– Вы еще можете сбежать, – устало выдохнула я. – Вы ведь Шепчущая. Вас наверняка не остановят.
– Куда же я пойду? Не беспокойтесь обо мне, Ваше Высочество. Моя судьба написана еще до моего рождения. Я готова.
– К чему? – шепнула я, засыпая.
– Спите, мой прекрасный принц. Я стану вашей императрицей, и мы будем жить долго и счастливо. – Она улыбнулась и потрепала меня по щеке.
– Ну, это вряд ли, – выдавила я, а больше ничего не слышала.
Когда я проснулась, Мэйлин спала рядышком, облокотившись на изголовье. Ее нужно прогнать, подумала я, разглядывая ее лицо – невероятно, она и во сне оставалась строгой и серьезной. Дура я была, что раньше ее не прогнала. Почему государыня посватала ее сыну? Решила объединить старую и новую династии?
– Вам лучше, принц? – спросила вдруг Мэйлин, голос звучал тихо и нежно.
– Рюичи, – поправила я грустно. – Меня зовут Рюичи.
– Конечно, господин. Я не могу читать ваши мысли, но знаю, что вы думаете, как бы меня прогнать. Зря. Вам сейчас как никогда нужна моя помощь. Объявите меня вашей невестой, и я буду с вами до конца.
Разительная перемена: еще вчера она всеми руками была против, что я и озвучила, снова сжав на всякий случай под подушкой шпильку.
– Человеку всегда страшно, когда он видит свою судьбу. Я лишь слабая женщина, принц. Простите меня. Я была не права. – Мэйлин улыбнулась.
– Какая еще судьба? – удивилась я.
– Быть с вами рядом. Всегда.
Ага, и в горе, и в радости.
– Мэйлин, простите, – я посмотрела ей в глаза, – а вам самой никто из Шепчущих мозги не промыл?
– Господин? – удивилась она.
– Ваша перемена меня пугает. Вы уверены, что не заколдованы?
Мэйлин снова погладила меня по волосам.
– Вы так простодушны, принц. И ничего не знаете о Шепчущих. Даже не думайте от меня избавиться, у вас не выйдет.
– Но называть вас моей избранницей я больше не хочу, – пожала я плечами, откинув длинную прядь со лба.
– У вас тоже есть судьба, принц. Вы не сможете от нее убежать. Вы давно хотели от меня избавиться, и все же каждый раз вас что-то останавливало, не так ли? Не спорьте с судьбой.
Не знаю насчет судьбы, но с этой сумасшедшей я спорить не стала. Я встала, позвала Рен и приказала ей привести в спальню начальника охраняющих меня солдат. Я не сомневалась, что мне подчинятся, раз уж император раздумал убивать сына.
Так и вышло: начальник пришел, поклонился и повел себя невероятно вежливо. Не став перед ним расшаркиваться, я просто приказала:
– Эта женщина мне докучает. Уберите ее отсюда.
Капитан сначала решил, что говорила я про служанку, пришлось пояснить, и в итоге Мэйлин вывели из покоев принца под белы ручки.
– И больше не приходите, – сказала я ей вслед.
Она лишь раз обернулась, но взгляд был очень красноречив: «Не вам спорить с судьбой, принц».
А я не верю в судьбу.
События завертелись как в карусели. Обедала я с императором и королевой Лянь, и государь никак не мог договориться с государыней насчет моей ссылки: королева предсказуемо была против.
Странный это был обед. Есть туда пришла, кажется, только я, благо было что: такой стол накрыли – меня еще ни разу так не кормили. Откуда-то появились семь видов вин и десять – хурмы, сотни соусов, а еще наконец-то жареное мясо. Все это вроде бы входило в кухню Лянь, я даже что-то такое раньше ела, пока ехала с королевой в столицу, но в тот момент мне было не до того. Зато сейчас я наворачивала за троих! Остальные двое за столом аппетита не имели.
Матушка притащила с собой какого-то, прости господи, интересного мужчину. Лицо у него было совершенно плоское, глаза-щелочки, нос… ну, он как-то умудрялся не портить эту идеальную плоскость лица. Зато какая буйная растительность на голове! Такая черная грива – любой конь позавидует.
Этот красавец-мужчина вел себя, я бы сказала, дерзко для местных. Да и не похож он был на них. Вроде тоже азиат, но какой-то странный. Не изящный, не худощавый, а наоборот, крупный, массивный. Увалень, одним словом. Но матери прислуживал именно он, а не дворцовые служанки.
Император смотрел на него как на чьи-то весьма дурно пахнущие испражнения. Даже рот рукавом прикрывал, когда забывался. Не понимаю отчего: незнакомец ничуть не вонял.
– Вы увлеклись экзотикой, Драгоценная? – проговорил государь, когда все расселись.
– Птицы ярче поют, когда они не заперты в клетке, о Благословенный, – королева безмятежно улыбнулась.
А я в это время наяривала жареное мясо, с острым соусом, ммм! В монастыре, поди, такого не будет.
Император посмотрел на меня.
Королева тоже на меня посмотрела.
И даже этот ее интересный мужчина и тот посмотрел. Взгляд его поросячьих глаз мне не понравился. Почему я раньше не видела его в свите матери?
Нет, кусок у меня в горле от этих взглядов не застрял. Я бы даже сказала, наоборот – аппетит разыгрался.
– Как видите, Драгоценная, наш сын здоров, – тоном «заметь, я его не уморил, как ты предсказывала» заявил император.
– Он привык к кухне моей родины, – отозвалась королева. – Кушай, Ичи, бедный мой, ты так исхудал.
Я кивнула и цапнула еще ломоть мяса с тарелки.
– Вы хотите отправить его в монастырь, Благословенный? В суровые условия, к которым он не готов? Мне начинает казаться, что вы хотите извести нашего сына.
– Что вы, Драгоценная, – фыркнул государь. – Я лишь проникся вашим трактатом «О святости». Каждому, кто торопится примерить венец, неплохо вспомнить, что такое тяжелый труд, не правда ли?
Я подумала и стянула пару мясных лепешек в масле. Вспомнить, что такое тяжелый труд? Можно подумать, устраивать против государя переворот было легко!
– К тому же это временная мера. Ичи отдохнет в монастыре Великой Благодати, совсем недалеко от столицы, Драгоценная. Вы сможете его навещать. А мы пока выберем ему невесту.
– Вы говорите так, словно наш сын отправляется в тюрьму. – Королева изящно подхватила с блюда мандарин и принялась медленно его чистить.
Что характерно, ни она, ни император друг на друга до сих пор не взглянули.
– Ну что вы, Драгоценная! Ичи последнее время много работал над государственными проектами, ему необходим отдых.
О как! Переворот – это государственный проект.
– В таком случае я отправлю с Ичи моих лекарей, – сказала королева.
Император снова посмотрел на плосколицего и поинтересовался:
– А это чудо природы в их число тоже войдет?
Повисла пауза. «Чудо» улыбалось, я ела, королева чистила уже второй мандарин.
– Это чудо, о Благословенный, – сказала она наконец, – зовут Угэдэ́й. Он приехал с границ вашей прекрасной империи и рассказал мне страшные вещи, от которых меня до сих пор мучают кошмары.
– Ну так пусть и мне расскажет, – воодушевился император. – Я люблю кошмары.
Но Угэдэй застеснялся и не стал ничего говорить. Королева взмахом руки отправила его в угол, к ширме, и протянула императору мандарин, на который «папа» уставился как на таракана, а потом взял и брутально раздавил. Прямо на мою дощечку с мясом.
Мать эту дощечку немедленно смахнула и строго так на меня взглянула.
– Ичи, я думаю, тебе хватит. Обязательно напиши, как доберешься до монастыря. И я все же отправлю с тобой моих гвардейцев.
– Как вам будет угодно, – отозвался император, глядя, как с ломтиков мяса стекает мандариновый сок.
– Благодарю, матушка, – улыбнулась я и, опустившись перед ней на колени, поцеловала руки.
– Ну-ну, Ичи, – рассмеялась королева. – Береги себя, любимый.
Я не торопилась уходить и успела увидеть, какой взгляд император бросил на бывшую любовницу, смотревшую только на меня. Кажется, он до сих пор ее любит. Возможно, даже очень любит. Наверное, так же я смотрела на Ли и не смотрела, когда прогоняла…
В монастырь – и впрямь под боком у столицы – меня доставили уже к вечеру. Мамины солдаты недобро косились на императорских, а те в ответ роптали, и я все ждала, когда начнется драка. Увы, не началась.
Свиты со мной не было, кроме верной Рен. Чья верность, если честно, начала вызывать вопросы даже у меня. Выполнять мои приказы максимально быстро и эффективно – это еще допустим. Но умереть за меня? Да неужели? Спали они с принцем всего пару раз, до моего, хм, появления, как я поняла, но и только. Особой чистой и вечной любви между ними не было, да и не могло быть.
Самое время было задаться этим вопросом, но меня потряхивало после семейного обеда. И сильно снедало любопытство: мы ехали в крытой повозке, запряженной не лошадьми, а быками, а вокруг, когда кончился город, раскинулись поля. Бескрайние поля высокой травы, по которой ветер гнал зеленые волны, и над всем этим висело голубым шатром небо. Я мечтала выбраться из душной повозки и пробежаться по траве. Забыть, что на мне снова белое одеяние – для покаяния. И не думать, что вот-вот между солдатами вспыхнет драка. И кому, интересно, ее разруливать, как не принцу?
Почему меня просто нельзя оставить в покое? Император мог бы сослать меня в какую-нибудь далекую провинцию, дать ее в управление – чисто номинальная должность, например, а руководил бы ею императорский наместник. И никуда бы я не дергалась, так бы далеко жила, что убийцы бы меня не достали и вообще бы никто не достал. Наверное, подобное место только на том свете существует.
Рен всю дорогу пыталась развлечь меня анекдотами о слугах, и некоторые были даже смешными, но большую часть времени я смотрела в квадратное окошко, приподняв бамбуковую занавеску, и думала о том, как все это несправедливо. Кто-то же отправил меня в это тело? Не дал спокойно умереть. Подарил второй шанс? Да бросьте! Будто я не понимаю, что в этой игре я не более чем пешка.
Монастырь в моем воображении представлялся этакой каменной громадой, как средневековые европейские храмы. Закроются за мной ворота, а потом двери кельи – и все, кирдык. Прирежут тихонечко, никто и не вспомнит. Разве что королева, но она осталась в столице.