А он почему-то не исчез.
Ли шагнул ко мне – краем глаза я заметила, как лунный луч сверкнул на его клинке, и тот вспыхнул. В его руке был серебряный кинжал с простой рукоятью и вязью иероглифов, похожих на те, что опоясывали эту темницу и горели, пока император не умер.
Ли встал передо мной на колени и тихо позвал:
– Госпожа?
– Уйди, – прошептала я.
– Госпожа, мне нужны ваши волосы.
Что?
Ах, ну естественно, не я же! Сейчас скальп снимет и уйдет. Как в лагере Плащей, когда ему плевать было, что со мной сделают.
Я попыталась отодвинуться, но для двоих места в темнице оказалось мало, поэтому я просто уперлась спиной в стену и сидела так, смотря на Ли. Он все еще был для меня как источник, ненавистный, но все равно желанный. Надо же, я и не знала, что так бывает. Как можно любить кого-то и в то же время ненавидеть?
Ли отрезал у меня длинную прядь – она казалась змеей в неверном лунном свете – и подошел к столику с моей незаконченной запиской. Хитро скрутил эту прядь и что-то прошептал, приложив к ней свиток с заклинанием.
Вдруг повеяло ветром – чистым, душистым ветром с разнотравья. Ли отошел, а у стола остался сидеть… принц. Конечно, не настоящий – всего лишь моя копия. Левым боком он привалился к стене и невидяще смотрел, как чернила растекаются по рисовой бумаге. В темнице было тихо, и я точно помню, что этот принц не дышал.
Ли встряхнул руками – мягко засветилось, поймав блик лунного луча, кольцо со змеей у него на пальце – и шагнул ко мне, сняв прикрепленную к поясу кожаную флягу. Я услышала плеск воды, и это был самый красивый звук (исключая голос Ли), который я когда-либо слышала. Он завораживал. Ли поднес флягу к моим губам.
С тяжелым вздохом я сжала зубы и отвернулась. Это было безумно сложно, ведь я очень хотела пить, но я еще не до конца потеряла рассудок и знала, к чему это приведет – меня просто будут снова мучить. И сделает это Ли.
– Госпожа, – позвал он. – Пейте.
– Уйди, – шепнула я.
«Оставь меня в покое, хватит!» – сказать это не хватило дыхания.
Мой бывший телохранитель осторожно раздвинул горлышком фляги мои губы и поднял ее так, чтобы вода потекла мне в рот. Это было уже сильнее меня: я сделала глоток, а потом не смогла остановиться. Вода и впрямь была чудесной. Наверное, самой вкусной в моей жизни. Обычная вода.
Хотя кое-что я все-таки смогла. Когда фляга опустела, я не стала делать последний глоток, а набрала полный рот и, когда Ли убрал флягу, плюнула. Ли спокойно утерся рукавом и поймал меня за запястья, когда я попыталась вытащить его кинжал, но из-за слабости руки не слушались. Я и встать бы не смогла, но, пожалуй, мне хватило бы энтузиазма заколоться. Только Ли рассудил иначе – перехватил меня за плечи, легко поднял, практически уложив себе на спину, и вынес из темницы.
Помню, как он одной рукой держал меня, а другой тщательно запер дверь. С трудом, потому что я норовила одновременно и упасть, и откусить ему ухо. На большее меня не хватало – даже на простое «уйди». Потом на меня накинули плащ, и свет на какое-то время померк… Возможно, я просто потеряла сознание. Или заснула. Кажется, в той воде что-то было, вроде снотворного.
Очнулась я из-за того, что меня уронили. Боль была какой-то глухой, затуманенной, как и все ощущения. Звуки приходили ко мне словно сквозь вату, а смазанные серые тени кружились, будто кто-то потряхивал фонариком, тусклые клинки то и дело загорались в лучах луны. Один, звякнув, упал рядом. Из последних сил я потянулась к нему, рукоять оказалась липкой от крови.
Требовалось немедленно прийти в себя, но я не ела четверо суток, впервые напилась лишь недавно и наверняка какой-то отравы. Меня мутило и обязательно стошнило бы, да нечем. С большим удовольствием я откинулась бы на серые плиты двора, закрыла бы глаза и умерла. Но иногда мне кажется, что инстинкт самосохранения в этом мире – мое второе «я». Не могу я расслабиться, когда меня убивают.
Когда надо мной наклонился кто-то, заслонив луну, я не стала разбираться, кто это. Выбросила вперед руку с кинжалом, почувствовав, как клинок вошел во что-то податливое и мягкое, и инстинктивно откатилась в сторону, уворачиваясь от падающего тела. Это мог быть Ли, но тогда мне было плевать. Пожалуй, окажись это он, я бы и его с удовольствием прирезала. В тот момент я плохо соображала.
Следующего склонившегося надо мной человека я полоснула по ногам чуть выше колен, как раз где заканчивались голенища сапог. На ногах столько важных сосудов, что кровь брызнула, как из крана.
Меня схватили за руки, потянули в сторону и выкрутили запястья, заставив уронить клинок. Я заметила, что это был не Ли, и без задней мысли вывернулась и цапнула человека за ухо. Державший меня заорал, разжал руки, и мы вместе повалились на плиты, потому что я его ухо не выпустила. Как только не отгрызла?
И отгрызла бы, не врежь он мне в лицо. Нос чудом уцелел, зато скулу, помню, сильно обожгло.
– Проклятый ублюдок! – выругался кто-то с акцентом.
– Силен, – заметил кто-то еще, кого я также не знала.
Этим голосам вторили удивленно:
– Говорили, он похож на девчонку.
– А разве нет?
Все это было как будто не про меня. Я сжалась в комок, закрывая руками голову.
– Госпожа, – шепнули мне, снова поднимая, на этот раз аккуратно. – Госпожа, позвольте, это я.
«Ах ты!» – торжествующе подумала я и двинула ему лбом в нос. То есть попыталась, потому что получилось слабо: голова загудела почему-то у меня, а его руки в ответ нажали на моей шее на что-то, от чего я отключилась уже окончательно. Ну почти. Помню, мы куда-то скакали. В ушах свистел ветер, превращаясь в чей-то вой, а я сидела в седле впереди Ли, и моя голова покоилась на его плече. Было очень уютно. Он потрясающе пах луговым ветром.
Очнулась я в шатре, который нисколько не напоминал императорский или шатер королевы Лянь, в котором я отдыхала, пока мы ехали в столицу. Наверное, так и должна выглядеть юрта: абсолютно круглая, с конусовидной крышей, в центре которой светилось круглое окошко для солнца, где сходились деревянные прутья каркаса и была откинута козья шкура.
Шатер был широк, а шкуры-стены выделаны так искусно и так же мастерски разрисованы оранжевой краской, словно это были и не шкуры вовсе, а дорогие обои. Геометрические узоры вязью то сходились, заставляя треугольники перед моими глазами танцевать, то расходились, превращаясь в ромбы. Это завораживало, и я долго не могла оторвать взгляд от росписи. Голова была тяжелая, в ушах шумело, и очень сильно хотелось пить.
Я лежала на узкой кровати, укрытая шкурами, хотя было очень жарко. Или просто у меня поднялась температура? Сильная слабость не давала пошевелиться, но пить хотелось все больше и больше. Я заставила себя приподняться на локтях.
На сундуке у кровати красовался изысканный столик – золото поверх красного дерева – и на нем, ровно посередине, возвышалась широкая деревянная чаша, тоже покрытая узорами – синими треугольниками. В чаше было что-то белое, к чему я долго принюхивалась, но все же решилась выпить. На вкус напоминало сильно перебродивший кефир. Позже мне объяснили, что это арык – здесь, в степи, его пьют даже чаще, чем воду.
Я опустилась обратно на кровать и заставила себя осмотреться. Шатер был слишком большим и пустым. В дальнем его конце возвышался еще один сундук, на котором стоял столик для письма со всем необходимым: тушь, кисти, камень для растирки, бумага. Я снова нехорошо вспомнила Рен с его «пиши, мне нравится тебя читать». Что, здесь кому-то мои записки тоже по душе?
Пол был укрыт шкурами, я оценила его пушистость, когда все-таки заставила себя встать и утонула босыми ногами в меху. Было хорошо и уютно, еще бы голова не кружилась так сильно, а в ушах не шумело…
Я была ужасно грязная, и мне срочно требовалась ванна. Правда, ее в шатре не наблюдалось, как и свежей одежды, а мой роскошный наряд, подаренный госпожой Югэи, уже несколько поблек.
Избавившись от самых ярких слоев одежды, я почувствовала себя чуть-чуть лучше. Шаровары все равно были слишком широкими и мокрыми от пота, сильно мешали ходьбе, но ничего не сделаешь. Во дворце меня бы назвали неодетой – всего-то нижняя рубаха и два халата поверх, но мне было плевать.
Хуже всего то, что у меня не было оружия. Ни шпильки, ни кинжала, ни даже яда. И в шатре не нашлось ничего, чем я могла бы защититься. Разве что чашкой по голове ударить, но она легкая и наверняка просто расколется. Это настораживало. Зачем кому-то укладывать принца в роскошный шатер и оставлять совершенно одного? И где, черт возьми, Ли?
В ушах по-прежнему шумело, но я очень скоро поняла: это не кровь и не пульс, это снаружи шатра кто-то что-то празднует. Причем на иностранном, принц не знал этот язык. Куда меня на этот раз занесло?
В шатре царил приятный полумрак, поэтому, когда я выбралась наружу, точнее, когда нашла выход, потому что его как-то хитро замаскировали местные мастера своими треугольниками, меня ослепило солнце. У выхода стояли стражники, которые покосились на меня, но путь преграждать не стали. Да и я пока никуда не спешила. Меня ошеломили гул голосов, палящее солнце и остро пахнущий травами ветер. Да, это не дворец с его тщательно выверенными душистыми запахами цветов и соловьями в клетках.
Где-то высоко в небе парил орел. Я посмотрела на него, приставив ладонь козырьком. Свежий ветер гнал облака и дергал меня за волосы, длинные и спутанные. Пожалуй, на принца я сейчас была похожа меньше всего. Скорее уж на бродягу.
Вокруг, как огромные грибы, возвышались шатры – целый лабиринт или даже город. Снаружи они были серыми, пыльными, ничего примечательного, и стояли довольно близко друг к другу, но не настолько, чтобы не нашлось места для площадки. Огораживать ее не стали, если не считать стену из зрителей, только щедро посыпали песком. И там сейчас дрались двое. Из-за чужих спин я не могла разглядеть, кто это, да и не очень-то желала, но возвращаться в шатер хотелось еще меньше, поэтому я вошла в людское море. Расступались неохотно, зато я сумела рассмотреть, что все они воины, одетые очень легко и совсем не по-имперски – кожаные штаны и кожаные куртки (мне бы такие!). И все вооружены. Кто-то только луком, у кого-то имелось копье, но большинство носили по два коротких меча или меч и кинжал. Клинки отличались от тех, к которым я привыкла: намного шире и изгиб лезвия сильнее. А кинжалы вообще напоминали арабские, изогнутые, как полумесяц. Все это я отмечала абсолютно неосознанно, пока пробиралась вперед, а потом вдруг стало совсем не до того. Я все-таки отыск