
Матушка снова позвала меня на чашку чая в Восточный дворец. Спросила, как там Мэйлин, ее милая протеже. Подтвердила, что она бесприданница, но это даже удобно: раньше императоры женились как раз на таких бедняжках. Хорошо же: их родня на власть претендовать не будет.
Я сказала, что Мэйлин – девушка, безусловно, милая и очень мне нравится, но торопиться, наверное, со свадьбой все же не стоит. Королева рассмеялась, и больше мы об этом не говорили. Сильнее ее волновали грудные боли принца – государыня даже настой сварила, и я без задней мысли его выпила. Боли последнее время и правда замучили, а от настоя их как рукой сняло.
Королева пообещала, что сварит еще. Смотрела ласково, гладила по щеке, улыбалась. Любит она сына, так любит… Была ли у меня такая мать в прошлой жизни? Почему-то кажется, что нет.
С Мэйлин мы вечером встретились в том же павильоне – застолбили, видать, наши с мамой слуги это местечко.
Смотрели на звезды.
Она уже все знала и, что любопытно, не была рада.
– Ваше Высочество, прошу вас, – сказала она грустно, – я не гожусь в императрицы. Я не достойна.
– Почему же?
– Я звезды больше людей люблю. – Мэйлин ткнула узким пальчиком в небо.
– И что? Отвечают взаимностью? – вырвалось у меня.
Девушка бросила на меня хмурый взгляд и промолчала.
– Расскажите, – попросила я и улеглась на подушки рядом с Мэйлин, – про звезды. Вдруг и я их полюблю больше людей. Кажется, это несложно.
Может, и стоило сказать матери, что не по душе мне ее протеже, пусть другую предлагает. И еще, еще… Земля подо мной и так шатается, а если заметят, что фаворитку завела… Нехорошо.
Пусть и нравился мне этот спокойный голос, и хорошо было с Мэйлин, и рассказывала она действительно интересно, но кого-то она мне напоминала. Как будто из прошлой жизни, кого-то близкого, родного, кого я любила. Кто теперь, возможно, плачет обо мне.
Нет, милосерднее прогнать эти мысли. Важно лишь, что за те три часа в компании невесты, будущей императрицы, я отдохнула как никогда за эти дни. И сама, не чинясь, пригласила ее встретиться здесь же завтра.
– Ваше Высочество, – сказала Мэйлин грустно и просто, – не надо. Не впутывайте меня в это. Я лучше в гарем пойду, если нравлюсь вам, но не нужно мне быть императрицей. Меня же убьют.
Я не сказала, что защищу ее – это было бы неправдой, я себя-то защитить не могу. Я ничего не сказала – просто ушла.
Дура я дура! Ли же специально отослала, а эту… Ну нравится мне Мэйлин, хорошая девочка, интересная. Не могу я от нее отказаться – она как глоток свежего воздуха. Не могу!
Черствая я сволочь. У меня ведь даже голова в ее присутствии в кои-то веки не болела.
Может, все еще наладится? Наместники будут моими, юрэй крепко их напугают; Шики приведет Пауков, а императора мы к ногтю прижмем и вздохну я свободно… Ну а вдруг?
Эти записки дарят покой. С собой потом в спальню листы возьму, еще допишу – успокаивает меня этот дневник. Пожалуй, даже лучше Мэйлин. Надо бы еще стихи принца повторить перед сном. Есть там один про одинокую зимнюю вишню на горном склоне – словно обо мне. Нет, несправедлива я к нему, вон он какие стихи писал. А я только и могу, что трепыхаться, как рыба без воды.
Только он умер, а я еще живая.
Завтра явлюсь к государю без приглашения… Или нет, сразу к левому министру, потом к правому, а потом к канцлеру – и дальше вместе пойдем. Если наместники живые еще…
Зимняя вишня на склоне, цветешь ты одиноко…
Принцесса Намонаки